И никого не стало - Ника Варназова

из муравьёв-фуражиров, готовых наполнить найденной пищей свои зобики и вернуться в муравейник, чтобы накормить королеву, а затем и нянек со строителями.

От мысли, что благодаря небольшой помощи работягам теперь не придётся взбираться на куст лишние несколько раз, Гурий слегка улыбнулся.

— Надеюсь, вы, ребята, когда-нибудь научитесь писать книги и задокументируете наше существование, — прошептал он, бросая на землю третью ягоду. — А может, среди вас уже появились те, кто думает, будто и муравьи не достойны жизни?

Глубоко в малиннике или где-то за ним послышался шорох. Гурий замер. Он опасался даже повернуть голову и потому до боли скосил глаза, пытаясь увидеть источник звука. Судя по тому, как закачались и затрещали ветки кустов, это было довольно крупное животное — навряд ли взрослый медведь, но вполне возможно, детёныш. А рядом с маленьким медвежонком всегда должна быть мать. Бабушка Ева не уставала напоминать, что опаснее медведицы с выводком в лесу никого не встретить.

Гурий медленно потянулся к ружью, но прежде, чем он успел дотронуться до него, из-за куста выглянула серая желтоглазая морда. Взгляд крупного волкособа казался укоризненным, едва ли не обиженным, будто зверь был разочарован тем, что его не узнали по походке.

— Ну ты и гад, Мишка! — возмутился Гурий. — Не мог гавкнуть пару раз, а не подкрадываться?

Пёс то ли фыркнул, то ли чихнул, а затем игриво склонил голову и улёгся на бок, подставляя для почёсываний мохнатый живот. Потрепав густую шерсть, Гурий нащупал на шее Мишки ошейник и крепко закреплённую на нём записку. Он развернул её, не обращая внимания на ворчание животного, настроенного на нежности.

«Людмила пропала. Ищем восьмой день. Передайте Георгию, Жанне и Бакиру».

Гурий мчался домой так быстро, будто в письме был призыв о помощи, а не уведомление, хоть и печальное, но не требующее ничего. Мишка бежал рядом, недовольно потявкивая, но понимая, что сейчас не лучшее время подвернуться под ноги или дурашливо тяпнуть за штанину.

— Да сколько ж можно?! — взвыл Виктор Иванович и в сердцах ударил кулаком по останкам очередного карточного домика, который рассыпался от резкого хлопка двери.

Запыхавшийся Гурий, ни слова не говоря, протянул старику записку.

— Что случилось? — испуганно спросила прибежавшая на шум Ева, отряхивая с рук мелкие комья земли.

Лицо Виктора словно окаменело. Он, не моргая, смотрел на клочок бумаги, во взгляде не читалось ни намёка на какие-либо эмоции. Старушка заглянула ему через плечо и тихо ахнула, прижав ладонь к губам.

— Сообщу девочкам, — прошептала она и поспешила наверх.

Виктор Иванович медленно откинулся на спинку кресла. Записка с хрустом смялась в его подрагивающем кулаке.

— Вот так, мой мальчик. Так и приближается конец человечества.

— Может, она ещё жива! — воскликнул Гурий. — Прошла всего неделя, пока рано сдаваться!

По лестнице послышались неуверенные шаги — это спускались Диана и Белка, игнорируя попытки Евы поддержать их под руки. Старик мельком взглянул на них и снова опустил голову.

— Значит, Людмила погибла? — тихим голосом спросила Диана, садясь рядом с ним.

— Погибла? — Виктор мрачно усмехнулся. — Нет уж, голову даю на отрез, что её убили зелёные. Добрались-таки, сволочи!

Гурий со злостью ударил по колену кулаком.

— Да не верю я! Откуда здесь им взяться? Тётя Люда могла сломать ногу или упасть в овраг…

— Или её загрызли волки, — поддержала Белка. — Их так много в последнее время…

Виктор Иванович резко подался вперёд, его глаза горели таким гневом, будто он был готов задушить всех, посмевших спорить.

— Будь я проклят, если поверю в несчастный случай, — прошипел он. — Такого бойца и лидера, как Людмила, не было и не будет! Ей ни зверь не страшен, ни…

Старик вдруг поник, так и не закончив фразу, съёжился и обхватил голову руками.

— Потеряв её, мы всё равно что потеряли половину людей, — его севший голос был еле слышен.

Диана протянула дрожащую руку, чтобы дотронуться до спины Виктора Ивановича, но в следующим миг передумала и отдернула её. Белка и вовсе не поднимала глаз, как будто боялась навлечь гнев. Казалось, только бабушка сохраняла хладнокровие. Она наклонилась к старику, настойчиво заглядывая в его лицо, хотя он попытался отстранить её от себя и даже грубо прикрикнул. Но вопреки ожиданиям, Ева не стала подыскивать сочувственные слова, а принялась отчитывать его, словно это поведение было какой-то блажью.

— Прекрасно понимаю, что тебе тяжело принять её смерть, но хотя бы не накручивай себя и других! Посмотри на детей, им и так несладко!

— Где тут дети? — машинально вскинулась Белка, но тут же в смущении замолкла, не став, как обычно, напоминать, что и она, и Диана не первый год как совершеннолетние.

— Да, Людмила всегда была сильной и ловкой, — продолжала старушка, — однако не стоит забывать, что возраст рано или поздно берёт своё. Ей больше пятидесяти! Сердце не то, кости не те! Банальное давление может…

— Не может! — рявкнул Виктор Иванович и с такой силой шмякнул ладонью по столу, что в нём с треском надломилась какая-то тонкая дощечка. — С кем угодно, только не с ней! Эта женщина в одиночку расправилась с шатуном, имея один лишь нож! А какие она устраивала вылазки! Мы выносили огромные количества припасов под носом у патрульных дронов, и ни разу — слышишь, бабка, ни разу за все сорок лет, что я её знаю — не случалось ничего, с чем она не могла бы справиться. А дерьма случалось — захлебнёшься! И после всего этого ты думаешь, что Людмилу прикончил какой-то сердечный приступ?!

— Да, гринпис тебя побери, думаю! — со злостью закричала Ева. Когда она переходила на повышенные тона, её голос резко менялся: от обычной мягкости не оставалось и следа, а каждое слово звучало, как раскатистое проклятие.

Гурий обхватил голову обеими руками, прижимая ладони к ушам, и зажмурился. Ему тошно было смотреть на искажённое лицо Виктора Ивановича, на рассерженную бабушку, растерянных Диану с Белкой, и уж тем более — слушать эти крики.

— Хватит уже! — взмолился он, хотя совсем не был уверен, что на его слова хоть кто-то обратит внимание. — Вы даже не знаете наверняка, мертва она или нет!

Как и ожидалось, никакой реакции не последовало: старики переругивались, не замечая больше ничего вокруг. Только Диана бросила сочувственный взгляд напоследок, прежде чем они с Белкой ушмыгнули обратно наверх.

За дверью жалобно скулил Мишка, не понимая, почему люди кричат вместо того, чтобы покормить его, пробежавшего, между прочим, приличное расстояние.

Потеряв терпение, Гурий вскочил и вклинился между Виктором и Евой, у которой от ярости уже начали трястись плечи.

— Заткнитесь