Истоки тоталитаризма - Ханна Арендт

659

Никоим образом это не было идеей лишь нацистской Германии, хотя только нацистский автор осмелился высказать ее: "Это правда, что вопрос о беженцах будет продолжать существовать, даже когда больше не будет еврейского вопроса. Но поскольку евреи составляют такой высокий процент среди беженцев, беженский вопрос будет намного упрощен" (см.: Kabermann Н. Das Internationale Fluchtlingsproblem // Zeitschrift fur Politik. Bd. 29. Heft 3. 1939).

660

Красноречивые примеры этого исключительного доверия к национальным правам дают: согласие почти 75 процентов немецкого меньшинства в итальянском Тироле оставить свои дома и переселиться в Германию перед второй мировой войной, добровольная репатриация немецкого вкрапления в Словении, которое существовало там с XIV в., или, сразу же после окончания войны, единодушный отказ еврейских беженцев в одном итальянском лагере для перемещенных лиц от предложения итальянского правительства натурализовать их всех разом. С учетом опыта европейских народов между двумя войнами, было бы серьезной ошибкой толковать это поведение просто как еще один пример фанатического национального чувства. Эти люди больше не чувствовали уверенности в своих элементарных правах, если последние не охранялись правительством, под властью которого они жили по рождению (см.: Kulischer Е. М. Op. cit).

661

Немногие шансы для нового воссоединения, открытые перед свежими мигрантами, большей частью были связаны с их национальностью: например, испанских беженцев до известной степени радушно встречали в Мексике. Соединенные Штаты в начале 20-х годов приняли квотную систему, согласно которой каждая национальность, уже представленная в стране, получала, так сказать, право принять определенное число бывших соотечественников, пропорциональное ее численной доле во всем населении страны.

662

Как опасна может быть невиновность перед преследующим правительством, достаточно выяснилось, когда во время второй мировой войны американское правительство предложило убежище всем тем немецким беженцам, которым угрожал параграф об экстрадиции (выдаче) в немецко-французском протоколе о перемирии. Условием, конечно, было, чтобы претендент на въезд в США смог доказать, что он делал нечто против нацистского режима. Доля беженцев из Германии, способных исполнить это условие, была очень мала, и они, как ни странно, не были людьми, находящимися в наибольшей опасности.

663

Даже в условиях тоталитарного террора концентрационные лагеря иногда были единственным местом, где еще существовали остатки свободы мысли и дискуссий (см. Rousset D. Les jours de notre mort. P., 1947, passim, о свободе дискуссий в Бухенвальде и Ciliga A. The Russian enigma. L., 1940, об "островах свободы", "свободе мысли", что царила в некоторых из советских мест заключения (р. 200).

664

См.: Burke Е. Reflections on the revolution in France, 1790 / Ed. by E. J. Payne. Everyman's Library.

665

См.: Robespierre. Speeches. 1927. Speech of April 24, 1793.

666

Раynе Е. J. Introduction // Burke Е. Op. cit.

667

Это современное изгнание из человечества имеет гораздо более радикальные последствия, чем древний и средневековый обычай объявления вне закона. Внезаконность, без сомнения, "самая страшная участь, какую мог навлечь примитивный закон", отдавая жизнь человека вне закона на милость каждого встречного, исчезла с установлением действенной системы исполнения закона и, наконец, была заменена международными договорами о взаимной выдаче преступников. Первоначально объявление "вне закона" служило заменителем полицейских сил, предназначенных принуждать преступников к сдаче.

Раннее средневековье, по-видимому, вполне сознавало опасность, заключенную в "гражданской смерти". Отлучение от церкви в поздней Римской империи означало церковную смерть, но оставляло лицу, утратившему членство в церкви, полную свободу во всех других отношениях. Церковная и гражданская смерти отождествились только в эпоху Меровингов, и там отлучение от церкви "на практике обычно ограничивалось временным отлучением или ограничением в правах членства, которые могли быть восстановлены". См. статьи: "Outlawry" и "Excommunication" // Encyclopedia of the Social Sciences, а также статью "Friedlosigkeit" // Schweizer Lexikon.

