Истоки тоталитаризма - Ханна Арендт

617

Разумеется, это не всегда было четкой альтернативой. До сих пор никто не обеспокоился поискать характерные сходства между эксплуатацией меньшинств и колониальной эксплуатацией. Только Якоб Робинсон походя замечает: "Появился особый экономический протекционизм, направленный не против других стран, а против определенны групп населения. Как ни удивительно, но известные методы колониальной эксплуатации можно наблюдать в Центральной Европе" (Robinson J. Staatsburgerliche und wirtscnaftliche Gleichberechtigung // Suddeutsche Monatshefte. 26: Jahrgang. Juh 1929).

618

Согласно оценке, перед 1914 г. насчитывалось около 100 миллионов людей, чьи национальные ожидания не были исполнены. (См.: Webster Ch. K. Minorities: History // Encyclopedia Britannica. 1929.) Численность меньшинств оценивалась приблизительно м жду 25 и 30 миллионами (См.: Azcarate P. de. Minorities: League of Nations // Ibid.) Фактическое положение в Чехословакии и Югославии было намного хуже. В первой чешский "государственный народ" составлял 7200 тысяч, около 50 процентов населения, а во второй — 5 миллионов сербов составляли только 42 процента всего населения (см.: Winkler W. Statistisches Hanbuch der europaischen Nationalitaten. Wien, 1931; Junghann O. National Minorities in Europe. 1932; Tramples K. Op. cit. В последней работе даются слегка отличающиеся цифры).

619

Azcarate P. de. Op. cit.: "Договоры не содержат особых условий относительно "обязанностей" меньшинств перед государствами, частью которых они являются. Однако Третья очередная ассамблея Лиги Наций в 1922 г… одобрила… резолюции, касающиеся "обязанностей меньшинств"…"

620

Французский и британский делегаты были наиболее красноречивы в этом отношении. Бриан заявил: "Процесс, который мы должны иметь в виду, — не исчезновение меньшинств, но некий вид ассимиляции…" Сэр Остин Чемберлен, представитель Британии, Даже воскликнул, что "цель договоров о меньшинствах… обеспечить им… ту меру защиты и справедливости, которая постепенно подготовила бы их к полному слиянию с окружающим национальным сообществом" (Macartney С. A. National states and national minorities. L., 1934. P. 276, 277).

621

Правда, некоторые чешские государственные деятели, в большинстве своем либеральные и демократические лидеры национальных движений, одно время мечтали сделать Чехословакию республикой вроде Швейцарии. Причина, почему даже Бенеш никогда всерьез не пытался осуществить похожее решение своих беспокойных национальных проблем, состояла в том, что Швейцария была не моделью для подражания, а скорее особенно счастливым исключением, которое только подтверждало чужое правило. Новосозданные государства не чувствовали себя в достаточной безопасности, чтобы избавиться от централизации государственного аппарата, и не могли вдруг создать те малые самоуправляемые организмы из коммун и кантонов, на чьих чрезвычайно обширных полномочиях основана система Швейцарской Конфедерации.

622

Вильсон, бывший страстным проповедником гарантирования "расовых, религиозных и лингвистических прав меньшинствам", в то же время "опасался, что "национальные права" окажутся вредоносными, поскольку группы меньшинств, выделенные таким образом в качестве отдельных корпоративных организмов, тем самым сделались бы уязвимыми для "ревности и нападения" извне" (Janowsky О. J. The Jews and minority rights. N.Y., 1933. Р. 351). Макартни (Op. cit. Р. 4) описывает сложившееся положение и "осторожную работу Объединенного иностранного комитета", направленную на то, чтобы избежать термина "национальный".

623

Термин принадлежит Макартни (Op. cit., passim).

624

"Результатом мирного устроения было то, что каждое Государство в поясе смешанного населения… отныне смотрело на себя как на национальное государство. Но факты были против них…Ни одно из этих государств не было действительно однонациональным, точно так же как не было ни одной нации, которая целиком жила бы в одном государстве" (Macartney С. Op. cit. Р. 210).

