Черная книга коммунизма - Стефан Куртуа

Решение о судьбе населения столицы было принято, видимо, в январе 1975 года. Тогда же было решено отказаться от денег, хотя новые денежные знаки были только что отпечатаны. Единственным руководителем, который возражал против этого решения, был один из основателей КПК, бывший министр Сианука Ху Юн, после чего в ближайшие месяцы он «исчез». Это была первая «чистка» на столь высоком уровне, открывшая длинный список последующих жертв.

Сначала жители Пномпеня пытались усмотреть логику в доводах новой власти, смысл которых сводился к защите населения от возможных американских бомбардировок и гарантированному снабжению. Эвакуация городских жителей, которая, видимо, навсегда останется визитной карточкой режима, была впечатляющей операцией, но как будто не сопровождалась большим количеством жертв. Горожане были сыты, одеты и могли иметь при себе ценности — золото, драгоценности и… доллары. (Как уже было сказано выше, красные кхмеры, придя к власти, немедленно аннулировали кхмерские деньги. В результате доллар стал единственной обменной валютой, существующей, разумеется, нелегально.)

Вначале до крайней жестокости пока еще не доходило, если не считать убийств особо непокорных для острастки населения и казней военнослужащих побежденной армии. У депортированных, как правило, не отбирали имущество, не практиковался даже обыск. Прямые и косвенные жертвы эвакуации — раненые и больные, изгнанные из больниц, одинокие старики, самоубийцы, среди которых нередко были целые семьи, — исчислялись примерно десятками тысяч. В общей сложности на улицу выкинули от двух до трех миллионов жителей столицы и несколько сотен тысяч жителей других городов, что составляло от 46 % до 54 % всего населения страны.

Выжившие навсегда остались травмированы. Их принудили менее чем за сутки расстаться с домами и имуществом, предложив в качестве утешения наглую ложь, будто их угоняют «всего на три дня» (это отчасти объясняет тот факт, что многие ушли почти с пустыми руками и не взяли с собой предметы, которые можно было бы поменять на «черном рынке», ставшем в последующие месяцы и годы единственным способом выжить). Люди приходили в ужас, вливаясь в живой поток, в котором ничего не стоило потерять, порой навсегда, своих близких. Их подгоняли непоколебимые, не умеющие улыбаться солдаты (йотхэа). Район назначения зависел от района, в котором находился человек во время отправки, что стало трагедией для семей, члены которых на момент угона оказались не вместе. Несчастных ждали смерть и отчаяние. На протяжении всего пути, длившегося в некоторых случаях по нескольку недель, красные кхмеры не помогали изгнанникам ни пищей, ни чем-либо другим.

Во время депортации на перекрестках дорог производилась сортировка. Сначала она была поверхностной и декларативной: как ни странно это покажется в свете дальнейшего полицейского контроля, красные кхмеры приказали всем уничтожить удостоверения личности. (Видимо, догматическая враждебность к бумаге с любыми не революционными письменами (книги либо уничтожались, либо оставлялись, как в Национальной библиотеке, без присмотра, либо шли на самокрутки) возобладала над всеми остальными соображениями. Это позволило бесчисленным чиновникам и военным назваться другими именами и получить надежду — увы, призрачную — на жизнь.) Сортировка проходила под следующими предлогами: отбор для службы новому режиму в столице, достойная встреча Сианука, остававшегося до 1976 года номинальным главой государства, потребность в чиновниках среднего и высшего звена и, главное, в армейских офицерах. Большая часть вызвавшихся была либо немедленно умерщвлена, либо погибла чуть позже в тюрьмах.

Управлять огромными потоками горожан красные кхмеры не могли ввиду своей малочисленности (в 1975 году общее число членов организации и сочувствующих, по большей части недавних, не превышало 120 тысяч человек, из которых только половина была вооружена), поэтому эвакуированным дозволялось оседать там, где те захотят и смогут осесть, с согласия деревенского старейшины. Камбоджа невелика и не очень густо заселена, к тому же почти все горожане имели родственников в деревнях; многие сумели добраться до родных, чем повысили свои шансы выжить: деревенские жители помогали им устраиваться на новом месте и даже резали скот в честь эвакуированных. Однако позднее некоторые были депортированы вновь.

