Парижские тайны - Эжен Сю

— Сначала так же счастлив, как я; ибо слезы его, его радость вызвали у меня такое чувство, какого я еще никогда не испытывала... В прошлом я думала, что мщу ему своими упреками, своей горькой иронией... Грустное отмщение! Моя печаль становилась потом еще горше. И вот сейчас... все переменилось! Я спросила мужа, собирается ли он сегодня выезжать. Он печально ответил, что останется дома, как это уже частенько бывало. Когда я предложила посидеть вместе с ним... если бы видели, как он изумился, монсеньор! Его лицо, всегда такое мрачное, вдруг озарилось! Ах, вы были тысячу раз правы, нет ничего прекраснее, чем дарить нежданное счастье!

— Но каким образом эти доказательства доброты с вашей стороны привели к столь печальному окончанию вашего разговора?

— Увы, монсеньор, — ответила Клеманс краснея. — Я подала ему надежду на тихое счастье, которое могла подарить, однако мои слова пробудили в нем гораздо более пылкие надежды, о которых я даже не думала... потому что удовлетворить их я не в силах.

— Понимаю... Он вас так нежно любит...

— Вначале я была бесконечно тронута его признательностью, но затем была столь же испугана и ошеломлена его страстными речами... И наконец, когда в порыве чувств он припал губами к моей руке, смертельный холод охватил меня и я не сумела скрыть свой ужас... Я нанесла ему тяжкий удар, выразив таким образом, насколько невозможна для меня его любовь... Мне очень жаль... Однако маркиз, по крайней мере сейчас, убедился, что, несмотря на мое возвращение, может ожидать от меня только самой преданной дружбы, но не более...

— Мне жаль его, но я не могу вас порицать. Есть чувства слишком глубокие, священные. Бедный Альбер! Такой добрый, такой справедливый и при этом с таким храбрым сердцем и такой пылкой душой! Если бы вы знали, как давно меня беспокоила его невыразимая печаль, хотя мне и не была известна ее причина... Что ж, подождем, время все рассудит. Постепенно он оценит по достоинству дружбу, которую вы ему предлагаете, и смирится, как мирился до сих пор со своим положеньем, не слыша от вас добрых слов утешения.

— Но теперь он будет слышать их все время, клянусь вам, монсеньор!

— А теперь подумаем о других несчастьях. Я пообещал вам благотворительное дело, похожее на захватывающий роман... Только что мне удалось выполнить мое обещание.

— Так скоро, монсеньор? О, я счастлива!

— Да, мне просто необычайно повезло, когда я снял ту бедную комнатку на улице Тампль, о которой я вам говорил... Вы не можете представить, сколько интересного и странного я нашел в этом доме!.. Прежде всего, ваши подопечные из мансарды пользуются всеми благами, которые обещало им ваше посещение, хотя им еще предстоят жестокие испытания... Но не буду вас огорчать... Когда-нибудь вы узнаете, какие ужасные беды могут разом обрушиться на одну семью...

— Как же они, должно быть, благодарят вас!

— Они благословляют ваше имя.

— Вы помогли им от моего имени, монсеньор?

— Чтобы добрая помощь показалась им слаще... Кроме того, я всего лишь исполнил ваши обещания.

— О, я пойду к ним и расскажу всю правду, чтобы они знали, кто их истинный благодетель.

— Не делайте этого! Вы знаете, у меня в этом доме комната, и нам следует опасаться новых трусливых козней ваших и моих врагов... К тому же Морели сейчас ни в чем не нуждаются... Подумаем лучше о нашем деле. Речь идет о бедной матери и ее дочери, которые жили раньше в полном достатке, а теперь, в результате подлых интриг, доведены до последней крайности.

— Несчастные женщины! Где они живут?

— Я этого не знаю.

— Но как же вы узнали об их беде?

— Вчера я побывал в Тампле... Вы знаете, что такое Тампль, маркиза?

— Нет, монсеньор.

— Это очень забавный с виду базар; я отправился туда купить кое-что с моей соседкой с пятого этажа...

— Вашей соседкой?

— Я же говорил, что снимаю комнату на улице Тампль.

— О, я забыла, монсеньор.

— Эта соседка, прелестная маленькая гризетка, зовут ее Хохотушка, и она в самом деле все время смеется, и у ней никогда не было любовника.

— У гризетки — и такая добродетель?

— Тут дело не только в добродетели; она ведет себя так скромно, потому что на любовные интрижки, как она сама говорит, у нее просто не хватает времени, потому что ей приходится шить по двенадцать — пятнадцать часов, чтобы заработать двадцать пять су, на которые она живет.

— Она может жить на такие гроши?

— И еще как! Она даже позволяет себе роскошь держать двух птичек, которые едят больше, чем она сама; у нее удивительно чистенькая комнатушка, и сама одевается очень мило и кокетливо.

— Жить на двадцать пять су в день? Это какое-то чудо!

— Да, настоящее чудо порядка, экономности, трудолюбия и практической философии, можете мне поверить. Поэтому я вам ее рекомендую; она говорит, что очень неплохо шьет... Впрочем, вам совсем необязательно носить сшитые ею платья...

— Завтра отошлю ей заказ... Бедная девочка! Жить на такую ничтожную сумму, которую мы бы даже не заметили! Ведь при нашем богатстве на малейший каприз мы тратим в сто раз больше!

— Значит, вы не забудете мою маленькую подопечную? Прекрасно. Однако вернемся к нашему приключению. Итак, я отправился с мадемуазель Хохотушкой в Тампль кое-что купить для ваших бедняков с мансарды, и там, совершенно случайно, в ящике старого секретера, выставленного на продажу, я нашел черновик письма, в котором неизвестная женщина жаловалась третьему лицу, что ее с дочерью довел до полной нищеты обманувший ее доверенный нотариус. Я спросил у торговки, откуда этот секретер. Он был частью скромной мебели, которую продала молодая дама, очевидно оставшаяся без всяких средств... Эта женщина и ее дочь, по словам торговки, с виду были из хорошей семьи и гордо переносили свою нужду.

— И вы не знаете, где они живут, монсеньор?

— К сожалению, нет... Пока не знаю... Но я приказал барону Грауну отыскать их и, если нужно, обратиться в полицейскую префектуру. Вполне возможно, что мать с дочерью, лишенные всякого состояния, нашли себе прибежище в каких-нибудь жалких меблированных комнатах. Если это так, у нас есть надежда на успех, потому что хозяева таких домов записывают каждый вечер постояльцев, которые прибывают к ним днем.

— Какие странные стечения обстоятельств! — с удивлением сказала г-жа д'Арвиль. — Как это увлекательно!

— Но это еще не все... На углу черновика из старого секретера сохранилась такая строчка: «Написать герцогине де Люсене».

— Какое счастье! Может быть, мы что-то узнаем от герцогини! — живо воскликнула маркиза. Затем со вздохом добавила: — Но мы не знаем имени этой женщины... Как описать ее герцогине?

— Надо спросить ее, не знает ли она еще молодую вдову с благородным лицом, у которой есть дочь шестнадцати-семнадцати лет по имени Клэр... Я сейчас вспомнил это имя.