Собрание сочинений в десяти томах. Том 7 - Юзеф Игнаций Крашевский

ее и комнату. Грозно сдвинув брови и насупившись, старая воспитательница хотела было громко крикнуть и обругать нарушившего ее покой, как вдруг дверь отворилась настежь, и перед ней предстал Мацек Боркович.

Конрадова, узнав его, не могла скрыть беспокойства и страха, которые овладели ею при виде этого навязчивого господина, с которым ее связывало столько неприятных воспоминаний. У него было веселое, торжествующее, даже дерзкое выражение лица; он вошел со смехом и приблизился к старухе, дрожавшей от испуга.

– Чего испугались? Не бойтесь, это я, – сказал он. – Как видите я послушался вашего совета; наша княжна стала королевой, но я имею больше прав на нее, нежели муж и король. Я и не думаю отказаться от своих прав, я, наоборот, хочу ими пользоваться.

Старуха от ужаса онемела.

– Господь с вами! В уме ли вы? – произнесла она голосом, дрожащим от волнения. – Опомнитесь! Зачем вы сюда пришли? Какие у вас права?

– Какие? Ладно, – возразил Мацек дерзко, – о них вы так же хорошо знаете, как и я! Разве не вы помогали мне и княжне устраивать тайные свидания?

– Замолчите!.. – воскликнула старуха, затыкая себе уши. – Какие там свидания? Пока она с вами оставалась наедине, то даже нельзя было успеть прочесть: "Отче наш"… – Конрадова продолжала все более и более возмущенная: – Мало ли кто, подобно тебе, у княжны руки целовал, так после этого каждый станет заявлять на нее права? Ты одурел, что ли?

– А это что? – сказал Боркович, с улыбкой показывая кольцо с драгоценным камнем. – Разве вам не знакомо это колечко, и вы не знаете, кому оно принадлежало, кто мне его подарил, когда и кто мне помог в этом деле? Послушай, старая карга, или ты должна и впредь мне служить и помогать, или я все расскажу и тебя погублю. Меня, Мацека Борковича, все знают и называют дерзким. Да, я дерзкий! Шутить не люблю!

Старуха закрыла лицо руками и начала всхлипывать.

– Ты напрасно не реви, – воскликнул Мацек; – если я раз на что-нибудь решился, то не отступлюсь от своего намерения и не брошу его! Я согласился на то, чтобы она стала королевой, пусть ею и будет, но со мной она не должна порвать отношений. Мне дано слово…

Конрадова, казалось, слушала. Закрыв одной рукой глаза, она второй делала ему знаки, чтобы он замолчал.

Боркович, возбужденный выпитым вином и кипевшей в нем страстью, не мог успокоиться и не уступал.

– Чего ты желаешь? Чего, – кричала в отчаянии старуха, – очевидно, ты правду говоришь, что хочешь меня погубить.

– Гибели твоей не желаю, – сказал Мацек, – но ты должна мне служить и помогать.

– Чем же я могу тебе помочь? С ума ты спятил, что ли? – говорила старуха, понизив голос до шепота и оглядываясь по сторонам в страхе, не подслушивает ли кто-нибудь их разговор.

Боркович понял ее опасения и, приблизившись к ней, на ухо ей сказал: – Я должен увидеться с королевой! Понимаешь ли ты это? Ты должна этому содействовать! Тебе ничто не поможет, и ты не смеешь отказать. Конрадова молчала.

– Король сегодня или завтра тайком уедет из замка. Ядвига останется одна, – воскликнул Боркович и от волнения так сильно сдал руку старухе, что она вскрикнула, – и ты должна меня провести к ней. Бог мне свидетель, что я свое решение исполню. Я должен увидеться с королевой с глазу на глаз, ты это устроишь и будешь охранять, чтобы никто не помешал свиданию. Я рискую своей головой, я это знаю, но так оно должно быть, или я тебя погублю…

Старуха громко рыдала, а Мацек в ожидании ее ответа спокойно стоял и оглядывался по сторонам.

– А если меня тут застанут, – прибавил он со смехом, – тогда скажу, что пришел ради вас. Я надеюсь, что для вас не будет позором иметь такого любовника, как я.

Эта шутка еще больше возмутила Конрадову, и она с негодованием указала ему на дверь, но Боркович не трогался с места.

– Да ведь это безумие, – наконец, промолвила старая воспитательница, – ведь королева тут на виду у всех, и на нее столько любопытных глаз устремлено.

– Ну так что? – произнес Мацек. – Именно теперь самая удобная минута. Весь двор в гости ходит, как в чаду, от вина и веселья. Никому и в голову не придет мысль, чтобы кто-нибудь осмелился прокрасться к королеве. Скорее допустят, что Боркович, не найдя молодой, спьяна пошел развлекаться к старухе.

Напрасно Конрадова отказывалась и гнала его вон; он настаивал на своем.

– Я не уйду отсюда, пока не заручусь твоим обещанием, – произнес он, – я не понапрасну пришел сюда. Хотите, или не хотите, но вы должны мне помочь, иначе я расскажу историю о перстне, хоть бы даже пришлось на этом сломать себе шею.

В ответ на его слова продолжали раздаваться плач и вздохи старухи.

– Говорю тебе, – повторил он, – что король сегодня или завтра притворится больным и тайком уедет к своей любовнице Эсфири. Королева останется одна, и ты должна меня впустить к ней. Никакие твои просьбы не помогут, – прибавил он, – но я не дам себя прогнать. Вероятно, и она испугается, как и ты, и тоже не захочет, но ты передай ей все, что я тебе сказал.

– Однако, хороший же вы друг! – крикнула Конрадова. – Вы только за этим и вымолили перстень, чтобы потом с помощью его угрожать?

– Иначе зачем он мне понадобился бы? – расхохотался бесстыдно Мацек. – Разве я похож на немца или француза, которые из любви к женщине способны носить на груди какой-нибудь лоскуточек ленточки, полученный от нее в знак внимания? Для меня все женщины равны, – продолжал он с диким хохотом, –хотя она и королева, но для меня она женщина! А если она меня знать не захочет…

Боркович не докончил. Конрадова, подняв глаза, увидела его лицо, пылающее страстью, гневом и решительностью.

Дрожа от страха, она робко и отрывисто проговорила:

– Уходите отсюда… Уходите… Я сделаю, что смогу… Я переговорю с королевой. Пусть на вас падет вся ответственность…

Она пробормотала что-то невыразительно.

– Поговорите с ней, и чем скорее, тем лучше, – прибавил Мацек смело и настойчиво. – Передайте ей все, что я вам сказал. Я во что бы то ни стало должен с ней повидаться и ты, старуха, должна меня впустить к ней в отсутствие короля.

Конрадова снова начала плакать, закрыв лицо руками. Боркович, взглянув на нее, с пренебрежением махнул рукой и прибавил:

– Самое позднее это завтра. Слышишь, потому что я не уеду отсюда, пока не увижусь с королевой, а ждать я не