Верховные судороги - Кристофер Бакли

Копайте глубже, приказал Черным Всадникам сенатор Митчелл. Или копайте себе могилы. И они, омерзительно повизгивая, поскакали вдаль.

В итоге на второй день посвященных кандидатуре Куни сенатских слушаний сенатор Митчелл, приятно, как и всегда, улыбнувшись, спросил:

— Судья Куни, вы, насколько я понимаю, знакомы с фильмом «Убить пересмешника»?

Судья ответил: да, он совершенно уверен, что видел этот фильм, еще когда учился в школе.

— Связано ли с ним что-либо такое, о чем вы хотели бы… поведать комитету?

Лицо судьи Куни выразило недоумение. Поведать? Он не совсем понял вопрос.

Сенатор Митчелл поднял перед собой листок бумаги — с таким видом, точно одно прикосновение к нему способно навеки замарать пальцы.

— Вы узнаете этот документ?

Только не с такого расстояния, ответил судья Куни, теперь уже совершенно сбитый с толку.

— В таком случае позвольте мне освежить вашу память, — произнес сенатор Митчелл.

Огромная аудитория, следившая за слушанием, затаила дыхание, гадая, какой радиоактивный материал отрыл сенатор Митчелл, дабы вменить его в вину безупречному кандидату. Материал оказался рецензией на фильм, которую двенадцатилетний Куни написал для школьной газеты. «В целом картина хорошая, — процитировал сенатор Митчелл, — однако в ней есть скучные места».

Подняв глаза от документа, сенатор Митчелл снял очки, помолчал, словно стараясь совладать со слезами, философически покивал и попросил:

— Так поведайте же нам, судья, какие именно эпизоды фильма «Убить пересмешника» вы сочли, цитирую, «скучными»?

В заключительном слове, произнесенном им после нескольких потраченных на показательную порку кандидата дней, сенатор Митчелл сказал, скорее с грустью, чем с гневом, что его «чистая совесть не позволила ему проголосовать за человека, который вполне может в первый понедельник октября явиться в Верховный суд облаченным не в черную судейскую мантию, но в белый балахон ку-клукс-клановца».

Что и стало концом судьи Куни. Председатель же Комитета по вопросам судопроизводства выступил с заявлением, вежливо попросив Белый дом «представить нам кандидата, относительно которого мы сможем прийти к единому мнению».

Президент Дональд П. Вандердамп подавил искушение пронестись по Пенсильвания-авеню и засунуть микрофон сенатора Митчелла в то отверстие его тела, которое для микрофона изначально не предназначалось, проглотил то, что еще осталось от его гордости, и приказал подчиненным найти другого кандидата на место в Верховном суде, предпочтительно такого, который, обучаясь в начальной школе, рецензий на фильмы для газеты не писал. И по прошествии должного времени предложил кандидата номер два, члена апелляционного суда штата Нью-Йорк, судью по фамилии Берроуз.

Судья Берроуз обладал такими достоинствами, что в райские врата его наверняка пропустили бы в обход живой очереди. И Черные Всадники снова занялись эксгумациями и снова вернулись с них, беспомощно скуля. Хобби, которому Берроуз посвящал свободное от работы время, — хобби, представляете? — было таким: он бесплатно, ради блага общества, давал юридические консультации обитателям тюрем штата Нью-Йорк. Он потерял ногу, выпрыгнув над Вьетнамом из своего подбитого истребителя Ф-4. Ни одно из принятых им решений оспорено не было. Он состоял в браке с беженкой из Вьетнама. И они усыновили двух руандийских сирот.

Лоб сенатора Митчелла, просмотревшего досье Берроуза, пошел суровыми складками. Да, случай не из легких. Он опять науськал Черных Всадников, те, мерзостно поскуливая, удалились и на сей раз вернулись не с пустыми когтями. Им удалось отыскать женщину, которая встречалась с Берроузом, когда он был еще гардемарином Военно-морской академии США. Сенатор Митчелл разулыбался и выдал Всадникам по кусочку сахара.

— Судья Берроуз, — осведомился сенатор Митчелл, — говорит ли вам что-нибудь такое-то и такое-то имя?

Судья Берроуз взглянул сенатору в глаза — спокойно, но холодно — и ответил, что, по его мнению, это имя никакого отношения к чему бы то ни было не имеет.

— Боюсь, в этом вопросе судьями — прошу простить меня за каламбур — следует быть нам, — столь же холодно известил его сенатор Митчелл.

