Рейтинговые книги
Читем онлайн Лавина (сборник) - Виктория Токарева

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 195 196 197 198 199 200 201 202 203 ... 223

Гия кивнул. Если бы у него были деньги, он тоже перестал бы работать в редакции, а уехал на Северный полюс на метеорологическую станцию. Там мало людей и никому ничего не надо. У всех все есть.

— А теперь у нас нет ни копейки. Жена опять машинистка, а сын меня стесняется.

— Почему? — Гия не ожидая такого оборота.

— Не печатают, — шепотом сказал Вахлаков. — Говорят: «Идите домой и работайте над собой. Может быть, из вас когда-нибудь что-нибудь получится». А я пишу нисколько не хуже, чем полгода назад.

— Неприятно, — согласился Гия.

— Это еще не все, — предупредил Вахлаков. — Жена меня от своих знакомых прячет, в ванную запирает. А там сидеть не на чем и душно. Бывает, по три часа на ногах простаиваю.

— А воспитательница? — напомнил Гия.

— Она меня бросила, — сознался Вахлаков. — Зачем я ей без имени, без денег. У меня, говорит, молодых и без тебя пол-Москвы.

— Нахалка… — возмутился Гия.

— А ты знаешь, что такое воспитательница в детском саду? — грустно возразил Вахлаков. — Тридцать шесть пар валенок, тридцать шесть пальто, тридцать шесть шапок — это утро. Потом тридцать шесть тарелок, тридцать шесть ложек, тридцать шесть кружек — это обед. Потом опять тридцать шесть пар валенок, тридцать шесть пальто, тридцать шесть шапок — это прогулка. Она рассчитывала, что я как-то переменю ее жизнь.

— Ее можно понять, — согласился Гия.

— А меня? — с надеждой спросил Вахлаков.

— И вас тоже можно понять.

— Гия сидел без беретика, но в бархатной куртке, и рубашка была белоснежной. Он походил на принца в домашней обстановке.

— Сделай так, чтобы я снова стал старый, — тихо попросил Вахлаков.

— А как я это сделаю? — изумился Гия.

— Может быть, еще раз прыгнуть? Черт с ним!

— Если вы прыгнете еще раз, вам будет не тридцать, а двадцать.

— А как же теперь?

— Никак.

Вахлаков долго молчал, в его глазах жила немолодая тоска.

— Друзей у меня нет, — поделился он, — теперешние тридцатилетние мне чужды. Старым друзьям по шестьдесят — им со мной неинтересно. Семья меня стесняется.

Она бросила. И дела, считай, тоже нет.

— Это я виноват… — расстроился Гия.

— При чем тут ты? — Вахлаков махнул рукой. — Каждый человек имеет ту жизнь, которую он заслужил. Если бы можно было начать все сначала…

— У вас есть внуки? — неожиданно спросил Гия.

— Есть. Мальчик.

— Сколько ему?

— Один год. А что?

— Прыгните еще три раза, — предложил Гия — Вам станет двадцать, потом десять, потом год. Будете жить сначала. Расти вместе с вашим внуком.

— А три года исполнится, в детский сад отдадут… — задумчиво сказал Вахлаков.

Вахлаков не мог забыть воспитательницу.

Когда Гия возвращался домой, у него в буквальном смысле слова подкашивались коленки. Иногда он останавливался и, подняв голову, смотрел в небо, чтобы сориентироваться — где верх, а где низ. Он смотрел в небо и думал: что же есть счастье? Любовь? Успех? Молодость? Но любовь проходит, к успеху привыкаешь, а о молодости своей человек не знает. Люди бывают молоды, когда не знают об этом. Значит, в работе Гии нет никакого смысла. Жизнь — это только поиск счастья, а самого счастья нет.

Гие не хотелось идти домой, а больше идти было некуда. Он пошел к Паше.

Паша сидел в трусах и в майке, как футболист, клеил магнитофонную ленту.

— Что ты клеишь? — спросил Гия.

— Чайковского. Хорал.

— А что, — удивился Гия, — разве Чайковский для церкви халтурил?

— Почему халтурил? Писал. Халтурят — это когда не верят в то, что делают.

— Я тоже больше не верю в то, что делаю, — сказал Гия. — Я хотел сделать людей счастливыми, а запутал еще больше. Значит, я халтурщик.

— Ты фокусник, — поправил Паша.

— При чем тут одно к другому?.. Какое это имеет отношение?

— Имеет. Ты берешь ненастоящую любовь, ненастоящий успех и ненастоящую молодость, а хочешь получить настоящее счастье. Берешь пустую корзину и хочешь достать живую курицу. Можно показывать фокусы на сцене, а в жизни показывать фокусы нельзя.

— А что надо делать в жизни?

— Жить.

— Все проходит… — Гия махнул рукой. — И настоящая молодость и настоящая любовь.

— Не проходит, а переходит. Из одной формы в другую. Закон сохранения энергии.

— Ты сам его придумал?

— Нет, не сам. Его Ломоносов придумал.

Паша знал это из программы средней школы. Он перемотал ленту и нажал кнопку. Медленно, без сопровождения запел хор.

