Широкий Дол - Филиппа Грегори

– Господь этого не допустит, – прошептала она. – Но если бы я знала, что с ним будут так обращаться, я бы ни за что не поддержала твоей идеи насчет этой лечебницы.

– Естественно! – не слишком приятным тоном сказала я. – Зато у меня – как только они уложили его в карету и он там мирно уснул – не осталось никаких сомнений в том, что я поступила правильно. Единственное, что нам оставалось, это предоставить Джона заботам врачей. И потом, таково было, в конце концов, его собственное желание. Ведь Джон сам сказал, что готов поехать в Бристоль, не так ли?

Селия кивнула, но я заметила в ее глазах тень сомнения. Впрочем, я больше не желала слушать ее возражений.

– Я, пожалуй, поднимусь к себе и переоденусь к обеду, – сказала я, швырнув в кресло свою треугольную шляпу. – Сегодня слишком холодно выходить на прогулку. Давай лучше отведем детей на галерею и поиграем с ними в волан.

Стоило мне напомнить о детях, и Селия мгновенно просияла, но глаза ее смотрели печально, и в голосе не было радости, когда она воскликнула:

– Да, это чудесная мысль! Они будут счастливы!

Так, малой ценой я избавилась от бесконечных вопросов Селии о том, когда Джон вернется домой, – всего лишь играя в волан с ней, с двумя преданными няньками и с двумя детьми, которые были слишком малы, чтобы играть в такую игру. И хотя это было безумно скучно, я на какое-то время обрела свободу от мыслей о мистере Льюэлине, о правах на наследство и о необходимости как можно скорее раздобыть весьма крупную сумму денег.

Селия считала, что уж к Рождеству-то Джон точно вернется домой, но Рождество наступило и прошло, а Джон был все еще недостаточно здоров, чтобы вернуться. Устроить большой рождественский пир, как это делалось обычно, мы в этом году не могли, поскольку были вынуждены соблюдать траур, но доктор Пиерс предложил устроить у него в доме праздник для деревенских детей и пригласил туда Гарри, Селию и меня.

По-моему, мы устроили бы детский праздник гораздо лучше; во всяком случае, угощение уж точно приготовили и более вкусное, и более разнообразное. Мисс Грин – домоправительница викария и сестра нашего мельника – имела свои, стародевические представления о том, что именно и в каком количестве следует есть деревенским детям. В общем, в этот день я подъехала к церкви с полной повозкой мяса, хлеба, фруктового желе, сладостей и лимонада. Праздник должен был начаться сразу после церковной службы. Гарри, Селия и я пошли к домику викария пешком, по дороге здороваясь с наиболее зажиточными арендаторами и поздравляя их с Рождеством.

А те арендаторы, что были победнее, как и многие жители деревни вместе с детьми батраков, собрались в саду возле дома доктора Пиерса, и за ними с кислым видом наблюдали мисс Грин и двое помощников священника.

– Доброе утро, счастливого всем вам Рождества! – с улыбкой поздоровалась я со всеми разом, входя в сад, и была очень удивлена тем, что в ответ не получила ни одной улыбки. Мужчины сдергивали шапки и кланялись, женщины делали книксен, глядя, как мы трое идем по садовой дорожке, но ни теплого приема, ни свойственных жителям Широкого Дола шуток не было. Я огляделась, и, как ни странно, никто не перехватил мой взгляд, никто не крикнул: «Добрый день, мисс Беатрис!», или «Какая вы сегодня хорошенькая, мисс Беатрис!».

Я настолько привыкла быть всеобщей любимицей, что никак не могла понять, почему меня встретили таким холодом в хорошеньком саду викария. Детей тем временем уже рассадили на длинных скамьях у раскладного стола; родители встали у них за спиной. Еще несколько минут, и наши слуги вместе с мисс Грин начнут угощать детей разными вкусными яствами. Ведь рождественский праздник – это одно из самых веселых и шумных событий года. Однако вокруг по-прежнему стояла тишина; никто мне так и не улыбнулся. Высмотрев среди крестьян нашу повитуху, миссис Мерри, я поманила ее к себе пальчиком и спросила:

– Что это такое с людьми? Отчего они сегодня такие тихие и молчаливые?

– Это смерть Джайлса всех расстроила, – тихо пояснила мне она. – А вы разве ничего не знаете, мисс Беатрис?

Джайлс… Я вспомнила старика, который, опираясь на заступ, слушал моего отца, а я стояла рядом и думала, что именно мне принадлежат все земли Широкого Дола до последнего дюйма. Сколько же лет утекло с тех пор! Джайлс, который и тогда казался мне ужасно старым и хилым, не только пережил моего сильного молодого отца, но и работал вплоть до самого последнего времени, пока я не перестала приглашать на работу деревенских и вместо них стала нанимать обитателей местного работного дома. Значит, теперь старый Джайлс умер… Но разве это причина, чтобы портить детям праздник?

– Почему же они так сильно этим огорчены? – спросила я. – Ведь этот Джайлс был очень стар, должен же он был когда-нибудь умереть.

Миссис Мерри так и впилась в меня своими проницательными глазами.

– Он не от старости умер, мисс Беатрис, – сказала она. – Он отравился. Теперь его придется за оградой кладбища хоронить и без заупокойной службы.

Я невольно охнула:

– Отравился! – Я была так потрясена, что вскрикнула слишком громко, несколько арендаторов с любопытством глянули в мою сторону, явно догадываясь, какую новость сообщает мне миссис Мерри.

– Тут, должно быть, какая-то ошибка, – уверенно сказала я. – Кому вообще могло прийти в голову, что старый Джайлс на такое способен?

– Так ведь он сам сказал, что сделает это, – храбро возразила мне миссис Мерри. – Когда вы перестали давать нашим людям работу – ну там, канавы копать или изгороди ставить, – Джайлс совсем без денег остался. Правда, недели две он еще как-то жил на свои скудные сбережения, потом еще неделю у соседей занимал, а потом понял, что ему одна дорога – в работный дом. Только он всегда говорил, что уж скорей себя убьет, чем туда отправится. А сегодня утром его нашли мертвым. Он выпил стрихнин, который попросил на мельнице – сказал, что у него в доме крысы завелись и надо их потравить. Ох и страшной же смертью он умер, мисс Беатрис! Тело дугой выгнулось, а лицо все почернело. Его как раз в гроб положить пытались, когда вы мимо церкви ехали. Неужто вы ничего не заметили, мисс Беатрис?

– Нет, – прошептала я. И больше не смогла прибавить ни слова. Где-то в глубине моей души, в самом потаенном ее уголке, раздавался тихий печальный плач – это я безмолвно оплакивала то хорошее, что всегда было связано с Широким Долом, но теперь, похоже, было сломано и погибло. Погибло, умерло почти столь же мучительной смертью, как старый Джайлс. И для гибели всего этого тоже понадобилась совсем небольшая доза яда.