Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи - Кларк Эштон Смит

крыльев поднимая зловонный ветер, который их гасил.

Казалось, им движет смертельная ненависть, ибо люди, на которых оно нападало, были не просто убиты, но чудовищно изувечены или разорваны его зубами и когтями на бесчисленные клочки. Те же, кому посчастливилось остаться в живых, описывали чудище по-разному и довольно неопределенно, сходясь лишь в том, что у него была звериная голова и огромные птичьи крылья. Знатоки демонологии утверждали, что это был Модо, дух убийства; другие полагали, что это кто-то из приближенных Сатаны, быть может, Амаймон или Аластор, озлобленные до безумия непоколебимой верностью Христу в благочестивом Вионе.

Вскоре эти сатанинские налеты и нападения, которые происходили все чаще и чаще, погрузили город в такой ужас, в такую липкую, клубящуюся, всепоглощающую мглу суеверий и предрассудков, что для описания ее в современном языке не найдется подходящих слов. Даже при свете дня обывателям мерещились в небе огромные кожистые крылья кошмарного чудовища; страх проникал повсюду, словно моровое поветрие. Горожане выходили на улицу, дрожа и крестясь, и даже сам архиепископ, как и подчиненные ему священнослужители, признавался в своей неспособности справиться с распоясавшимся злом. В Рим отправили гонца, который должен был привезти воду, специально освященную самим папой. Лишь это средство считалось достаточно могущественным, чтобы спасти Вион от кошмарного гостя.

Тем временем ужас нарастал, приближаясь к своей кульминации. Однажды вечером, примерно в середине ноября, настоятель францисканского монастыря, покинувший келью, чтобы соборовать умирающего друга, был настигнут чудовищем прямо на пороге дома, куда направлялся, и умерщвлен столь же варварски, как и остальные жертвы.

К этому гнусному деянию вскоре прибавилось новое немыслимое кощунство. На следующую же ночь, когда растерзанное тело аббата было выставлено в соборе, шла заупокойная месса, горели свечи, демон ворвался в высокий неф через открытые двери. Затушив свечи взмахами черных, как сажа, крыльев, он поволок прочь троих священников, чтобы зверски растерзать в наступившем мраке.

Каждый теперь ощущал грозный натиск сил Зла, которые задались целью сокрушить христианскую стойкость вионцев. Среди всеобщей растерянности, хаоса и упадка морального духа, которые последовали за этим новым чудовищным зверством, не заставил себя ждать и прискорбный всплеск человеческих злодеяний: убийства, грабежи и воровство уже, казалось, никого не удивляли. Множество новоявленных сатанистов служили черные мессы в окрестных лесах и тайных капищах.

В самый разгар смятения и неразберихи по Виону пошли слухи, что в городе появился второй демон, что первое чудище нашло себе товарища – не менее уродливого и зловещего духа распутства и похоти, который преследовал только женщин. Это создание до истерики напугало нескольких дам, девиц и служанок, подглядывая в окна их спален, а к другим, вынужденным по какой-то надобности в ночное время перемещаться между домами, пыталось подкатить с непристойными гримасами и похотливыми ужимками, преувеличенно громко хлопая перепончатыми крыльями.

Однако, как ни странно, не было ни одного достоверного случая, чтобы этот омерзительный инкуб посягнул на женскую честь. Ко многим женщинам он приближался, пугая их своим обликом и сладострастными гримасами, но ни одну не тронул. Даже в подобные страшные времена кое-кто отпускал непристойные шуточки по поводу странной воздержанности демона. Он кого-то ищет по всему Виону, уверяли эти люди, но пока не нашел.

III

От трактира, который держал Жан Вильом, отец Николетты, скромное жилище Блеза Рейнара было отделено протяженностью длинного и темного извилистого переулка. В этом трактире Рейнар имел обыкновение проводить все вечера, хотя Жан его ухаживаниями за Николеттой был явно недоволен, да и она сама не слишком-то привечала камнереза. Его терпели благодаря туго набитому кошельку вкупе с неудержимым пристрастием к вину. Блез появлялся, едва садилось солнце, и безмолвно просиживал час за часом, пылко и мрачно глядя на Николетту и безрадостно глотая крепкие аверуанские вина. Несмотря на желание сохранить выгодного посетителя, в трактире его побаивались из-за скверной репутации и угрюмого нрава. Ссориться с ним лишний раз не желал никто.

Как и все в Вионе, Рейнар по ночам ощущал гнетущее бремя суеверного ужаса, когда посланник ада реял над городом, высматривая очередную жертву, которой мог оказаться любой незадачливый путник. Одна только полузвериная страсть к Николетте способна была выгнать его после захода солнца в извилистый переулок, длину которого ему необходимо было преодолеть, чтобы добраться до дверей трактира.

Осенние ночи были безлунны. Вечером назавтра после осквернения собора хрупкий, кроваво-красный серпик молодого месяца склонился над крышами домов, когда в обычный час Рейнар вышел из дверей своего жилища. В узком петляющем переулке было темно, и камнерез вздрагивал от страха, пробираясь меж высоких стен во мраке, который не под силу было рассеять робкому свету из немногочисленных окон. На каждом повороте ему мерещилась зловещая тень дьявольских крыльев, и казалось, что в темноте негасимыми адскими углями вот-вот вспыхнут жуткие глаза. Дойдя почти до конца переулка, Рейнар с содроганием увидел, что месяц скрылся за тучей, похожей на непристойно изогнутые заостренные крылья.

Когда он наконец дошел до двери трактира, его охватило невыразимое облегчение: ему уже начало казаться, будто кто-то неслышно и незримо движется за ним по пятам, наполняя сумерки дыханием опасности. Камнерез быстро захлопнул за собою дверь, словно перед носом страшного преследователя.

В тот вечер посетителей в трактире оказалось не слишком много. Николетта подавала вино помощнику купца, некоему Раулю Купену, привлекательному юноше, который лишь недавно перебрался в город. Рауль то и дело отпускал плоские шуточки и сальные остроты, а Николетта весело над ними смеялась, что Рейнар нашел совершенно неприличным. Жан Вильом в дальнем углу вполголоса обсуждал последние происшествия с двумя своими приятелями и пил с ними наравне.

Кипя от ревности к Раулю Купену, которого счел удачливым соперником, Рейнар уселся за стол и злобно уставился на воркующую парочку. Казалось, его появления никто не заметил. Вильом продолжал как ни в чем не бывало беседовать с друзьями, и Николетта со своим кавалером тоже не обращали на камнереза ни малейшего внимания. К ревнивому гневу Рейнара вскоре прибавилась обида: он решил, что его нарочно не замечают, и как следует грохнул тяжелым кулаком по столу, чтобы напомнить о своем присутствии.

Вильом, который сидел к камнерезу спиной, не обернулся, но позвал Николетту и велел ей обслужить посетителя. Через плечо улыбнувшись Купену, она с недовольным видом медленно подошла к столу нежеланного поклонника.

Она была маленькая и пухленькая, с золотисто-рыжими волосами, обрамлявшими прелестное круглое личико. Светло-зеленое тугое платье подчеркивало ее соблазнительные формы. На лице девушки отразилось пренебрежение: Блез ей не нравился, и она не давала себе труда скрывать свою неприязнь. Но Рейнару она показалась как