668

"Магические чары", которые Гитлер источал на своих слушателей, отмечались много раз, в последний — публикаторами "Застольных разговоров Гитлера" (Hitlers Tischgesprache. Bonn, 1951; Hitler's Table Talks. Am. ed. N.Y., 1953; цитаты даны по немецкому оригиналу; [см. также русское издание: Ликер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск: Русич, 1993]). Эти чары — "странный магнетизм, что исходил от Гитлера с такой неотразимой силой", — держались на действительно "фанатической вере этого человека в себя" ("Введение" Герхарда Риттера. S. 14), на его псевдоавторитетных суждениях обо всем на свете и на факте, что его мнения — будь то о вредоносных последствиях курения или о политике Наполеона — всегда можно было встроить во всеобъемлющую идеологию.

Очарованность слушателей — социальный феномен, и чары Гитлера, действовавшие на его окружение, надо понимать исходя из конкретной "компании", в которой он общался с людьми. Общество всегда склонно признать самозванца тем, за кого он себя выдает, так что помешанный, изображающий гения, всегда имеет известный шанс, что ему поверят. В современном обществе с его характерной неразборчивостью и отсутствием проницательности эта тенденция усилилась, и потому всякий, кто не только имеет "мнения", но и высказывает их в тоне непререкаемой убежденности, не так-то легко теряет авторитет, сколько бы раз он ни попадал пальцем в небо. Гитлер, знавший современный хаос мнений из первых рук, по личному опыту открыл, что беспомощного качания между разнообразными мнениями и категоричным "приговором… что всё — вздор" (S. 281) лучше всего можно избежать, придерживаясь одного из многих ходячих мнений с "непреклонной последовательностью". Ужасающая произвольность такого фанатизма содержит много привлекательного для общества, потому что ради поддержания общественной сплоченности он освобождает от хаоса мнений, постоянно порождаемого обществом. Этот "дар" очарования, однако, что-то значит только в социальном контексте; он занимает такое выдающееся место в "Tischgesprache" лишь потому, что здесь Гитлер подыгрывал обществу и разговаривал не с людьми своего же сорта, а с генералами вермахта, которые все более или менее принадлежали к "обществу". Думать, что успехи Гитлера были основаны на его "талантах очаровывать", совершенно ошибочно. С одними такими качествами он никогда бы не продвинулся дальше роли оракула салонов.

669

См. блестящие замечания в: Hayes С. J. Н. The novelty of totalitarianism in the history of western civilization // Symposium on the totalitarian state. 1939. Proceedings of the American Philosophical Society. Philadelphia, 1940. Vol. 8.

670

Это действительно была "первая большая революция в истории, сделанная путем применения существующего формального кодекса законов в самый момент взятия власти" (см.: Frank H. Recht und Verwaltung. 1939. S. 8).

671

Лучшее исследование о Гитлере и его карьере — это новая биография Гитлера: Bullock A. Hitler: a study in tyranny. L., 1952. В духе английской традиции политических биографий она скрупулезно использует все доступные источники и дает обширную панораму современной политической сцены. Этим исследованием превзойдены по детализации отличные книги Конрада Хейдена (прежде всего: Heiden K. Der Fuehrer: Hitler's rise to power. Boston, 1944), хотя они остаются важными для общего истолкования событий. О карьере Сталина классическими работами еще остаются: Souvarine В. Stalin: a critical survey of bolshevism. N.Y., 1939; Deutscher I. Stalin: a political biography. N.Y.; L, 1949. Книга Исаака Дейчера незаменима из-за ее богатого документального материала и глубокого проникновения во внутреннюю борьбу в партии большевиков. Ее недостаток — объяснения, которые уподобляют Сталина Кромвелю, Наполеону и Робеспьеру.

672

Borkenau F. The totalitarian enemy. L., 1940. P. 231.

673

Цит. по немецкому изданию "Протоколов сионских мудрецов": Die Zionistischen Protokolle mit einem Vor und Nachwort von Theodor Fritsch. 1924. S. 29. [По-русски см.: Кон Н. Благословение на геноцид. Миф о всемирном заговоре евреев и "Протоколах сионских мудрецов". М.: Прогресс, 1990. С. 199.]

674

Это, конечно, особенность русской разновидности тоталитаризма. Интересно отметить, что уже на одном из первых процессов иностранных инженеров в Советском Союзе прокоммунистические симпатии использовались как аргумент для самообвинения: "Все время представители власти настаивали, чтобы я признался в совершении актов саботажа, которых никогда не было. Я отказывался. Тогда мне говорили: "Если вы, как хотите нас уверить, сочувствуете Советскому правительству, докажите это на деле. Правительству нужны ваши признания" (описано в: Ciliga A. The russian enigma. L., 1940. P. 153).