Поднимается ветер… - Татьяна Апраксина

Они ехали мимо оставленной крестьянами деревни. Вчера Алви проезжал здесь со своей охраной: он приметил сгоревший дом на краю. Должно быть, бестолковая хозяйка оставила горящую лучину или просыпала угли.

— Что я натворил? — не сразу спросил Къела.

— Сгубили триста человек ни за мышиный хвост. И дружка своего смазливого.

— Олуэн? Что с ним? — Алви дернулся, но тяжелая рука вдавила его в седло.

— Зарубили его, пока вас вытаскивал. Перед глазами потемнело. Олуэн пытался вытащить его, прикрыть в бою, а Алви считал, что они просто сражаются рядом. Кажется, был момент, когда друг пытался развернуть его коня… или померещилось? Сквозь темно-багровую пелену все, что происходило считанные минуты назад, казалось нереальным. Олуэн погиб. Если бы Алви не ринулся в бой… Если бы он остался в безопасном месте… Он ничего не сделал, лишь погубил своего единственного друга. Как там сказал обладатель вонючей пасти? Ни за мышиный хвост? Так все и было. Тупая боль терзала внутренности. Совесть? Раскаяние? Раскаленные когти Противостоящего, который смеется, если люди совершают глупости? Если они бросаются в бой, триста против двух тысяч, если уловкой заставляют следовать за собой верных вассалов. Верных вассалов и преданных друзей. Преданных. Какое хорошее слово. Преданный друг. Друг, который предан тебе. Друг, которого ты предал. Выбирай на вкус…

— У меня к вам лишь один вопрос, граф Къела, — князь Долав походил на цаплю, но сейчас — на цаплю с подбитым крылом, потерявшую свой выводок. Он пришел в комнату, где с бутылкой вина сидел Алви; вопреки своему обычаю, не прислал денщика, не постучался. Просто вошел и встал напротив стула, на котором бездумно раскачивался северянин. Сколько генерал-фельдмаршалу было лет? Шестьдесят? Семьдесят? Сейчас къелец сказал бы — все девяносто… Сухое сморщенное личико покрылось уродливыми синюшными пятнами, губы дрожали; но говорил он четко, как всегда. Строгим поставленным голосом, которым отдавал приказы.

— Да, ваше сиятельство? — Алви попытался встать, но старик махнул рукой, и къелец покорно опустился на свое место.

— Вы знали, кем был ваш друг… Олуэн де Немир?

— Флигель-адъютантом. Офицером свиты вашего императора… — О чем говорит старик, похожий на птицу? Может быть, поражение свело его с ума? Разве важно, кем был Олуэн?! Важно — каким он был… Алви ждал, пока Вир соберет его вещи и скажет, что пора отбывать. К визиту князя, а тем более — к его странным и нелепым вопросам он был не готов, да и слишком пьян, чтобы разговаривать с тамерским вельможей. Хорошо еще, вспомнил, как к нему нужно обращаться.

— Вот как… Вы были близки. Его высочество находился в ставке инкогнито, но вы сдружились. Я был уверен, что он открыл вам… — Долав ронял слова, как рассеянная старуха — скорлупу от орешков. Бездумно, бессмысленно.

— Что открыл?! — не выдержал северянин.

— Понимаете ли, граф Къела… — граф Къела ничего не понимал, но на сердце похолодело. Что он еще узнает? Что услышит? — Тамер не столь любим богами, как ваша страна… Нам нелегко выживать. Нашей стране нужны перемены. Слишком много стариков. Таких, как я. Мы трусливы… мы так боимся что-то менять, но мы надеялись…

— Ваше сиятельство, я не понимаю!

— Вы не понимаете, — покачал хохолком волос старик. — Да, вы не понимаете. Не понимали. Вы такой наивный юноша… Мы так надеялись, что новый император подарит стране перемены… Новый император? При чем тут Олуэн, зачем седой князь стоит перед ним и бормочет короткие фразы, словно разговаривает сам с собой? По морщинистым щекам старика стекали едва заметные в полутьме слезы. Граф Къела не знал, что ему делать: утешать тамерца, бежать вон из комнаты, зажмуриться и не видеть, как плачет человек, что годится ему в деды…

— Мне тяжело это вам говорить… но вы должны знать. Своей ребяческой выходкой вы убили надежду нашей страны.

— Князь!..

— Олуэн де Немир был внуком и наследником государя императора.

7. Собра — Саур

— Вы должны уехать из столицы в Эллону, — Бернар был невыносимо зануден и настойчив. — Немедленно. Вопреки ожиданиям Саннио, капитан охраны не стал бить его палкой и прочим образом наказывать за дерзость, самовольный побег к герцогу Алларэ и пятидневное отсутствие дома во время смуты. Он вообще ничего не стал говорить на эту тему, только приветствовал беглого наследника рукопожатием, а потом бдительно следил за тем, чтобы на этаже стояла тишина. Лекаря он тоже звать не стал, вместо этого сам принялся отпаивать вином и травами Саннио, который даже спать не мог: стоило закрыть глаза, как мерещилась всякая пакость. Трупы, в основном. Повешенные и зарубленные, сгоревшие и раздавленные… Наследник валялся пластом, равнодушно принимая заботу Бернара. Он с удовольствием выгнал бы его вон, но сил на споры не было. Когда Саннио наконец-то отлежался и спустился в столовую к завтраку, он спросил Кадоля о новостях. За прошлую седмицу он неожиданно почувствовал себя частью столичной жизни. Он больше не был гостем в чужом городе, работником в чужом доме. Выученное за пять дней наизусть Левобережье было частью его города. Услышанное звучало… не вполне правдоподобно. Арест герцогини Алларэ Саннио не слишком опечалил. Может быть, неприятная дама и была вовсе невинной, но юноша злорадно подумал, что пребывание в Шенноре ей не повредит. Принца Элграса отправили в ссылку в Брулен. Хорошо это или плохо, юноша не знал. Короля Лаэрта в молодости тоже отправили прочь из столицы, только в Кертору, а не на запад, но ничего слишком уж необычного в этом не было. Случалось, и не раз. Иногда и принцам полезно погостить где-нибудь на окраинах. Было бы забавно, если бы принц Элграс встретился с Керо Къела, которая тоже уехала в Брулен… Все прочее его ошеломило. Смерть дочери первого министра. Саннио ее никогда не видел, а потому по-настоящему соболезновать не мог, но все равно это было грустно. Смерть самого графа Агайрона. В обоих случаях слухи говорили об отравлении, но Бернар сказал, что Анна Агайрон действительно умерла от яда, а вот ее отец покончил с собой, выпив слишком большую дозу опасного лекарства. Наследник вспомнил первого министра, с которым несколько раз встречался. Говорили, что граф Агайрон — очень набожный человек, но самоубийство — страшный грех… Саннио не сразу поверил, но всезнающий капитан охраны сказал, что так оно и есть. И худшая новость из всех — арест герцога Алларэ. Соучастие в отравлении девицы Агайрон? Саннио с трудом представлял Реми в роли отравителя. Скорее уж, алларец убил бы жертву своими руками, а не при помощи сестры. Организация хлебного бунта?!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});