625

В 1933 г. председатель Конгресса с чувством подчеркнул: "Одно несомненно: мы встречаемся на наших конгрессах не просто как члены абстрактных меньшинств; каждый из нас душой и телом принадлежит к определенному народу, своему собственному, и чувствует себя связанным с судьбой этого народа, будь то светлой или печальной. Следовательно, каждый из нас выступает здесь, если можно так выразиться, как чистокровный Немец или чистокровный Еврей, как чистокровный Венгр или чистокровный Украинец" (см.: Sitzungsbericht des Kongresses der organisierten nationalen Gruppen in den Staaten Europas. 1933. S. 8).

626

Первые меньшинства появились, когда протестантский принцип свободы совести подавил принцип cujus regio ejus religio ["Чья земля, того и вера" — принцип Аугсбургского мира (1555 г.) между протестантскими князьями Германии и католическим императором Карлом V. (Прим. пер.)]. Венский конгресс 1815 г. уже делал шаги, чтобы обеспечить определенные права польскому населению в России, Пруссии и Австрии, права, которые, безусловно, не были просто "религиозными". Характерно, однако, что все позднейшие договоры — протокол 1830 г. о независимости Греции, протокол 1856 г. о независимости Молдавии и Валахии и решение Берлинского конгресса 1878 г. по Румынии говорили о "религиозных", а не "национальных" меньшинствах, которым гарантировались "гражданские", но не "политические" права.

627

Де Мелло Франко, представитель Бразилии в Совете Лиги Наций, изложил проблему очень ясно: "Мне кажется очевидным, что те, кто задумывали эту покровительственную систему, и вообразить не могли появления внутри некоторых государств группы подданных, которые постоянно считали бы себя иностранцами по отношению к общей организации страны" (Macartney С. Op. cit. Р. 277).

628

"Режим защиты меньшинств был выработан как вспомогательное средство в случаях, где территориальное устроение неизбежно оказывалось несовершенным с точки зрения Национальной принадлежности" (Roucek J. The minority principle as a problem of political science. Prague, 1928. P. 29). Осложнения таились в том, что несовершенство территориального устроения оборачивалось ошибкой не только при расселении меньшинств, но и при образовании самих государств-преемников, поскольку в этом регионе не было территории, на которую не могли бы притязать сразу несколько национальностей.

629

Почти символическое свидетельство этой перемены в умах можно найти в высказываниях Эдуарда Бенеша, президента Чехословакии, единственной страны, которая после первой мировой войны доброжелательно подчинилась обязательствам, налагаемым договорами о меньшинствах. Вскоре после начала второй мировой войны Бенеш стал склоняться к поддержке принципа перемещения населения, который в конце концов вел к изгнанию немецкого меньшинства и к прибавлению еще одной категории к растущей массе перемещенных лиц. О позиции Бенеша см.: Janowsky О. J. Nationalities and national minorities. N.Y., 1945. P. 136 ff.

630

"Проблема безгосударственности выдвинулась на передний план после великой войны. До войны в некоторых странах, и что особенно примечательно — в Соединенных Штатах, существовали постановления, по которым натурализация (принятие в гражданство) могла быть аннулирована в тех случаях, когда натурализованное лицо отказывалось хранить честную верность принявшей его стране. Денатурализованное таким образом лицо становилось безгосударственным. Во время войны ведущие европейские государства нашли необходимым исправить свои законы о национальности так, чтобы иметь власть отменять натурализацию" (Simpson J. Н. The refugee problem. Institute of International Affairs. Oxford, 1939. P. 231). Класс лиц без государства, созданный отменами натурализации, был очень мал. Но он установил легкоповторимый прецедент, так что в межвоенный период натурализованные граждане становились, как правило, первой категорией безгосударственного населения. Массовому лишению прав натурализации, вроде введенного нацистской Германией в 1933 г. закона против всех натурализованных немцев еврейского происхождения, обычно предшествовали денационализация граждан из-за рождения в подобных группах и введение законов, делавших денатурализацию возможной по простому указу, подобно законам 30-х годов в Бельгии и других западных демократиях, предваривших действительную массовую денатурализацию. Хороший пример этого дает практика греческого правительства в отношении армянских беженцев: из 45 тысяч армянских беженцев между 1923 и 1928 гг. были натурализованы одна тысяча человек; после 1928 г. закон, который натурализовал бы всех беженцев моложе 22 лет, был приостановлен, а в 1936 г. правительство отменило все натурализации (см.: Simpson J. Op. cit. P. 41).