Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

Над высокими воротами подняли знамя, на стену взошло еще больше народу, а потом ворота открылись, и двое крадучись вышли наружу. Вид у них был нерешительный. Я прятался среди деревьев, обнажив меч, нащечники моего шлема были открыты, так что в пространстве виднелась черная ткань. Поверх кольчуги, которую Хильда до блеска натерла речным песком, я надел черный плащ. И еще на мне были черные сапоги. Я снова стал мертвым воином и наблюдал, как двое наших врагов осторожно спускались по тропе к цепочке голов.

Когда они добрались до первой заляпанной кровью головы, один из них крикнул в сторону крепости, что это голова воина из отряда Текиля. А потом спросил, что с ней делать.

Ответил ему Кьяртан. Я был уверен, что это он: хотя не мог видеть лица, но узнал его громкий, как рык, голос.

— Пни их хорошенько, чтобы улетели! — прокричал он.

И воины послушались, пинками посылая головы прочь с тропы, так что те покатились вниз, в высокую траву, где раньше стояли деревья, которые потом срубили.

Затем двое подошли еще ближе — осталась последняя из семи голов, — и, как только они шагнули к ней, я выступил из-за деревьев.

Они увидели воина с темным лицом и в блестящих доспехах, высокого, с мечом и щитом в руках. Легендарный мертвый воин просто стоял в десяти шагах перед ними, не двигаясь, ничего не говоря. Люди Кьяртана в ужасе уставились на меня, а потом один из них издал звук, похожий на мяуканье котенка, и оба без единого слова пустились наутек.

Я, по-прежнему неподвижный, стоял на месте. Всходило солнце. Кьяртан и его люди все таращились на меня, и в этом рассветном сиянии я был темнолицей смертью в сияющих доспехах, смертью в ярком шлеме… А потом, не дожидаясь, когда они догадаются спустить собак и обнаружат, что я вовсе не призрак, а человек из плоти и костей, я вернулся в тень и присоединился к Ситрику.

Я сделал все, что мог, чтобы нагнать на Кьяртана настоящий ужас. Теперь Гутред должен уговорить его сдаться, а потом, как я осмелился надеяться, великая крепость на этой скале станет моей, а вместе с ней и Гизела. Я дерзнул лелеять подобную надежду, потому что считал Гутреда своим другом. И собственное будущее представлялось мне таким же золотым, как и судьба Гутреда. Я уже видел, как успешно свершил кровную месть, видел, как мои люди осуществляют набеги на земли Беббанбурга, видел, что мой злодей дядя посрамлен, а Рагнар возвращается в Нортумбрию, чтобы биться бок о бок со мной. Короче, я совсем забыл про богов и сам сплел себе судьбу из сияющих нитей, а три коварные пряхи тем временем вовсю смеялись надо мной, сидя у подножия древа жизни Иггдрасиля.

* * *

Тридцать всадников вернулись в Дунхолм к середине утра. Клапа ехал впереди, держа в руках зеленую ветку, чтобы показать, что мы явились с миром. Мы все были в кольчугах, хотя я оставил свой добрый шлем, поручив его Ситрику. Я подумывал было переодеться в мертвого воина, но потом рассудил, что тот уже свершил свое волшебство, и теперь нам надлежит проверить, сработало ли оно.

Мы приехали к тому месту, где я стоял на рассвете и наблюдал, как двое людей Кьяртана пинали отрубленные головы, сбрасывая их с тропы. Там мы и остановились в ожидании. Клапа энергично размахивал веткой, а Гутред ерзал в седле, наблюдая за воротами.

Я же смотрел на запад, где собирались зловещие темные облака.

— Надвигается непогода, — сказал я.

Ивар прихлопнул слепня на шее своего коня, потом нахмурился, глядя на высокие ворота.

— Похоже, этот ублюдок не желает с нами говорить.

— Мне бы хотелось выступить завтра, — мягко произнес Гутред.

— Там ничего нет, — сказал я.

— Там загоны, которые соорудил для рабов Кьяртан, — ответил Гутред. — И ты сказал мне, что мы должны их разрушить. Кроме того, мне бы хотелось увидеть старый монастырь. Я слышал, что это величественное здание.

— Тогда отправляйся туда, когда закончится ненастье, — предложил я.

Гутред ничего не сказал, потому что со стороны высоких ворот внезапно прозвучал горн. Мы все замолчали, когда ворота распахнулись и навстречу нам выехал десяток людей.

Их возглавлял Кьяртан, верхом на высокой пегой лошади. Этот широколицый здоровяк с окладистой бородой и маленькими подозрительными глазками держал огромный боевой топор так, словно оружие ничего не весило. На голове у Кьяртана был шлем с парой вороньих крыльев; с широких плеч свисал грязно-белый плащ. Он остановил коня, не доезжая нескольких шагов, и некоторое время просто молча смотрел на нас. Я пытался разглядеть страх в его глазах, но вид у него был воинственный, хотя, когда Кьяртан заговорил, голос его звучал подавленно.

