Магелланово Облако. Человек с Марса. Астронавты - Станислав Лем

— Вы уже все знаете? — спросил Солтык. — Да?

Я крепко пожал ему руку, влез на крыло и одним прыжком очутился в кабине. Шлем положил под сиденье, чтобы он был под рукой, потом включил лампы и указатели, еще раз проверил вентили кислородных аппаратов и через открытый люк взглянул на инженера. Он был взволнован, но старался не показывать этого.

— Сейчас мы вас выбросим, — сказал он, — но сначала еще раз проверим связь.

Я знал, что он уже проверял ее сто раз, а в последний — не позже сегодняшнего утра, но только улыбнулся ему. Он вышел. Оставшись один, я закрыл прозрачный колпак над головой, затянул уплотнительные болты и сильно уперся ногами в педали. В наушниках раздался тонкий писк и тотчас же послышался голос Солтыка:

— Как вы меня слышите?

— Прекрасно.

— Мы сейчас на высоте девяти тысяч метров, скорость девятьсот двадцать в час. В порядке?

— В порядке.

— Можете включать двигатель. Контакт!

— Есть контакт, — ответил я и нажал кнопку зажигания. В бледно-зеленом сумраке загорелась рубиновая звезда.

— Вы готовы?

— Готов.

— Внимание!

Раздался оглушительный грохот. Колпак на носу раскрылся, и в пламени взрывных газов я вылетел, как ядро из пушки.

В глаза мне ударило море огня. Как борющийся с волнами пловец, я совершенно невольно выровнял рули. Кабина была снабжена выпуклыми стеклами. В падающем отовсюду свете, как муха в капле светлого янтаря, я летел стремглав против течения туманов и туч. Вой раздираемого воздуха затыкал мне уши, как вата. Казалось, колпак надо мной лопнет, продавленный силой движения. Однако самолет быстро потерял скорость, приданную ему катапультой «Космократора», и теперь в полете я мог рассчитывать только на собственные силы. Я вглядывался в серые тучи, убегающие по сторонам, как вдруг воздух надо мной очистился, словно разрезанный стеклянным ножом, голубоватый свет очертил искристым контуром выпуклости туч, раздался гулкий свист и сверху низверглись потоки воды. Мне стало понятно, что «Космократор» летит очень близко надо мной, а все эти явления вызваны атомными газами, вырывавшимися из его сопел. Я нажал педаль, чтобы как можно скорее увести машину от опасного соседства: полный выхлоп ракеты на близком расстоянии мог бы оторвать крылья самолета.

— Алло! Как вы там, пилот? Летите? — послышался в наушниках голос.

Я ответил утвердительно и подал курс по гирокомпасу.

— Будем описывать круги. Можете спускаться.

Кроме кипящих облаков, ничего не было видно. Зато на маленьком круглом экране моего радароскопа непрерывно плыли очертания лежащей внизу местности. Медленным, тысячу раз в жизни проделанным движением я положил машину на крыло, и она начала падать, как камень. На Земле мне не пришлось бы смотреть на альтиметр, так как видимые размеры земных ориентиров — дорог или рек — при некотором опыте неплохо помогают разобраться в обстановке. Но тут я не спускал глаз со шкалы, поглядывая в то же время и на экран радароскопа. Когда скорость падения чрезмерно увеличилась, я медленно вывел машину из пике. Самолет был в самой гуще туч и все время то нырял в них, то выскакивал из их пушистой глубины. Но внизу не было и следа лесистой равнины, которую я видел раньше. Там тянулись длинные, широкие, голые хребты, похожие на окаменелые темные волны. Я сообщил об этом Солтыку.

— Возьмите полтора градуса на восток, — ответил он. — И что там с вашим пеленгом? Его плохо слышно.

Он говорил о радиосигналах, автоматически передаваемых моим прибором; благодаря этому на «Космократоре» всегда можно было определить, где находится самолет. Слова инженера несколько встревожили меня, так как и я довольно плохо его слышал: приему мешали какие-то слабые потрескивания. Выполняя совет Солтыка, я положил самолет в левый вираж и полетел под самыми тучами, стараясь не терять высоту, чтобы можно было оглядывать более широкое пространство. Это было нелегко: каждые десять — двадцать секунд я попадал в тучу, из которой можно было выбраться, лишь нырнув вниз. Такая «игра в прятки» тянулась довольно долго.

Мне не хотелось полагаться только на радар, потому что на экране был виден сравнительно небольшой участок местности. Я тщательно выискивал каждый просвет в тучах, а так как они спускались довольно низко, то я все чаще пролетал всего в нескольких сотнях метров над возвышенностями поверхности Венеры. То, что было внизу, нельзя назвать ни равниной, ни горой: что-то вроде огромных, спускающихся каскадами ступеней из какой-то скалистой породы, насколько можно было судить по их гладкой поверхности. Эти ступени, скорее террасы, шли по всему видимому пространству волнистыми рядами. Я подумал, что, быть может, удастся найти террасу, пригодную для посадки «Космократора», и с этой целью несколько минут летел, всматриваясь в их контуры, но они начали изгибаться и подниматься, становясь отвесно, словно рассыпанная колода гигантских карт, и мне пришлось вернуться назад. Солтык расспрашивал меня об условиях полета и видимости. Я отвечал коротко, так как уже начинал злиться, что никак не удается найти замеченную раньше лесистую равнину. Лес, конечно, должен был где-нибудь кончиться, и там можно рассчитывать на хорошую площадку для приземления.

Итак, по необходимости мирясь с однообразным, хотя и необычным пейзажем, я полетел прямо вперед. Скоро среди террасообразных ступеней показался продолговатый низкий вал, ползущий к востоку, как огромная, слегка извивающаяся гусеница. «Может быть, там найдется какое-нибудь плоскогорье», — подумал я и, нажав рычаг, помчался в ту сторону. Дальше местность стала терять четкие очертания. Все затянуло низким, стелющимся у самой почвы туманом, над которым поднимался только этот вал, становившийся все более высоким и неровным. То здесь, то там отходили от него как бы горные хребты. Глянув вперед, я увидел на горизонте темный массив — это были горы, но я летел все прямо, скорее всего из любопытства, стремясь узнать, как выглядят они на другой планете, потому что не рассчитывал найти посадочную площадку посреди крутых скал. Горные хребты превращались в барьеры, все более крутые и высокие, вершины которых тонули в тучах. Лететь дальше в эту сторону было бесцельно, и я решил вернуться. Справа — уже не внизу, а почти на уровне самолета — поднимались длинные выпуклые склоны с крутыми осыпями удивительно светлого, почти белого цвета.

Вдруг барьер разорвался, словно каменная цепь. Я увидел черное озеро, в котором отражались облака, обрывы скалистых стен и береговые утесы. А что, если это действительно вода? Я направил машину к разрыву в скалах и начал спускаться. Это любопытство могло мне дорого стоить, ибо, как и можно было предвидеть, в ущелье с силой устремлялся мощный поток воздуха; ветер подхватил меня, швырнул кверху, а потом погнал вниз с такой силой, что я чуть не скапотировал посреди озера. Мне пришлось поставить машину на хвост и дать полный газ, чтобы вырваться на свободу. В этот миг я был так близко к воде, что ясно видел дробящиеся волны и просвечивающие сквозь них каменные глыбы на дне. Значит, мне все-таки удалось. Я открыл прекрасное место для приземления, или, вернее, приводнения: «Космократор» мог опуститься на озеро. Нужно было только найти удобные подступы, так как с трех сторон поднимались крутые грозные скалы. Я набрал высоту три тысячи метров, чтобы охватить взглядом всю панораму горной местности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});