Бита за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу

— Я все еще не понимаю, почему Сульпиций набросился на нас за это? — капризно спросил Антоний Оратор.

— Марк Антоний, мы можем никогда не узнать причину, — ответил Сулла с большим спокойствием, — сейчас это даже неважно — почему. Намного важнее то, что он это сделал.

— Да, но как мы сможем избавить изгнанных сенаторов от долгов? — забеспокоился Поросенок.

— С помощью фонда, как мы уже договаривались. Необходимо создать комитет по управлению этим фондом, а Квинт Лутаций мог бы стать его председателем. Не существует такого должника-сенатора, который бы имел наглость что-то утаить от него.

Мерула, фламин Юпитера, хихикнул, с виноватым видом прикрыв свой рот.

— Я извиняюсь за свое легкомыслие, — проговорил он дрожащими от смеха губами, — но если бы мы были более благоразумными, то постарались бы избежать ужасного зрелища… Луция Марция Филиппа стали бы вытаскивать из долгового болота — вы только представьте себе! Мало того, что его долги больше всех остальных, вместе взятых, но, заплатив их, мы бы не увидели его в Сенате. Я думаю, что если мы о нем случайно забудем, то последствием такого поступка станут лишь мир и спокойствие.

— Да, мысль замечательная, — вежливо согласился Сулла.

— Ты беспокоишь меня, Луций Корнелий, своей политической беспечностью, — возмутился Катул Цезарь. — Не имеет значения, что мы думаем о Луции Марции. Факт остается фактом: он — представитель древней и знаменитой фамилии. Его пребывание в Сенате должно быть сохранено.

— Ты прав, разумеется, — вздохнул Мерула.

— Тогда решено, — сказал Сулла, слегка улыбаясь. — Что касается остального, то мы можем только ждать развития событий. Кроме того, я думаю, что настало время сократить период feriae. В соответствии с религиозными правилами законы Сульпиция уже более чем недействительны. И у меня зародилась мысль, что нам надлежит позволить Сульпицию и Гаю Марию думать, будто они выиграли, а мы бессильны.

— Но мы действительно бессильны, — заметил Антоний Оратор.

— Я в этом не убежден, — отозвался Сулла. Он повернулся к младшему консулу, очень молчаливому и мрачному. — Очень сожалею, Квинт Помпей, но ты должен покинуть Рим. Полагаю, тебе следует взять все свое семейство и отправиться на морское побережье. И не делай секрета из того, что ты уезжаешь.

— А что должны делать остальные? — испуганно спросил Мерула.

— Вы вне опасности. Если бы Сульпиций хотел устранить Сенат путем уничтожения его членов, он мог бы сделать это еще вчера. К счастью для нас, он предпочитает действовать более законными средствами. Кстати, в долгах ли наш городской претор? Впрочем, это не имеет значения. Курульный магистрат не может быть выселен из его помещения, даже если сам претор выдворен из Сената.

— Марк Юний совершенно не имеет долгов, — сообщил Мерула.

— Хорошо, с этим ясно. В таком случае он должен приступить к управлению Римом в отсутствие консулов.

— Обоих? Не говори мне, что ты тоже собираешься покинуть Рим, Луций Корнелий, — ошеломленно вскричал Катул Цезарь.

— У меня есть пять легионов пехоты и две тысячи кавалерии, находящихся в Капуе в ожидании своего командира, — ответил Сулла. — После моего поспешного отъезда пойдут слухи. Я должен всех успокоить.

— Ты действительно политически беспечен! В такой серьезной ситуации один из консулов должен оставаться в Риме!

— Почему? — недоуменно вскинул брови Сулла. — Рим не управляется в настоящий момент консульской администрацией, Квинт Лутаций, Рим принадлежит Сульпицию. И я хочу, чтобы он убедился в этом.

Все выслушали это заявление, не смея пошевелиться. Вскоре встреча была завершена, и Сулла, не мешкая, отправился в Кампанию.

* * *

Он спешил, мчась верхом на муле без всякого эскорта, прикрыв голову шлемом и опустив ее как можно ниже. Вдоль всего пути его следования народ бурно обсуждал действия Сульпиция и гибель Сената; эти новости распространялись почти так же быстро, как известия о резне в провинции Азия. Поскольку Сулла выбрал путь по Латинской дороге, он пересекал лояльные Риму районы и, прислушиваясь к разговорам, вскоре понял: одни рассматривают Сульпиция как италийского агента, другие — как агента Митридата, и никто не был в восторге от того, что Рим остался без Сената. И хотя магическое имя Гая Мария также было на слуху, консерватизм сельских жителей заставлял их скептически относиться к способности полупарализованного старика принять командование в новой войне.

