Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Нет-с.

— Должно быть, он хлебнул малую толику, — сказал Бен Аллен.

— Это очень может быть, — шепнул Уардль, перегибаясь через стол к молодому джентльмену: — он пьян, бестия, я уверен.

Бен Аллен, как опытный врач, знакомый со всеми недугами человеческой природы, подтвердил эту догадку на основаниях науки, а старый джентльмен не сомневался более, что жирный детина пьян как стелька.

Несчастный юноша перекинулся только дюжиной слов с мистером Снодграсом: этот джентльмен умолял его обратиться к какому-нибудь другу, способному выручить его из этой засады, и потом он поспешил вытолкнуть Джо с табакеркой, опасаясь, чтобы дальнейшее его присутствие не возбудило подозрений. Оторопелый парень простоял несколько минут, переминаясь с ноги на ногу, и потом вышел из комнаты, чтобы отыскать Мери.

Но Мери ушла домой, после того, как одела свою госпожу, и жирный детина воротился опять, ошеломленный еще более, чем прежде.

Уардль и Бен Аллен переглянулись.

— Джо! — сказал Уардль.

— Чего изволите?

— Зачем ты выходил?

Жирный детина бросил вокруг себя безнадежный взор и пролепетал, что он сам не знает.

— А! Так ты не знаешь? — сказал Уардль. — Подай этот сыр мистеру Пикквику.

Мистер Пикквик, веселый и совершенно счастливый, был, так сказать, душою всей компании в продолжение этого обеда, и в настоящую минуту вел вдохновенный разговор с мисс Эмилией и мистером Винкелем, склонив учтиво голову на одну сторону и размахивая в воздухе левой рукой для придания особенной силы патетическим местам своей речи, при чем все лицо его лучезарилось восхитительной улыбкой. Он взял сыр с поданного блюда и уже снова хотел приступить к продолжению своей речи, как вдруг жирный детина, нагнувшись таким образом, чтобы привести свою голову вровень с головой мистера Пикквика, указал своим пальцем через его плечо и скорчил в то же время такую страшную и отвратительную рожу, какую могли заметить только на лице балаганного паяца.

— Ах, боже мой, — вскричал мистер Пикквик, с беспокойством повернувшись на своем стуле, — что это за…

Но он не кончил фразы, потому что жирный детина выпрямился опять во весь рост и сделал вид, будто его клонит ко сну.

— Что такое? — спросил Уардль.

— Удивительно странный чудак! — воскликнул мистер Пикквик, озирая жирного детину. — Мне, право, кажется, что временами, должно быть, находит на него.

— О, нет, нет! Как это можно, мистер Пикквик, — вскричали Эмилия и Арабелла в один голос.

— Разумеется, этого я не могу доказать, — сказал мистер Пикквик среди всеобщего молчания и беспокойства; — но мне показалось в эту минуту, что на лице его отразились самые возмутительные признаки. Ой! — закричал мистер Пикквик, стремительно вскакивая со стула. — Прошу извинить, mesdames, но в эту минуту — уж я не сомневаюсь в этом — он ущипнул меня за ногу. Право, он не в своем уме.

— Он пьян, бестия, — заревел старик Уардль страшным голосом. — Звоните в колокольчик, зовите людей! Он пьян.

— Нет, нет, нет! — закричал бедный юноша, становясь на колени, когда господин схватил его за шиворот. — Я не пьян.

— Ну, стало быть, ты с ума сошел, это еще хуже, — сказал старый джентльмен. — Зовите людей!

— О, я не сошел с ума, ей-богу! — заголосил жирный парень, начиная плакать.

— В таком случае, зачем же ты ущипнул мистера Пикквика?

— Мистер Пикквик не хотел смотреть на меня: мне надо было поговорить с ним.

— О чем, о чем? — спросили вдруг двенадцать голосов.

Жирный детина вздохнул, взглянул на дверь спальни, вздохнул опять и согнутыми пальцами вытер две слезы.

— Что ж ты хотел сказать мистеру Пикквику? — закричал Уардль, продолжая трясти его за ворот.

— Постойте, — сказал мистер Пикквик, — я допрошу его сам. Ну, любезнейший, скажите теперь, что вы намерены были сообщить мне?

— Мне надо шепнуть вам на ухо, — отвечал жирный детина.

— Скажите, пожалуйста! Бездельник хочет откусить ухо мистеру Пикквику! — закричал Уардль. — Не подходи к нему. Эй, кто-нибудь! Позвоните, ради бога!

Но лишь только мистер Винкель ухватился за сонетку, общее изумление, близкое к остолбенению, отразилось на всех лицах: пленный влюбленный, сгоравший от стыда, внезапно вышел из спальни и начал на все стороны делать низкие поклоны.

— Ба! — закричал Уардль, высвободив жирного парня и отступив на несколько шагов назад. — Это что значит?