Гия и Паша слушали хорал Чайковского. Гия сидел, а Паша стоял, застегивая рубашку. Ему надо было ехать в таксомоторный парк.

Гия вышел на балкон, с Пашиного балкона стал перебираться на свой.

Он стоял на железных перильцах, раскинув руки по кирпичной кладке, и походил на распятие. Стоял над городом, над домами, над людьми. Сверху было только небо, а на небе звезды разной величины.

Гия подвинул правую ногу вправо, привычно слушая серединой ступни железную перекладину. Потом подвинул левую ногу вправо, но ничего не услышал. Нога ступила в пустоту. Он оторвал руку от кирпичной кладки, сильно и резко взмахнул ею в воздухе, пытаясь удержать равновесие.

Высоко, пестро заплакал хор. Вздрогнули звезды и косо полетели по разным траекториям, как огни от бенгальской свечки.

Прошло еще полгода. Наступила осень.

Вахлаков куда-то исчез. Ходили разные слухи, им мало кто верил.

Семечкин тоже исчез. Говорили, что он вернулся в Госконцерт и уехал на Север, на метеорологическую станцию.

Никто не знал, куда девался Семечкин.

А за городом, на даче у начальницы отдела кадров Елены Ивановны, выросли в саду необыкновенные яблоки. Они были крупные: величиной в два кулака, ровные, розово-желтые с постепенным и точным растяжением цвета.

Люди несли со станции в наволочках сахарный песок для варенья, везли на тачках воду из колодца. То и другое тяжело было нести и везти по жаре.

Но когда люди видели яблоки, они останавливались и смотрели долго и молча, не испытывая зависти. Они смотрели и думали о том, что природа, должно быть, разумна, если она создала такое совершенство, которого так не хватало людям.

«Где ничто не положено»

У меня есть приятель, которого зовут Дориан. Он постоянно занят тем, что ищет смысл жизни, и презирает меня за то, что я не делаю этого. А я действительно не ищу. Я его знаю.

В данную минуту я сижу за столом, гляжу на своего ученика и думаю о том, что надо будет пойти и взять у Дориана ключ от его однокомнатной квартиры.

Я заранее знаю, какой у нас будет с Дорианом разговор, и мысленно проговариваю текст про себя. Пока я готовлюсь к предстоящей беседе, мой ученик Миша Косицын играет сонатину Клементи.

— Четыре и, раз и, два и… — гнусаво считает Миша и колотит по желтым потрескавшимся клавишам. Локти у него висят, пальцы стоят неверно. Надо бы подойти, поправить руку, но мне лень подниматься.

Сижу и думаю о предстоящем свидании.

Мы познакомились вчера в метро. Я запомнил имя — Гелана, я никогда раньше такого имени не слышал. И запомнил шапку — таких я тоже раньше не видел. Если Гелана придет сегодня в другой шапке, я просто не узнаю ее.

Я очень люблю бывать в обществе женщин. С ними я чувствую себя талантливее и значительнее, чем это есть на самом деле. И женщины любят бывать в моем обществе, потому что у меня хороший характер. Я ни от кого ничего не требую, и со мной легко.

— Дальше, — говорю я Мише. — Что там у тебя дальше!

— Ригодон, — тоненьким голосом отвечает Миша.

— Выучил? — спрашиваю, хотя понимаю, что вопрос этот праздный и риторический.

— Я учил, — говорит Миша, и уши у него становятся красными.

— Выучил или нет? — снова спрашиваю я и гляжу на часы. До конца урока осталось десять минут. Я предпочел бы не дожидаться конца, но за дверью сидит Мишина бабушка и тоже, наверное, смотрит на часы.

— Пожалуйста, — говорю я.

— Три и раз… — кричит Миша. Я понимаю, что мелодии он не слышит совершенно, а процесс счета его занимает гораздо больше, чем процесс игры.

В евангелии от Матфея сказано: «Где ничто не положено — нечего взять». В моих учениках, за редким исключением, ничто не положено. Почти все они без слуха, почти все провалились в музыкальной школе и теперь учатся в клубе просто так, для себя. Вернее, не для себя, а для своих родителей.

— Ре-диез, — поправляю я и снова смотрю на часы.

Миша перестает играть, глядит сначала на правую руку, потом на левую. Он не понимает, где нужно взять ре-диез.

— Хватит, — не выдерживаю я. — В следующий раз то же самое.

Миша поднимается из-за пианино розовый и взмокший. Он стоит, смотрит в пол, мучаясь и мечтая выскочить скорее из класса. Я мечтаю об этом же самом, но почемуто задерживаю своего ученика. Я говорю ему о пользе учения вообще и музыкального образования, в частности. О гармоническом развитии личности. О том, что сейчас Миша этого не ценит, а когда вырастет большой и сумеет оценить, — окажется уже поздно. И вот тогда-то Миша не сможет укусить свой локоть, который тем не менее будет очень близок.

1 ... 195 196 197 198 199 200 201 202 203 ... 223
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Лавина (сборник) - Виктория Токарева бесплатно.

Оставить комментарий