Шаг во тьму. Дилогия - Иван Тропов

И она пыталась. О, как она пыталась…

Я чувствовал, как она подмяла меня с краешка. Выдавливала оттуда мою волю и чуть‑чуть продвинулась, и еще чуть дальше… только не к рукам она двигалась! Не к ощущению крючка под пальцем! Что‑то другое ей было нужно!

Я вдруг понял — что, но было уже поздно.

На миг навалилось ощущение, что мои глаза — далекие дырки окон, через которые я выглядываю на мир вокруг, отодвинутый в глубь комнаты… Ловлю взглядом дом, крыльцо, спину Виктора… И вдруг какая‑то часть меня попыталась точнее представить, как расположены в пространстве эта дверь, Виктор и я сам…

Холодное касание схлынуло — и одновременно распахнулась дверь.

В сером проеме черный силуэт. Вспышка и грохот оттуда — и удар! От удара в бок меня дернуло в сторону, а вся левая половина онемела.

Ударило в низ живота и пронзило по бедру вниз, и в живот, и по ребрам вверх… В первый миг без боли, только удар и ощущение, что что‑то вошло в меня. Вонзилось растопыренной пятерней, легко проткнув меня, как раскаленные щипцы масло.

А на крыльце темный силуэт вывалился из дверей, сгустился у самых перил и снова вспышка и грохот. Виктора толкнуло назад.

Спасительное онемение ушло, бок обожгло болью, но рефлексы оказались сильнее. Мои пальцы уже не сжимали магазин, а рвали из кармана Курносого. Только почему‑то не через шерсть перчатки, а металл прижался к моей коже… Под пальцами затанцевали иглы, руку пронзило колючей дрожью, но я уже вскинул револьвер и выстрелил.

Темный силуэт отбросило к стене, а руку пронзило отдачей, как ударом тока, и целый улей загудел в руке, коля, жаля, пронзая, — больнее, чем было в боку!

Но тот, на крыльце, устоял, он поворачивал руку с пистолетом в мою сторону — и я выстрелил еще раз.

Я слышал крик, но кричал я, а не он.

Его голову дернуло назад, приложив затылком о стену, но едва ли он это почувствовал.

Слава богам… Слава богам, что я попал ему в голову… Третий выстрел я бы не выдержал.

Отдача все каталась по руке режущим эхом. Иглы рой за роем рождались под кожей и обрушивались внутрь, кромсая руку до костей, скребя о кости, размалывая их в колючую крошку…

Все‑таки я удержал револьвер в руке.

В ушах звенело от выстрелов. Сердце колотилось в груди так, что темнело в глазах. И ужасно болел бок.

Я посмотрел на Виктора. Упав на колено, рукой он отталкивался от земли. Пытался встать. Значит, ранен не смертельно.

Я посмотрел вниз. На свой живот и бедро, которых почти не чувствовал. Боль чувствовал, но она висела сама по себе. А бедро, живот — там все онемело.

Я расхохотался. Это был плохой смех, срывающийся, истеричный, но я ничего не мог с собой поделать.

Пострадал не я. Пристрелили козлорогого. Пуля ударила в стык железа и деревянного приклада и срикошетила внутрь дерева. Приклад разворотило, острые щепки воткнулись мне в бедро. Но зато пуля не дошла до живота. На расщепленном прикладе висела порванная перчатка.

Я стиснул зубы и дернул автомат, вырывая из тела зазубренное дерево. По бедру, по ноге, под штаниной, побежала горячая струйка, но не так уж и больно, если сравнивать с болью в правой руке.

Огромные иглы пронзали руку дюжинами. И все новые и новые рождались где‑то под самой кожей, перескакивая из металла в руку, и натягивались стальными нити, чтобы оборваться жалящим ударом, вгрызаясь до самой кости…

Мне хотелось отшвырнуть Курносого прочь. Хотя бы просто сунуть в карман, чтобы оборвать, металлическое прикосновение — но нельзя. Не теперь.

Я бросил автомат. Расщепленный приклад сдернул с меня и вторую перчатку. Ветер обдал холодом вспотевшие руки.

— Идти можешь?

Я оглянулся.

Виктор пытался встать, опираясь на автомат. Даже в едва брезжущем рассвете я видел, как почернел край его плаща, прилип к ноге. Но смотрел он на меня.

— Идти сможешь?! — крикнул он.

— Да… Наверно.

Я шагнул и чуть не упал. Левое бедро онемело, и вся нога была как чужая, не желала слушаться.

— Иди, — прошипел Виктор. Оскалившись от натуги, толкнулся вверх и все‑таки встал. — Туда! — Он махнул рукой на угол дома. — Не дай ей уйти!

А сам, схватившись за бок, засеменил к крыльцу, опираясь на автомат как на палку. Левая нога была как ходуля, но все‑таки я мог идти. Хромал, толкаясь правой и быстрее бросая ее вперед, пока левая не подогнулась. Теперь перетащить левую вперед, опираясь на одну правую, и снова быстрый рывок правой ногой, пока левая не успела подогнуться. Вокруг дома, который теперь кажется невероятно длинным. Прислушиваясь, нет ли холодного касания на висках. Где эта сука? Почему она затаилась?..

Я оковылял бок дома, вдоль стены, и впереди уже был второй угол, когда услышал скрип петель и стук каблуков по доскам крыльца…

И стихли. Хлопнула дверь, притянутая назад пружиной, но шагов дальше не было.

Значит, вывалиться из‑за угла — и сразу развернуться вправо, вскидывая пистолет и ловя ее силуэт на крыльце. Я шагнул…

Стена дома покачнулась, колыхнулась земля под ногами. Я споткнулся и чуть не свалился. Раскинул руки, пытаясь устоять…

На висках сомкнулись ледяные тиски.

К углу! Быстрее к углу! Вскинуть пистолет и…

Я опять споткнулся. Налетев плечом на стену, устоял, но…

Что теперь? Я должен что‑то делать. Идти? Но зачем? И куда?..

Револьвер в руке…

Боль в руке и в боку…

Я знал, что должен что‑то сделать, но что? Мысли лопались, как орешки в стальных зубах щелкунчика… Она. Она грызет меня, не щелкунчик…

Что я делал миг назад? Я никак не мог понять, что я делал только что? Что я должен делать?!

Пистолет — пули — сколько?

Три, отчитался я, потому что должен был ответить.

Палец от той клавиши, что выбрасывает барабан в сторону! Прочь от этой клавиши. Убрать!

Я сдвинул пальцы так, чтобы даже случайно не мог коснуться этой клавиши выброса. Но что‑то дрогнуло в глубине меня, почти рефлекторно: стоп! Я ведь знаю, как сбросить эти ледяные тиски. Один раз они уже почти размололи меня, но я вырвался, и что‑то было потом… Я же знаю, как это сделать… Как это кончить…

Рука с револьвером, разрываемая болью, двигалась сама по себе. Уже поднялась, дуло почти уткнулось мне в лицо, когда я вывернулся из ее хватки. На миг я стал самим собой. И тут же налетели новые тиски.

Но теперь я ее ждал. Подпустил ее щупальца, давая им почти схватить меня, почти сомкнуться — и выскользнул в последний момент.

На секунду я почувствовал ее недоумение, испуг, панику…

Я шагнул за угол, и Курносый теперь глядел не в лицо мне, а вперед.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});