Рубеж - Генри Олди

- Ну, садись, балабус! - говорит.

Сел сотник Логин на лавку с краешку. Пригляделся: матерь божья! Вон та девка чернявая - точь-в-точь ведьма Сало! Только росточком не вышла, а так на одно лицо… Рядом с ней верный есаул, пан Ондрий примостился, заместо шабли линейку в руках вертит. А вон и Мыкола, и Хведир в окулярах, и Яринка-егоза…

И Юдка-Душегубец: тоже маленький, а с бородой. Пейсы с висков вьюнами закрутились, аж до плеч, как у старика в креслице. Еще раз пригляделся сотник Логин, повнимательнее: да что ж это творится, люди добрые? И у есаула пейсы, и у Мыколы, а Хведир и вовсе ермолку плисовую к маковке пришпилил!

Куда ж это он попал, Логин-то Загаржецкий?!

В самый что ни на есть распрожидовский хедер? к учителю-меламеду? Отродясь слов таких не знал, а тут само всплыло, ровно из проруби, да со значением…

Поднял руку к голове окаянной, тронул пальцем висок.

Мягко; струится вниз завитыми локонами.

И понял сотник Логин: есть Бог на небе! Все видит. Всякому греху - свое воздаяние, всякому грешнику - свое пекло, наособицу! Да после такой насмешки сковорода каленая раем покажется, о котле со смолой будешь молить чертей, как о манне небесной…

Все.

Воздалось.

(…трудно.

Идет толчками, будто кровь из раны. Мешается воедино: грешное с праведным, трефное с кошерным. Теперь я знаю: как это бывает.

Когда на костылях.

Когда с поводырем.

Когда?…)

- Рав Элиша, вы хотели… - ну ясное дело, сволочной Юдка и здесь первым выперся.

Поглядел на него старец.

- Я? хотел? Ну и чего я по-твоему хотел, позор матери с отцом?

"Правильно, - отметил про себя Логин пархатый. - Бей своих, чтоб чужие боялись! Молодцом, дедуган!"

- Про одержимых! про одержимых! - разом загалдели всем кагалом: и Яринка пищит, и Мыкола басом, и ведьма дискантом, и Хведир навроде дьячка пьяненького с клироса подтягивает. Боже мой милостивый! - и сам пан сотник мимо воли голосит:

- Про одержимых хотели, рав Элиша! про бесами обуянных!

Тут за спиной дедугана человек объявился. Какой там, к арапам, человек - чорт! давний знакомец! Подмигнул Логину глазом желтым: дескать, как оно в гостях? - и давай меламеда по веранде катать.

Вроде как думать помогает.

- Глупый ты, глупый каф-Малах, - плямкает хрыч старый, и сердце пану сотнику вещует: к нему, к Логину Загаржецкому клятый дед обращается. Хоть и зовет по-своему, по-собачьи, а к нему. Да и остальные примолкли, ждут. - Неужто не слышал от учителей Торы, от опор синагоги: как обуял бес бен-Тамлион дочь римского императора, как рабби Шимон бар-Йохай изгнал того беса именем Святого, благословен Он? Мало тебе сих рассказов?!

Задумался сотник Логин. В затылке почесал. Нет, не слышал. И в синагоге отродясь не бывал. Вот дьяк Фома Григорьевич, нюхнувши доброго табачку - тот и впрямь любил в сотый раз излагать, как Христос-Спаситель гнал бесей из одержимого, гнал да в свиней, в свиней!…

Это было.

("…учителя Торы! ревнители вер иных! знатоки смыслов!" - ворчит старый, очень старый человек, и я знаю: он действительно сердит. Ему, способному сказать между делом: "Четверо ненавистны Святому, благословен Он, и я их не люблю…" - о да, ему по сей день втайне хочется признания у банальных соседей по улице, ему хочется их восторгов, рукоплесканий вместо тайных плевков вслед, когда рав Элиша мирно трусит по улочке на своем осле.

Он знает: это смешно. Это тщета.

Это ловля ветра.

Он знает, и все равно хочет; и все равно будет, посмеиваясь над самим собой, втайне желать этого до самой смерти…)

Остановилось креслице.

- В свиней? - меламед хренов в упор выпятился на Логина, и кажется: душу сей взгляд наизнанку, как прачка холщовую свитку, выворачивает. - В свиней можно. Свинья - тварь грязная, неразумная, в нее бесам двери настежь открыты… То ли дело - человек. Сперва глянешь: чем лучше свиньи? - да ничем! Где образ Его? где подобие?! А приглядишься, протрешь глаза: нет врага человеку, нет друга, нет насильника, и спасителя нет! Сам он себе и враг наизлейший, и друг верный, и насильник опасный, и спаситель долгожданный… Все двери в душу свою только сам открыть-закрыть может. Увидите одержимого, знайте: собой он одержим, не бесами пустыми…

Притихла малышня по лавкам.

Притих сотник Логин, в затылке почесал.

Нелепицу вроде несет жид старый (бесы у него пустые! собой, значит, одержим безумец! враки!) - а от той нелепицы в голове ровно сквознячком продувает. Метет пыль по закоулкам, серую паутину комками сбивает, да в окошко, в окошко, по ветру…

Молчи, значит, да на ус мотай.

- О ином скажу: о Малахах Рубежных, о Существах Служения… об ангелах. Свет они есмь, и в мир плотский лишь в одеждах сего мира спуститься могут. Только где ж им взять одежду ту? где найти, помимо плоти человеческой, сотворенной из праха земного?!

"И впрямь, - отметил про себя сотник валковский. - Раз голым из дома на улицу не поскачешь, значит, шаровары потребны. Чтоб срамным задом не отсвечивать. А где те шаровары взять? - либо в сундуке, либо на ярмарке в Сорочинцах. Правильно говорит дед."

И так Логину мысль сия разумной показалась, что есаул Шмалько исподтишка линейкой по плечам огрел - не заметил.

- Вот тогда и взывает Малах-посланец к иному человеку: услышь! впусти! Ты мне тело на срок малый, я тебе - иной корысти с верхом отвалю! Не часто, а находятся смельчаки - кому терять нечего. Одного казнь смертная на рассвете ждет. Другой болен неизлечимо. Третий душу за родича или там любовь свою положить готов, а сил недостает. Соглашаются; заключают договор со светлым ангелом. А в договоре том сказано: по доброй воле впустил, по доброй и выпущу…

Старец перевел дух.

- А как срок истекает, то не всякий человек подобру-поздорову из себя Малаха отпустит. Кто излечился - вновь захворать пуще прежнего боится. Кто от казни ушел - новой казни ждет. Кто друга спас - сам в беду угодил. А Малах есмь свет, и в ком того света с избытком, тот многое может. Вот и не выпускают люди ангела договорного, не дают на уход своей доброй воли. Побудь еще, говорят, погости ангелом-хранителем…

(…голова кружится.

Надо держаться. Вон и Иегуда - весь белый, даже борода словно побледнела… поседела борода, инеем взялась.

Надо.

Держаться.

Иначе они не поймут… иначе мы не поймем.

Рав Элиша, ехидный Чужой, запертый в немощном теле! - помнишь, ты спрашивал меня? Ты спрашивал: могу ли я поменять их местами, свои реальности, внешнюю и внутреннюю, могу ли я вывернуться наизнанку, насквозь - и освободиться полностью?

Ты знаешь, сейчас мне кажется, что - да.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});