Слова сияния - Брендон Сандерсон

Солдат не стала задавать вопросы, потащив Аброная прочь. На большом плато собралось около тысячи несогласных, заполнив собой тренировочный полигон. Приемлемо маленькое количество.

— Эшонай... — Песня звучала в ритме тревоги. Она повернулась навстречу подошедшему Тьюду. — Мне не нравится то, чем мы здесь занимаемся.

Тревога. Эшонай волновалась, что с ним будет непросто. Она взяла Тьюда под руку, увлекая в сторону. Новые ритмы бились в ее разуме в такт бронированным ступням, скрипящим о камень. Как только они отошли на безопасное расстояние, чтобы их не могли услышать Венли и остальные, Эшонай повернулась к Тьюду и посмотрела ему в глаза.

— Не вмешивайся, — сказала она с раздражением, выбрав один из старых, знакомых ему ритмов.

— Эшонай, — тихо произнес он. — Это неправильно. Ты знаешь, что это неправильно. Я согласился измениться — как и каждый солдат — но это неправильно.

— Разве ты не согласен, что нам требуется новая тактика в войне? — спросила Эшонай в ритме решимости. — Мы медленно умираем, Тьюд.

— Нам действительно требуется новая тактика, — ответил Тьюд. — Но... С тобой что-то не так, Эшонай.

— Нет, мне всего лишь требовался повод для решительных действий. Тьюд, я раздумывала над чем-то подобным на протяжении месяцев.

— Над переворотом?

— Не над переворотом. Над сменой приоритетов. Мы обречены, если не изменим подход! Моей единственной надеждой стало исследование Венли. Она открыла только эту форму. Что ж, я должна попробовать использовать ее, предпринять одну последнюю попытку спасти наш народ. Совет пяти хотел меня остановить. Я сама слышала, как ты жаловался, что они только разговаривают, но не действуют.

Он загудел в ритме размышления. Однако она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, когда он настраивает неискренний ритм. Биения были слишком явными, слишком сильными.

«Я почти его убедила, — подумала Эшонай. — Дело в красных глазах. Я вселила в него и в некоторых других солдат дивизии страх. Они слишком боятся наших богов».

Стыдно признать, но, возможно, ей придется казнить его и своих бывших товарищей.

— Я вижу, что не убедила тебя, — сказала Эшонай.

— Я просто... Не знаю, Эшонай. Мне не нравится то, что происходит.

— Позже я поговорю с тобой поподробнее. Прямо сейчас у меня нет времени.

— И что ты собираешься с ними сделать? — спросил Тьюд, кивнув на группу слушающих. — Очень напоминает облаву на тех, кто с тобой не согласен. Эшонай... Ты понимаешь, что твоя собственная мать находится среди них?

Она вздрогнула, вглядевшись и заметив свою старую мать, которую вели к общей группе двое солдат в штормовой форме. Они даже не обратились к ней с вопросом. Означало ли это, что они были крайне послушными несмотря ни на что или просто опасались, что она даст слабину из-за того, что ее мать отказалась измениться?

Эшонай слышала, как поет мать. Пока ее вели, звучала одна из старых песен.

— Можешь присматривать за этой группой, — сказала Эшонай Тьюду. — Ты и те солдаты, которым доверяешь. Я поручу контроль над несогласными своему собственному отделению и поставлю тебя во главе. Таким образом, с ними ничего не случится без твоего одобрения.

Он помедлил и кивнул, загудев в ритме размышления, на этот раз по-настоящему. Она позволила ему удалиться, и Тьюд трусцой побежал к Биле и нескольким другим солдатам из бывшего отделения Эшонай.

«Бедный, доверчивый Тьюд, — подумала она, пока он принимал командование над охраной несогласных. — Спасибо, что позволил так просто себя одурачить».

— С этой частью ты хорошо справилась, — сказала Венли, когда Эшонай подошла к ней обратно. — Ты сможешь удерживать город под контролем достаточно долго, чтобы все успели трансформироваться?

— С легкостью, — ответила Эшонай, кивнув солдатам, подошедшим с донесениями. — Просто позаботься о том, чтобы спрены были в наличии и в нужном количестве.

— Позабочусь, — проговорила Венли с удовлетворением.

Эшонай выслушала донесения. Все, кто согласился на трансформацию, собрались в центре города. Настало время поговорить с ними и опутать их заготовленной ложью: что Совет пяти будет восстановлен после того, как они разберутся с людьми, что нет причин волноваться. Что все в полном порядке.

Эшонай шагала по городу, который теперь принадлежал ей, окруженная солдатами в новой форме. Ради пущего эффекта она призвала Клинок Осколков, последний Клинок ее народа, и закинула его на плечо.