— Господин Ивар, — сказал он, — мне жаль, что ты не убил Аэда.

— Но и он тоже меня не убил, — сухо произнес Ивар.

— Я рад этому, — ответил Кьяртан.

Потом посмотрел на меня долгим взглядом. Я находился чуть в стороне от остальных, по другую сторону тропы и немного выше того места, где тропа эта поднималась к поросшему деревьями холмику, прежде чем круто устремиться к горловине Дунхолма. Кьяртан, должно быть, узнал меня, сообразив, что я приемыш Рагнара, тот самый, из-за которого его сын лишился глаза, но решил не обращать на меня внимания. Он снова посмотрел на Ивара.

— Чтобы победить Аэда, тебе нужен был колдун, — сказал Кьяртан.

— Колдун? — Похоже, Ивара позабавило это заявление.

— Вождь скоттов боится старой магии, — пояснил Кьяртан. — Он никогда не стал бы сражаться с человеком, который с помощью колдовства может отрубать головы.

Ивар ничего не ответил, а вместо этого повернулся и выразительно уставился на меня, выдав таким образом, кто исполнял роль мертвого воина, и объяснив Кьяртану, что тот стал жертвой не колдовства, но происков старого врага. На лице Кьяртана отразилось облегчение. Он внезапно засмеялся коротким, лающим, презрительным смехом, но все еще демонстративно не обращал на меня внимания. Он повернулся к Гутреду и вопросил:

— Ты кто?

— Я твой король, — ответил Гутред.

Кьяртан снова засмеялся. Теперь он окончательно успокоился, уверившись, что ему не угрожает темная магия.

— Это Дунхолм, щенок, — сказал он, — и у нас нет короля.

— Ошибаешься, король у вас есть, и он здесь, — ответил Гутред, выказав полнейшее равнодушие к попытке его оскорбить. — И я останусь здесь до тех пор, пока твои кости не побелеют под солнцем Дунхолма.

Кьяртана это развеселило.

— Надеешься взять меня измором? С помощью своих священников? Думаешь, я умру от голода, потому что ты здесь? Так слушай, щенок. В реке есть рыба, в небе есть птицы, и Дунхолм не будет голодать. Ты можешь торчать здесь до тех пор, пока хаос не разорвет мир на клочки, но все это время я буду есть лучше, чем ты. Почему бы тебе не объяснить ему это, господин Ивар?

Ивар лишь пожал плечами, как будто честолюбивые замыслы Гутреда его не касались.

— Ну ладно, — Кьяртан положил топор на плечо, словно придя к выводу, что оружие ему не понадобится, — и что же ты хочешь предложить мне, щенок?

— Ты можешь забрать своих воинов в Гируум, — сказал Гутред, — и мы дадим вам корабли, чтобы было на чем уплыть. Твои люди могут отправиться с тобой, кроме тех, что пожелают остаться в Нортумбрии.

— Ты играешь в короля, мальчишка! — Кьяртан снова посмотрел на Ивара. — Неужели ты его союзник?

— Я его союзник, — без выражения ответил Ивар.

Кьяртан снова взглянул на Гутреда.

— С какой стати мне покидать Дунхолм, щенок? Мне здесь нравится. Я прошу одного — чтобы меня оставили в покое. Мне не нужен твой трон, мне не нужна твоя земля, хотя я мог бы заинтересоваться твоей женщиной, если бы она у тебя была и оказалась достаточно хорошенькой. Поэтому я сделаю тебе встречное предложение. Ты оставишь меня с миром, и я забуду о твоем существовании.

— Ты мешаешь мне жить в мире, — ответил Гутред.

— Да насрать мне на тебя, щенок! Берегись, если отсюда не уйдешь! — прорычал Кьяртан, и в его голосе чувствовалась сила, которая напугала юного короля.

— Так, значит, ты отказываешься от моего предложения? — спросил Гутред.

Он утратил преимущество в переговорах и знал это.

Кьяртан покачал головой с видом крайнего разочарования.

— И ты называешь это королем? — обратился он к Ивару. — Если тебе нужен король, найди мужчину.

Затем Кьяртан указал на меня боевым топором.

— А с тобой у меня старые счеты, — проговорил он, — но еще не пришел день, когда я заставлю тебя вопить, как трусливую бабу. Однако этот день обязательно придет.

Он плюнул в мою сторону, потом круто повернул лошадь и поскакал обратно к высоким воротам, не промолвив больше ни слова. Его люди последовали за ним.

Гутред глядел ему вслед, а я пристально смотрел на Ивара, который намеренно разоблачил мое «колдовство». Думаю, ему сказали, что король обещал мне Дунхолм в случае успеха, а потому Ивар позаботился о том, чтобы крепость не пала. Он посмотрел на меня, сказал что-то своему сыну, и оба засмеялись.