Поднимается ветер… - Татьяна Апраксина

— Вперед!!! Пехота, вперед!!!

Тамерские солдаты отступали. Алви Къела отбросил с лица отросшую за зиму челку, чтобы она не лезла в глаза, привстал в стременах и еще раз посмотрел на юг. Да, зрение его не подвело, и ему не померещилось. Третья линия тамерской армии разделилась на две неравные части. Большая беспорядочно, мешая друг другу, ринулась влево. Даже «символ освободительной войны», который уже перестал интересоваться планами и картами, знал, что там, за ручьем, начинается болото. Его было прекрасно видно издалека, и не нужно было досконально изучать место, чтобы разглядеть трясину. Она тянулась от края бывшего фруктового сада на добрых пять миль. Чахлые осинки и кривенькие елочки, проблески воды между кочками, светлая, совсем другого, чем на поле, оттенка трава… Неужели тамерский командир в горячке боя принял веселенькую болотную траву, слишком яркую для твердой почвы, за луг?! Глупость, какая глупость! Самое страшное — этот дурак утащил за собой целую толпу къельских и саурских воинов.

Тамерское командование долго, упрямо добивалось того, чтобы северные владетели в бою действовали не по своему разумению, а неукоснительно исполняли приказы. Вот и результат: чужак, наверняка выросший в горах или на морском побережье, спутал твердую почву у подножья холма, что располагался справа, с болотом. У него еще было время, чтобы исправить свою ошибку: нужно было остановить отряд до того, как весь он перешел ручей. Но проклятого дурака тянуло в трясину!..

Пусть Алви никогда не командовал даже ротой, он не сделал бы подобной нелепой ошибки! Почему, почему он в очередной раз вынужден наблюдать за ходом боя из глубокого тыла? Меньшая часть отступала по изрытому отводными канавами лугу к четвертой линии, которая спешила им навстречу. Собранская пехота преследовала остатки третьей линии по пятам. Не дойдя сотни три шагов, пехотинцы остановились и стянули свои ряды. К ним торопились последние отставшие, и — Алви вздрогнул — еще два свежих отряда, которые раньше прятались за оградой сада.

— Началось основное сражение, — объяснил Олуэн, все время находившийся рядом с графом Къела.

— Вот как это называется… — нельзя было кричать на друга, но от ярости у Алви темнело в глазах. — Олуэн… нельзя ли послать кого-то за ручей? Там же болото! Лошади утонут!

— Это уже сделано.

— Почему я не вижу результатов?

— Ты торопишься, — ну как, как у флигель-адъютанта получалось говорить настолько мягко и терпеливо? Он ведь не был ни святым, ни лишенным страстей старцем… — Понадобится еще время.

— Олуэн, почему мне кажется, что это непохоже на победу? Тамерец неторопливо поправил золотой аксельбант на левом плече, потом взялся за свою треуголку. Руки у него были маленькими, как у девицы, Алви каждый раз удивлялся, когда обращал на это внимание. Он прекрасно помнил, что холеные короткие пальчики могут запросто приподнять за шиворот человека комплекции графа Къела, или кого потяжелее. Не только оторвать от земли, но и внушительно встряхнуть, а после этого аккуратно поставить на место. Несколько дней назад флигель-адъютант именно так поступил с зарвавшимся кавалерийским юнкером.

Тот спьяну затеял орать под окнами первого этажа, где Алви с Олуэном играли в карты, какую-то громкую нелепицу. То ли обидную песню, то ли безнадежно перевранный огандский гимн — разобрать было невозможно. Граф де Немир сначала окликнул нахала, которому было едва ли больше семнадцати, но тот не внял. Слушать звонкие вопли пьяного юнца не было никакого желания, и Алви собрался было выйти — но друг решил поступить иначе. Он протянул руку и ухватил юнкера за воротник мундира, встряхнул, словно тряпку, и поставил на землю. Пение утихло мгновенно.

— Простите, ваше высочество, — залепетал споро протрезвевший юнец.

— Иди прочь отсюда! — Граф де Немир немедленно принялся вытирать ладонь платком. Теперь Олуэн откровенно тянул время. Ему не хотелось отвечать, вот он и занимался безупречно сидевшей на голове треуголкой, идеально ровным аксельбантом, обшлагами мундира… всем, чем угодно, но не беседой с графом Къела. Северянин вздохнул и отвернулся к полю боя. Ничего хорошего для освободительной армии там не происходило.

Четвертая шеренга приняла в себя остатки третьей, сомкнула ряды и выдвинулась навстречу наступающим собранцам. Сзади по ним стреляли из луков и арбалетов, но, когда начался бой, обстрел временно прекратился: собранцы не собирались помогать врагу, попадая в собственных пехотинцев. Минуты тянулись медленно. Алви казалось, что где-то выше его левого уха невидимая рука держит ложку густой, кроваво-красной патоки. Тоненькая полупрозрачная нить протянулась до самой земли. Время, это было время сражения… Бой шел и шел. Со стороны он походил на схватку черных и красных муравьев посреди огромной поляны. Сотни людей убивали друг друга, но, казалось, ни одна сторона не может достичь перевеса. Алви вздрогнул всем телом, вспомнив изначальное соотношение сил: армия Собраны была смехотворно мала; но теперь стало не до смеха. Число людей на поле казалось вполне одинаковым, но собранцы сражались яростно и казались свежими до сих пор, в то время, как войска князя Долава успели выдохнуться еще на марше к полю.

— Что он делает?! — вскричал вдруг Олуэн. — Предательство…

— Кто? — граф Къела сначала не понял, о чем идет речь, но друг указал на темную фигуру с тамерским штандартом в руках. Кавалерист, окруженный добрыми тремя сотнями товарищей, прорубался через собственные ряды.

— Бригадир Награ! Он отступает! Алви ничего не сказал, и так было ясно, что — да, тамерский кавалерист отступает, прямо через отряды саурских владетелей, которые не могли освободить ему проход: им велено было держать плотный строй, вот они и держали. Второй раз напрасные потери, второй раз лишь потому, что от северян потребовали подчинения неразумным приказам.

— С-с-с-вятой Галад-д-деон… — граф Къела впервые услышал, как Олуэн заикается. Через миг он и сам едва не задохнулся: с холма, из-за разрушенной каменной изгороди выезжал отряд собранской кавалерии! Значит, она все-таки не ушла на юго-запад, а если ушла, то не целиком. Две тысячи свежих кавалеристов спускались вниз по зеленой траве. Замысел их был ясен: они собирались ударить в тыл сражающимся войскам тамерцев и северян. Те оказались бы зажатыми между пехотой и кавалерией, и не потребовалось бы много времени, чтобы оттеснить обороняющихся в болото, откуда еще не до конца выбрались остатки третьей шеренги. До полного разгрома оставались считанные минуты. Алви Къела прекрасно понимал, что, если он будет приказывать и спорить, то окажется не в лучшем положении, чем в прошлый раз: кто-то из телохранителей силой утащит его в палатку. Этого нельзя было допустить, и он ринулся вперед. Теперь его гвардия оказалась перед простым выбором: либо следовать за сюзереном в бой, либо наблюдать, как он в одиночку мчится навстречу двухтысячному отряду собранской кавалерии.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});