До самого падения режима, но особенно в начале эвакуации, к изгнанным проявлялось скорее сочувствие, чем враждебность; притеснения и побои случались редко, убийства — никогда. Особое дружелюбие проявляли кхмеры лы — этническое меньшинство в отдаленной провинции. Именно на их территории красные кхмеры создали свои первые базы, именно им режим больше всего благоволил до 1977 года; отсюда напрашивается вывод, что напряженность, постепенно возникшая между эвакуированными и крестьянами, была вызвана крайней нищетой и голодом, когда лишний кусок для одного означал мучительный голод для другого, — ситуацией, в которой не может расцвести альтруизм.

Появление в деревнях горожан сломало привычное течение деревенской жизни и равновесие между ресурсами и потреблением: на плодородных рисоводческих равнинах 5-го района (на северо-западе страны) к 170 тысячам местных жителей добавилось 210 тысяч новых! К тому же ККП активно углубляла пропасть между «местными» (Пратьеатьон Ча), которых называли еще числительным «70», ибо они находились под контролем красных кхмеров с самого начала войны (с 1970 года), и «новым народом» (Пратьеатьон Тлей), или «пришлыми», именуемыми также «75» или «17 апреля» (дата взятия Пномпеня красными кхмерами в 1975 году). Разжигалась «классовая ненависть» «пролетариев-патриотов» к «капиталистам — лакеям империалистов». Только «местные», за которыми в целом по стране сохранялось незначительное большинство, имели возможность, особенно на начальном этапе, возделывать свой собственный участок, поесть в обязательной общественной столовой раньше и немного сытнее других, иногда даже принять участие в «выборах» из одного кандидата. Это был законченный апартеид: люди, принадлежащие к разным категориям, были лишены права не только жениться, но даже общаться и жить рядом друг с другом — за каждой категорией закреплялась своя часть деревни.

Внутри обеих главных групп населения также разжигались противоречия. В среде «местных» «беднота» противопоставлялась «землевладельцам», «богачам» и бывшим торговцам (при том, что коллективизация была быстрой и полной). В среде «пришлых» создавались всяческие условия для противопоставления не принадлежавших к чиновничеству и необразованных людей бывшим госслужащим и интеллигенции. Две последние категории ждала обычно незавидная судьба: постепенно, опуская их все ниже по иерархической лестнице, мучители подвергали их «чистке», добиваясь порой полного уничтожения; в 1978 году очередь дошла до женщин и детей.

Одного «окрестьянивания» камбоджийского населения руководству ККП оказалось недостаточно: проведя на новом месте считанные месяцы, большая часть «пришлых» была вынуждена снова тронуться в путь, на сей раз уже не имея ни малейшего права голоса. Только за сентябрь 1975 года сотни тысяч людей покинули восток и юго-запад страны и отправились на северо-запад. Нередко одни и те же люди претерпевали по три-четыре депортации подряд, и это не считая участия в «рабочих бригадах», когда молодых и бездетных взрослых надолго, иногда на месяцы, угоняли далеко от деревни, ставшей им новым пристанищем. Режим преследовал при этом четыре цели:

• препятствие установлению прочных и политически опасных связей между «местными» и «пришлыми», равно как и в среде самих «местных»;

• последовательная «пролетаризация» «пришлых» путем запрета брать с собой во время эвакуации даже самые жалкие пожитки и препятствования сбору посеянного ими урожая;

• установление полного контроля за потоками населения, позволяющего начинать крупные проекты и осваивать ненаселенные горы и джунгли на окраинах страны;

• уничтожение максимального количества «лишних ртов».

(Новые переселения — иногда пешие, в лучшем случае на повозке или в переполненном и еле ползущем железнодорожном составе, которого приходилось дожидаться неделями, — действительно были крайне изнурительными, а иногда и чреватыми гибелью для недоедающих, страдающих от отсутствия лекарств людей.)

Особый случай представляли собой так называемые «добровольные» перемещения. «Пришлым» нередко предлагалось «вернуться в родную деревню» или перейти в кооператив с менее суровым режимом, с лучшим климатом и питанием. Всех «добровольцев», а их было немало, неизменно обманывали и отправляли в еще более страшные места. Пин Ятхай, сам ставший жертвой такого обмана, пишет: «Этим способом выявлялись индивидуалисты. (…) Горожанин доказывал, что еще не избавился от своих постыдных наклонностей и должен подвергнуться более суровой идеологической обработке в деревне с особенно трудными условиями жизни. Называя себя кандидатами на переезд, мы выдавали себя мучителям. Так красные кхмеры нащупали эффективный способ выявления самых ненадежных, наименее удовлетворенных своей участью».