Неузнаваемый, Сулла спокойно предавался беседам на различных постоялых дворах, где останавливался по пути. Своих ликторов он оставил еще в Капуе и был одет как обычный путешественник.

И всю дорогу, трясясь на муле, он непрерывно думал, и его мысли, вращаясь и кружась, рассыпались, не в силах найти для себя логическое завершение. Лишь в одном Сулла был уверен: он поступает правильно, возвращаясь к своим легионам. А эти части сознавали себя его легионами, по крайней мере четыре из них. Сулла возглавлял их почти два года, и именно они присудили ему венец из трав. Пятым был кампанский легион, которым командовал сначала Луций Цезарь, потом Тит Дидий и затем Метелл Пий. Почему-то, когда пришло время выбирать пятый легион, чтобы повести его с собой на Восток против Митридата, Сулла вдруг воспротивился собственной оригинальной мысли откомандировать легион Мария у Цинны или Корнута. «А теперь я очень рад, что в Капуе нет легиона Мария», — подумал он.

— Как же это сложно — быть сенатором, — говорил надежный помощник Суллы Лукулл. — Обычай требует, чтобы все сенаторские деньги были вложены в землю и имущество, и кто же позволит деньгам бездельничать? Отсюда становится совершенно невозможно иметь достаточно свободных денег, когда сенатор вдруг испытает в них нужду. Мы слишком привыкли залезать в долги.

— Сам-то ты в долгах? — спросил Сулла, думая о чем-то другом.

Как и Гай Аврелий Котта, Луций Лициний Лукулл был буквально вынужден стать сенатором, после того как Сулла дал цензорам публичный пинок под зад. Ему, кстати, было всего двадцать восемь.

— У меня долгов на сумму десять тысяч сестерциев, — спокойно ответил Лукулл, — однако я надеюсь, что мой братец Варрон узнает об этом. Равно как и о событиях, происходящих в Риме. Он единственный, у кого сейчас есть деньги. Я прилагал все усилия, но благодаря моему дяде Метеллу Нумидийскому и моему кузену Пию мне придется столкнуться с сенаторским цензом.

— О, будь спокоен, Луций Лициний! Когда мы отправимся на Восток, в нашем распоряжении окажется все золото Митридата. Этим-то золотом мы и расплатимся со всеми.

— Что ты намереваешься делать? — поинтересовался Лукулл. — Если мы пошевелимся, то, вероятно, успеем отплыть прежде, чем закон Сульпиция вступит в силу.

— Нет, думаю, мне надлежит оставаться здесь, чтобы наблюдать за тем, что будет происходить, — ответил Сулла. — Было бы слишком глупо отплыть именно тогда, когда мое командование поставлено под сомнение. — Он вздохнул: — Теперь, я полагаю, настало время написать Помпею Страбону.

Ясные серые глаза Лукулла были устремлены на Суллу с затаенным вопросом, но он так ничего и не спросил. Если кто-либо еще и мог контролировать ситуацию, то это был именно Сулла.

Шесть дней спустя пришло неофициальное письмо от Флакка, принцепса Сената. Сулла распечатал его и внимательно пробежал глазами.

— Итак, — обратился он к Лукуллу, который принес это письмо, — кажется, в Сенате осталось всего лишь около сорока сенаторов. Изгнанники Вария возвращены, но если они в долгах, то также не имеют права быть членами Сената, — а они, разумеется, все в долгах. Италийские граждане и свободные люди теперь будут распределены среди всех тридцати пяти триб. И последнее, — но не по степени важности! — Луций Корнелий Сулла освобожден от командования, которое передано Гаю Марию специальным указом державного народа.

— О! — воскликнул в замешательстве Лукулл.

Сулла отбросил письмо и щелкнул пальцами слуге:

— Мои доспехи и меч. — Затем обратился к Лукуллу: — Собери всю армию.

Час спустя Сулла взошел на лагерный форум, одетый по-военному, за исключением того, что на голове его красовалась обычная шляпа, а не шлем. «Выгляди привычным, Луций Корнелий, — говорил он про себя, — выгляди как их Сулла».

— Солдаты, — произнес он громко, но без крика, — все выглядит так, словно мы не собираемся сражаться против Митридата! Вы развлекаетесь здесь, пока те, в Риме, не могут ни на что решиться. Но вот они наконец решились. Командование в войне против понтийского царя Митридата переходит к Гаю Марию по решению народного собрания. Римский Сенат больше не существует, так как в нем осталось недостаточно сенаторов, чтобы собрать кворум. Следовательно, все решения о войне и военных принимаются плебсом, которым руководит их трибун Публий Сульпиций Руф.