Гадкие, лживые фейри (ЛП) - Блэкберри Сабрина

— Повеселись. Спасибо, что подвезла!

Она послала мне воздушный поцелуй, затем взяла бокал шампанского с проносимого мимо подноса и растворилась в толпе. Последовав её совету, я переключила своё внимание на еду.

Ах, чёрт возьми, еда.

Повсюду были разные виды фруктов, сыра и мяса.

Пирожные со сложными украшениями были сложены высокими стопками на фарфоровых подносах. Мне пришлось удержаться от того, чтобы не отломить голову резному шоколадному лебедю — как бы заманчиво это ни было, вероятно, лебедь предназначался для украшения. Даже тарелки выглядели дорого, с монограммами и позолоченными краями.

Наложив закусок, которые у меня, вероятно, никогда не будет возможности попробовать снова, я пошла любоваться искусством. Тот, кто собирал всё это вместе, уделил особое внимание деталям, которые я оценила. Еда была восхитительной, мягкое звучание фортепиано было идеальным, а декор был ошеломляющим, но сами предметы искусства были ужасными. Картина за картиной измученных серых пятен тянулись вдоль стен главной галереи. Может быть, я мало что знала о современном искусстве, но всё выглядело так, как моя двухлетняя племянница могла бы сделать в детском саду.

Медленно шагая вдоль стены, останавливаясь у каждого холста, пытаясь найти что-нибудь интересное, мой разум блуждал так же бесцельно, как и ноги. После того, как большая часть моих закусок закончилась, я огляделась, пытаясь найти Кэнди. Из-за стены я наблюдала за ней на танцполе, где она прилипла к парню с слишком большим количеством геля в волосах. Между танцами она общалась со всеми, кто был достаточно близко, чтобы участвовать, задавая им вопросы об их одежде в типичной для Кэнди манере. Она наслаждалась вниманием; я видела победу в её глазах. В жизни Кэндис было две страсти: мода и люди. С улыбкой я сунула в рот миниатюрную вишневую тарталетку, наблюдая за ней. Какими бы разными мы ни были, она процветала в своей стихии, и я была счастлива быть здесь, когда она сбавит обороты, наслаждаясь едой и тихой прогулкой в одиночестве по галерее.

Кэндис заметила меня у стены и подмигнула. Смеясь, я вышла оттуда раньше, чем она смогла бы затащить меня на танцпол.

Выйдя из главного зала к другой экспозиции, я притворилась, что нахожусь во всемирно известном музее, осматривая окружающие меня сокровища в секретные часы после ухода посетителей. Это была постоянная коллекция Дюбуа, не одна из вечно меняющихся специальных выставок, переходивших из галереи в галерею, а одноименная L’Atelier Rouge. Большинство гостей, вероятно, видели эти картины раньше или им было всё равно, но я никогда не видела их вживую. Итак, я шла и жевала кростини1, сожалея об обуви, выбранной Кэндис. Через некоторое время я остановилась у стены в особенно тёмном углу, чтобы отдохнуть, спрятаться и поесть.

— Красиво, — произнёс хриплый голос прямо над моим плечом.

Звук испугал меня; я резко обернулась и увидела стоящего там мужчину в отлично сшитом костюме. Его тёмные волосы были длинными и зачёсаны назад, в изумрудных глазах светилось веселье. Широкий, но не громоздкий, высокий и достаточно уверенный, чтобы присоединиться к картинам на стенах. Это создание было ходячим грехом.

— Что? — ответила я, сглотнув.

— Картины. Вы так не думаете?

Ставя тарелку на стол позади себя, я надеялась, что он не видел, как я набиваю рот.

— Да.

Его смех был низким, приятным звуком, от которого у меня по спине поползли мурашки.

— Гораздо лучше, чем серое уродство в передней части, но полагаю, что это то, что сейчас «модно».

Я фыркнула и, тут же почувствовав, как жар хлынул мне в лицо, хлопнула ладонью по рту.

— Вы впервые в L'Atelier Rouge? — спросил он, к счастью, не смеясь над моей реакцией.

Его низкий, уверенный тон был мне по душе.

— Да.