— Я укрывался в другой комнате, сэр, с той поры, как вы пришли, — отвечал молодой джентльмен.

— Эмилия, друг мой! — сказал старый джентльмен тоном горького упрека. — Я гнушаюсь всякого обмана и презираю эту низость. Это неизвинительно и неделикатно в высшей степени. Того ли я заслужил от тебя, дитя мое?

— Ах, папа, милый папа! — воскликнула встревоженная Эмилия. — Арабелла знает, все здесь знают, Джо тоже знает, что я не принимала в этом никакого участия со своей стороны и совсем не знаю, как это случилось. Август, объяснись, бога ради!

Мистер Снодграс, выжидавший только случая быть выслушанным, объяснил обстоятельно и подробно, какими судьбами он очутился в таком невыгодном положении перед лицом всех присутствующих леди и джентльменов. Опасение подать повод к семейному раздору внушило ему мысль укрыться от мистера Уардля при его входе, и он принужден был удалиться в его спальню, надеясь пройти в коридор через другую дверь. Положение сделалось крайне затруднительным; но мистер Снодграс был даже рад в настоящую минуту, что все это случилось так, а не иначе. Пользуясь этим благоприятным случаем, он выразил торжественное признание пред всеми своими друзьями, что обожает издавна прекрасную дочь мистера Уардля, которая в свою очередь — он с гордостью объявляет об этом — искренне разделяет его чувства. Пусть судьба занесет его на тот край света и ревущие волны океана поставят между ними несокрушимую преграду — он, мистер Снодграс, никогда не забудет о тех счастливых днях, когда впервые — и проч., и проч.

Объяснившись таким образом, молодой джентльмен поклонился опять всей компании, заглянул в тулью своей шляпы и пошел к дверям.

— Остановитесь! — закричал Уардль.

Мистер Снодграс остановился.

— Спрашиваю вас, сэр, во имя здравого смысла, отчего вы не сказали мне всего этого при самом начале?

— Или почему бы мне не открыть этой тайны? — добавил мистер Пикквик.

— Полноте, полноте! — сказала Арабелла, принимая на себя роль адвоката влюбленной четы. — К чему спрашивать об этом теперь, особенно вам, мистер Уардль, когда вы прямо объявили, что хотите иметь своим зятем богатейшего джентльмена, и когда все боялись вас, как огня, кроме только меня одной? Подойдите-ка лучше к мистеру Снодграсу, поцелуйтесь с ним и прикажите подать ему обед, потому что, как видите, он умирает от голода. И уж, кстати, велите подать вина, потому что вы просто несносны, если не выпьете по крайней мере двух бутылок.

Достойный старый джентльмен потрепал Арабеллу по щеке, поцеловал ее очень нежно и еще нежнее поцеловал свою собственную дочь.

— Вина, самого лучшего вина! — закричал старый джентльмен, дернув за сонетку.

Вино принесено, и вместе с вином явился Перкер. Мистер Снодграс пообедал за особым столиком и после обеда придвинул свой стул к мисс Эмилии, без малейшего сопротивления со стороны старого джентльмена.

Вечер вышел превосходный. Мистер Перкер острил, любезничал, подшучивал и веселился на славу, рассказывал без умолку многие интересные анекдоты и пропел одну комическую песню. Арабелла была очаровательна, мистер Уардль забавен как нельзя больше, мистер Пикквик пленителен до неимоверной степени, влюбленные молчали, мистер Винкель ораторствовал, Бен Аллен ревел во все горло, и все были счастливы.

Глава LIV. Мистер Соломон Пелль, при содействии почтенных представителей кучерского искусства, устраивает дела мистера Уэллера старшего

— Сэмми! — сказал мистер Уэллер старший, приступив к своему сыну на другое утро после похорон. — Я нашел его, Сэмми. Я так-таки и думал, что оно там.

— О чем думал, что оно где? — спросил Самуэль.

— Я говорю, Сэмми, о завещании твоей мачехи, — отвечал мистер Уэллер, — по силе которого мы должны распорядиться так, чтобы все, знаешь, для верности и приращения было припрятано в банк, как я тебе говорил.

— A разве она не сказала, где найти эту бумагу? — спросил Самуэль.

— И не заикнулась, друг мой, в том-то и штука! — отвечал мистер Уэллер. — Мы все толковали, знаешь, об этих домашних дрязгах, и я старался развеселить ее, как мог, так что мне не пришло и в голову расспросить ее насчет этого документа. Оно, и то сказать, едва ли бы я стал делать эти расспросы, если бы даже вспомнил о них, — прибавил мистер Уэллер, — неловко, друг мой Сэмми, хлопотать о собственности человека, когда видишь, что ему надобно отправиться на тот свет. Если бы, примером сказать, какой-нибудь пассажир шарахнулся на мостовую с империала дилижанса: неужели у тебя достало бы совести запустить руку в его карман и расспрашивать в то же время, как он себя чувствует?