В ходе дальнейших расспросов ему удалось с прискорбием установить, что судья Берроуз действительно встречался с мисс Такой-то и Такой-то, более того, что в один прекрасный день она сочла себя забеременевшей.

В комитетском зале вновь наступила тишина.

— Судья Берроуз, — произнес сенатор, — мне и вправду очень неприятно спрашивать вас об этом, но такова моя работа… Правда ли, что вы попытались отговорить мисс Синклер от аборта?

Нет, ответил судья Берроуз. Ничуть. Он сказал ей, что готов поступить как порядочный человек, жениться на ней и растить ребенка. А затем выяснилось, что она вовсе и не беременна.

На следующий день сенатор Митчелл объявил, что его чистая совесть не позволила ему проголосовать за человека, который столь «маниакально» противится праву женщины на выбор, освященный решением по делу «Роу против Уэйда».[5]

Чем и завершилась недолгая карьера судьи Берроуза в Верховном суде.

В тот вечер обычно спокойный президент Дональд П. Вандердамп прошагал к ожидавшему его на южной лужайке Белого дома вертолету с таким, по описанию одного репортера, видом, «точно он готов был пооткусывать головы пяти курам подряд». Он не простился, как делал обычно, взмахом руки с толпой провожающих. И даже его золотистый ретривер по кличке Дуайт, дружелюбный, спокойно дававший любому погладить себя пес, казалось, готов был впиться клыками в первую попавшуюся лодыжку.

Далеко не один историк, посвятивший себя изучению президентства Вандердампа, успел порассуждать о том, что последующие события вполне могли и не произойти, если бы поздним вечером той пятницы президент, находившийся в своем именуемом Кемп-Дэвидом прибежище, не включил телевизор. Однако президент его включил. И надо сказать, далеко не каждый перебор телеканалов приводит к последствиям столь значительным.

В своем устном рассказе, который хранится в «Президентской библиотеке Вандердампа», расположенной в городе Вапаконета, штат Огайо, президент Вандердамп поясняет, что пытался найти в тот вечер канал, по которому показывают боулинг. И поскольку человек он отнюдь не двуличный, причины не верить ему у нас отсутствуют. Если не считать программ, посвященных новостям и боулингу, телевизор президент почти не смотрел, предпочитая этому времяпрепровождению решение кроссвордов и чтение детективов. Он уверяет, что никогда прежде не видел «Шестого зала суда» и даже не слышал о нем, даром что это шоу входило на телевидении в десятку самых популярных.

Так или иначе, вечер той пятницы застал президента в его прибежище посреди гор Катоктин одиноко лежащим в постели с верным псом Дуайтом и чашкой мороженого, перемешанного с измельченной черной малиной, — существует в штате Огайо такой деликатес. Первая леди почтила в тот вечер своим присутствием обед в Нью-Йорке, имевший целью привлечь внимание общественности к определенной болезни. Все еще раздраженный фиаско Берроуза, президент переключал каналы в поисках приличного турнира по боулингу и наткнулся на «Шестой зал суда». Дальнейшее, как говорится, история.

Эпизод, который ему подвернулся, был посвящен истории бывшей жены, каковая, желая отомстить бывшему мужу за несправедливое, как она полагала, разделение капитала, прокралась в его отсутствие в винный погреб несчастного и, собственноручно орудуя штопором, вскрыла, одну за другой, несколько сотен бутылок удостоенного многих наград бордо, заменив вино диетическим виноградным соком, а затем снова заткнув каждую бутылку пробкой и залив оную пробку сургучом. Это одно из самых известных дел «Шестого зала суда». Принося присягу, бывшая жена жалостно поднимает вверх руку, перехваченную ортопедической скобой.

— Могу ли я спросить, — спрашивает председательствующая, судья Картрайт, — что у вас с рукой?

— Вывих запястья, ваша честь.

Судья Картрайт, даже не попытавшись скрыть улыбку, объявляет:

— Это замечание присяжным принимать во внимание не следует.

— Возражение, — произносит обвинитель. — Основания, ваша честь?

— Пока не знаю, — пожимает плечами судья Картрайт. — Но какие-нибудь непременно придумаю.

Лежавший на кнопке переключения каналов палец президента Вандердампа замер. Вскоре он, как и миллионы других американцев, почувствовал, что увлечен и захвачен. Он досмотрел шоу до конца. И обнаружил, что совершенно пленен обаянием и дерзкими манерами — не говоря уж о внешности — судьи Пеппер Картрайт.

— Пеппер? — вслух спросил себя президент. — Это что же за имя такое для судьи — Пеппер?