Был ли этот мужчина каким-то образом единственным интровертом на этой вечеринке? Возможно, коль уж он не находился в главной комнате с остальными гостями. Или, может быть, ему нравилась здешняя атмосфера. Я сужу по себе, ведь это то, что привлекло меня к музейным исследованиям.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Чудесно. Вам понравилась бы частная экскурсия? — на его губах заплясала озорная игривость.

— Вы много знаете об искусстве? — спросила я, подходя к одной из картин.

Я мягко улыбнулась, осторожно интересуясь, к чему всё это клонится.

— Я на это надеюсь, — его глаза сверкнули, и он сократил расстояние, которое я только что установила между нами. — Я владелец галереи. Пожалуйста, зовите меня Девин.

— Это всё объясняет. Я Тея, приятно с вами познакомиться. Экскурсия была бы чудесной; я не так хорошо знакома с современным искусством, но эта коллекция прекрасна.

Моя фраза, казалось, застала его врасплох.

— Должен ли я предположить, что вы знакомы с другими эпохами искусства?

Я перевела взгляд на ближайшую картину — лесной пейзаж.

Тепло поползло вверх по моей шее в явном знаке того, что я была опасно близка к тому, чтобы начать волноваться, либо из-за застенчивости, либо из-за влечения к Девину, либо из-за того и другого.

— По сравнению с вами, я уверена, лишь слегка. Этой весной я получила диплом по истории. Музейные исследования.

Девин приподнял бровь и бросил на меня оценивающий взгляд.

— Как интересно, в последнее время я задумался о том, чтобы показать больше истории галереи.

— Учитывая, что оригинальная студия всё ещё стоит на месте, думаю, это замечательная идея, — взволнованно сказала я. — У вас есть другие оставшиеся артефакты? Информация о первоначальном владельце? Любые сохранившиеся фотографии были бы удивительным дополнением к экспозициям. Из всего этого получилось бы интересное… о.

Прикусив внутреннюю сторону щеки, чтобы остановить восторженный лепет, который я извергала, я прочистила горло.

— Экскурсия была бы чудесной.

Отточенное самообладание Девина немного испарилось в пользу резкого смешка.

— Тогда разговор в другой раз.

Его взгляд переместился с меня на картину, перед которой я стояла ранее, заставив меня замереть, когда он слегка наклонился, чтобы кивнуть в её направлении.

— Эта серия содержит некоторые из самых ранних пейзажей Дюбуа, и это один из первых случаев использования этой техники во всей его работе с текстурой воды.

Экскурсия была больше похожа на беседу, и она легко протекала между нами. В картинах было что-то завораживающее, отчего хотелось продолжать вглядываться в них. Волшебные, причудливые мелкие детали, которые естественным потоком притягивали ваш взгляд к холсту. Когда мои глаза не были прикованы к картинам, я обнаружила, что они устремляются к Девину, когда мы шли. Я поглядывала на его сильный, скульптурный профиль, пока он рассказывал об истории произведений.

Он провёл меня по выставке, показывая картину за картиной с непринужденным любопытством, пока мы не дошли до самой дальней стены. Я была словно в трансе — следила за каждым его словом в тихой галерее.

— Здесь вы можете увидеть разницу в его более поздних работах. Например, — он сделал размашистое движение рукой, — это была одна из последних работ Марселя. Ближе к концу своей жизни он утверждал, что видел что-то в лесу. Сказки оживают.

На картине была изображена тёмная линия деревьев за рядами великолепных розовых лилий, солнце сияло на траве. За ветвями чернота контрастировала с солнечным полем. Жуткие глаза выглядывали из-за стволов деревьев. Они были настолько незаметны, что я почти не заметила бы их, если бы мне на них не указали. Это показалось мне странным, учитывая реалистическую природу других картин.

Девин пошевелился, и нежный аромат его древесного одеколона коснулся моего носа. Он отступил назад и указал на другую картину. С этой точки обзора картины приобрели фантастические элементы.

Крылья, уши, глаза — всё спрятано, как будто сам Дюбуа видел их только краем глаза. И Девин вкладывался в каждую картину, зная её историю, где находился пейзаж и когда при жизни Дюбуа написал его. Его было интересно слушать, и моё жадное любопытство только росло, по мере того, как мы изучали коллекцию.