Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи - Кларк Эштон Смит

Эйбона», чьи рунические письмена не в силах разобрать другие чародеи. Он владел всеми заклинаниями, мог вызвать любого демона, а также славился изготовлением колдовских зелий. Среди них есть снадобья, замешанные на сильных чарах и дарующие тому, кто их принял, уникальные способности, вроде перемещения во времени. Одно из таких снадобий и дал тебе Мелькир, или Жан Мовессуар. Сам Азедарак вместе со слугой выпил другое зелье, – возможно, он проделывал этот фокус не раз – и перенесся из века друидов в век христианства, которому принадлежишь ты. Красный пузырек предназначен для прошлого, зеленый – для будущего. Смотри! У меня есть и тот и другой, хотя Азедарак об этом не подозревает.

Мориамис открыла шкафчик, где лежали амулеты и снадобья, сухие травы и лунные эликсиры, которые она использовала в своем колдовстве, и вытащила две склянки: в одной плескалась кроваво-красная жидкость, в другой – жидкость изумрудно-зеленого цвета.

– Однажды из женского любопытства я выкрала их из тайника его зелий, эликсиров и снадобий, – продолжала Мориамис. – Если бы захотела, я могла бы отправиться вслед за мошенником. Однако мне нравится мое время, и к тому же я не из тех женщин, что преследуют пресытившегося и охладевшего любовника…

– Выходит, – промолвил Амвросий, еще более ошеломленный, но внезапно обретший надежду, – если я выпью содержимое зеленого пузырька, то вернусь в свое время?

– Именно так. А из твоих слов я поняла, что твое возвращение придется Азедараку не по нраву. Как это похоже на него – затесаться среди жирных прелатов! Он своего не упустит, Азедарак всегда ценил удобства и роскошь. Ему не понравится, если ты целым и невредимым доберешься до архиепископа… по натуре я женщина не мстительная… но, с другой стороны…

– Трудно представить, что нашелся мужчина, который к тебе охладел, – галантно промолвил Амвросий, начиная понимать, что происходит.

Мориамис улыбнулась:

– Умеешь ты говорить красиво. И ты, я гляжу, очаровательный юноша, несмотря на эту ужасную сутану. Я рада, что спасла тебя от друидов, – они вырвали бы твое сердце и пожертвовали своему демону Тараниту.

– А теперь ты отправишь меня домой?

Мориамис слегка нахмурилась, затем вновь чарующе улыбнулась:

– Ты спешишь покинуть свою хозяйку? Отныне ты живешь в другом времени, так какая разница, через день, неделю или месяц ты вернешься в свое? Я помню формулу Азедарака и знаю, как отмерить нужное количество зелья, если потребуется. Обычно оно перемещает ровно на семьсот лет, но власть его можно усилить или ослабить.

Солнце закатилось за верхушки сосен, и в башню проникли мягкие сумерки. Служанка вышла из комнаты. Мориамис приблизилась и села на грубую скамью рядом с Амвросием. С улыбкой на устах колдунья посмотрела на него янтарными глазами – влажное пламя в их глубинах, казалось, разгорается тем ярче, чем быстрее опускается темнота. Мориамис принялась молча расплетать тяжелую косу; от ее волос исходил нежный и сладостный аромат, словно от цветущей виноградной лозы.

Амвросий оробел от ее близости.

– Я не уверен, что это правильно. И что подумает архиепископ?

– Мое дорогое дитя, до рождения архиепископа осталось по меньшей мере шестьсот пятьдесят лет. До твоего и того больше. Когда ты вернешься, от того, что ты здесь совершишь, тебя будут отделять семь столетий… неужели этого недостаточно, чтобы отпустить любой грех, сколько бы раз его ни совершали?

Подобно тому, кто запутался в сетях волшебного сновидения и обнаружил, что сон не так уж плох, Амвросий уступил неопровержимым доводам этой женщины. Он понятия не имел, что должно случиться, но в чрезвычайных обстоятельствах, как справедливо заметила Мориамис, отступление от строгого монастырского устава простительно, и можно не бояться, что оно повлечет за собой погибель души или даже серьезное нарушение монашеских обетов.

IV

Спустя месяц Мориамис и Амвросий стояли перед друидским алтарем. Было поздно, горбатая луна висела над пустой поляной, серебря верхушки деревьев. Теплый ветерок летней ночи был нежен, словно дыхание спящей женщины.

– Так ли необходимо возвращаться? – печально спросила Мориамис с ноткой мольбы в голосе.

– Это мой долг. Я должен доставить Клементу «Книгу Эйбона» и другие доказательства, которые собрал против Азедарака.

Собственные слова в ушах монаха прозвучали легковесно; он изо всех сил старался убедить себя в состоятельности своих доводов, но тщетно. Его идиллическая жизнь с Мориамис, которую он при всем желании не мог назвать греховной, бросала на все, что ей предшествовало, тягостный отсвет нереальности. Свободный от условностей и обязательств, погруженный в блаженный сон, Амвросий жил, как счастливый дикарь; а теперь вынужден вернуться в шкуру средневекового монаха и влачить жизнь под гнетом смутного чувства долга.

– Я не стану тебя удерживать, – вздохнула Мориамис. – Но я буду скучать по тебе и вспоминать, каким умелым любовником и добрым компаньоном ты мне был. Держи свое зелье.

Зеленая жидкость казалась прохладной и почти бесцветной при свете луны. Мориамис вылила ее в маленькую чашу и подала Амвросию.

– Ты ручаешься, что отмерила точно? – спросил монах. – Ручаешься, что я сумею вернуться в таверну примерно тогда, когда ее покинул?

– Да, – ответила Мориамис, – зелье надежное. Но постой, я принесла с собой и другую склянку. Возьми ее – кто знает, может быть, ты еще захочешь возвратиться ко мне.

Амвросий взял красную склянку и спрятал под рясу рядом с древним гиперборейским руководством по колдовству. Затем, уместным манером простившись с Мориамис, решительно осушил содержимое пузырька.

Поляна, залитая лунным светом, серый алтарь, Мориамис – все исчезло в вихре пламени и теней. Амвросию показалось, что целую вечность он парил в фантасмагорической бездне, среди подвижных и исчезающих форм, рождающихся и рушащихся непостижимых миров.

В конце концов он оказался в таверне и сидел, как ему показалось, за тем же столом, за которым сиживал с сеньором де Эмо. Стоял ясный день, таверна была полна народу, среди которого Амвросий тщетно искал румяную физиономию владельца или слуг и посетителей, которых видел в прошлый раз. Все лица были ему незнакомы, а мебель выглядела потертой и потемневшей от времени.

Заметив Амвросия, посетители таверны уставились на него с интересом и изумлением. Высокий мужчина с грустным взглядом и впалыми щеками быстро подошел и поклонился в манере, что свидетельствовала скорее о нескрываемом любопытстве, чем об уважении к сану.

– Чего желаете? – спросил он.

– Это таверна «Отрада путника»?

Трактирщик изумленно уставился на монаха:

– Нет, эта таверна называется «Мечта гурмана», и я содержу ее уже тридцать лет. Разве вы не видели вывеску? «Отрадой путника» таверна называлась во времена моего батюшки, но после его смерти название поменяли.

Амвросия охватил ужас.

– Когда я заходил сюда недавно, она называлась иначе,