Она прошла к центру города, минуя полуразрушенные здания и хижины из панцирей. Чудо, что постройки оказались способны пережить сверхшторм. Ее народ заслуживал большего. С возвращением богов они это получат.

К ее раздражению, понадобилось некоторое время, чтобы слушающие успокоились и приготовились внимать. Примерно двадцать тысяч пребывающих не в боевой форме, собранные вместе, являли собой впечатляющее зрелище. При их виде казалось, что население города не такое уж и маленькое. Тем не менее здесь присутствовала лишь толика их первоначальной численности.

Солдаты усадили всех собравшихся и приготовили посланников, чтобы передавать слова Эшонай тем, кто находился далеко и не мог ее услышать. Ожидая окончания приготовлений, Эшонай выслушала доклады по численности населения. Поразительно, но большинство отказавшихся трансформироваться оказались рабочими. Считалось, что они должны слушаться. Что ж, большая их часть были пожилыми, теми, кто не сражался в войне против алети. Теми, кому не пришлось видеть, как погибают их друзья.

Она ожидала у основания шпиля, пока все будет готово. Чтобы начать свою речь, Эшонай поднялась по ступеням, но остановилась, заметив бегущего к ней Вараниса, лейтенанта. Он был одним из тех, кого она выбрала для первой трансформации в штормовую форму.

Внезапно встревожившись, Эшонай настроила ритм разрушения.

— Генерал, — проговорил Варанис с тревогой. — Они сбежали!

— Кто?

— Те, кого вы приказали нам отделить, те, кто не захотел трансформироваться. Они сбежали.

— Что ж, догоните их, — ответила Эшонай со злостью. — Они не могли уйти далеко. Рабочие не смогут перепрыгнуть ущелья, они убежали не дальше последних мостов.

— Генерал! Они разрушили один из мостов, а затем использовали веревки, чтобы спуститься в само ущелье. Они ушли понизу.

— Тогда в любом случае они все равно что мертвы, — проговорила Эшонай. — Через два дня налетит шторм. Они окажутся запертыми в ущельях и погибнут. Забудьте о них.

— Что насчет их охранников? — требовательно спросила Венли в ритме злости, протолкавшись к Эшонай. — Почему за ними не следили?

— Охранники сбежали вместе с ними, — ответил Варанис. — Эшонай, их возглавлял Тьюд.

— Не важно, — ответила Эшонай. — Ты свободен.

Варанис ушел.

— Ты не удивлена, — произнесла Венли в ритме разрушения. — Что это за охранники, которые помогают сбежать заключенным? Что ты наделала, Эшонай?

— Не ставь под сомнение мои действия.

— Я...

— Не ставь под сомнение мои действия, — повторила Эшонай, схватив сестру за шею бронированной рукой.

— Убей меня, и ты уничтожишь все, — ответила Венли без малейшего намека на страх в голосе. — Они никогда не последуют за женщиной, публично убившей собственную сестру, и только я смогу подготовить спренов, которые нужны тебе для трансформации.

Эшонай загудела в ритме насмешки, но отпустила Венли.

— Я собираюсь произнести речь.

Она повернулась к сестре спиной и стала подниматься по ступеням, чтобы выступить перед своим народом.

ЧАСТЬ 4. Сближение

ГЛАВА 59. Флит

Я адресую это письмо «старому другу», поскольку даже не могу представить, какое имя ты используешь теперь.

Каладин никогда раньше не сидел в тюрьме.

Клетки, да. Ямы. Загоны. Под стражей в комнате. В настоящей тюрьме — никогда.

Возможно потому, что тюрьмы оказались слишком хороши. Ему предоставили два одеяла, подушку и ночной горшок, который регулярно меняли. Кормили намного лучше, чем когда он был рабом. Каменная полка — не самая удобная постель, но с одеялами не так уж плоха. В камере не имелось ни одного окна, но он хотя бы не оставался снаружи во время шторма.

В общем, камера была очень хорошей. И Каладин ее ненавидел.

В прошлом он попадал в тесные помещения только для того, чтобы переждать сверхшторм. Теперь же, запертый здесь в течение многих часов, когда ему не оставалось ничего иного, кроме как лежать на спине и размышлять... Каладин обнаружил, что тревожится, потеет, скучает по открытому пространству. Скучает по ветру. Одиночество его не беспокоило. Только эти стены. Он чувствовал, как они давят на него.

На третий день заключения мостовик услышал шум, доносящийся из глубины тюрьмы, вдали от камеры. Он поднялся, не обращая внимания на Сил, которая сидела на невидимой скамейке на стене. Почему кричали? Из коридора донеслось эхо.