Ихтамнеты - Булат Арсал

Гоша. – Да ещё раком! У тебя, что ли, глаза на жопе установлены?

Окороков выпрямился в полный рост, уступавший разве что фонарному столбу на деревенской улочке, и, растерянно-глуповато оглядывая происходящее вокруг то с одной стороны его широченной спины, то с другой, выдал гнусавым баском:

– Дык я давеча проснулся, а никого у костра нету… Глянул в окошко, а вы все тута… Вот и подумалось, что и мне нужно вылезать туды…

– Куды – «туды»?

– Сюды – «туды»!

– А ящик с инструментами зачем нам тут? Ты хоть глянул, что в коробке-то?

– Не-а…

– Там ключи и всякая хрень с инструментами, что танкисты вчера бросили у ангара.

– Да-а-а?! – протянул вопрос солдат и уставился в ящик тупым взором удивлённого носорога.

– Так ты мне скажи, мил человек, ты это им вернуть хочешь или гайками да болтами начнёшь укропскую броню крушить?

– Вот попутал-то я чагой-то, – опустив виновато голову, пробубнил Окороков.

– Тащи ящик обратно, придурок! Там другой возьми, что поновее и возле стены. Это пороховые заряды и боекомплект от РПГ. Оттащи его к донецким пацанам, Руслану и Виталику. Они в угловой амбразуре. Время пошло, солдат!

«Пришлют же на мою голову дебила, а потом удивляются, что я из него солдата не могу сделать», – выговорился мысленно Рейнер, злобно сплюнул и поднял к переносице бинокль.

* * *

– Слышь, Чалый, – крикнул Бомбалелло в сторону переднего окопчика, – так ты такой кипеж во сне видел или ещё пострашнее?!

– Уже не помню, но знаю точно, что всё будет на мази. Не ссы, Андрюха! Мы ещё с тобой водочку под селёдочку на ставке в парке Щербакова употребим на День Победы! Веришь?! – громко и с задором отвечал сержант.

– А я и не боюсь! Ты же не знаешь, что мне за сон приснился с тобой…

– Только не говори, что ты меня голым в бане парил…

– Почти угадал… Там мы втроём с батей моим водку пили и какой-то праздник отмечали…

– Так я же тебя только на войне встретил и отца твоего не знаю… С чего это он меня к вам в баню звать будет?

– Так это же сон… Сон! Понимаешь?

– А жаль, что только сон… Я баню люблю ужас как!

– Понял! Замётано!

Пока бойцы перекрикивались из своих окопчиков, Окороков подтащил на угол позиции ящик с боекомплектом и начал неуклюже, высоко подняв задницу, отползать в сторону блиндажа, где Валентин Француз настраивал крупнокалиберный пулемёт «Утёс», а Арсений аккуратно разложил у ног пару трофейных «Джавелинов», взятых на недавней «охоте».

В рации Рейнера что-то щёлкнуло и послышалось шипящее: «Внимание постам! Глаз-2 всем постам! Вижу противника на 10.45. Расстояние – тысяча – тысяча триста. Четыре танка. Похожи на семьдесят вторые. Пехота на трёх БМП. Количество – до взвода. Разворачиваются в цепь…»

Тут же заговорил Тигр: «Плюс. Принято. Продолжайте наблюдение. Старшему группы снайперов взять на кукан главную машину».

«Глаз-2 принял. Полкан взят на кукан. Куда бить прикажете – по калгану-барабану или по яйцам-нанайцам?»

«Саша, не засоряй эфир всякой х…нёй. Ты мне результат покажи. Как принял?»

«Ничего я ещё не принимал с утра, а тут сразу – “на кукан”. Сегодня, между прочим, выходной, и вы мне отпуск ещё в январе обещали дать. С таким настроением я даже по танку не попаду».

«Я тебе дам “не попаду”! Только попробуй не попасть. Обещаю, что за этого пана офицера представлю тебя к ордену за мужество. Все слышали?»

Эфир наполнился смехом и шуточками: «Ну вот и выклянчил-таки Сашка себе орденок…», «Ага, орден замужества… ха-ха-ха! Бабе его своей подаришь!», «Да пусть ещё попадёт», «Сашка попадёт. Он не промах. Ему орден “Отец-герой” быстрее дадут», «А такой бывает?», «Настругаешь – узнаешь!», «Орден сутулого третьей погибели называется!».

В эфир ворвался резкий голос Ксенофонтова, словно рык тигра: «Отставить хлам в эфире. Глаз-2, что видишь? Приём».

«Движение продолжается. Замедлили ход».

«Приготовиться к обстрелу! Купол, купол, купол!»

Команда «купол» всегда подавалась, если над позицией возникало непонятное летающее «нечто» или начинался артиллерийско-минный обстрел. Главное тут, как в детской игре, – вовремя оказаться «в домике», говоря проще, как можно глубже врыться всем телом в самое дно окопа и застыть там в позе зародыша в период его самого раннего созревания. Бывало, что это иногда спасало, особенно если снаряды или мины просто летели поверх твоего укрытия.

У Рейнера не было своего окопа, и он запросто упал на землю, накрыв кевларовую каску руками в тактических перчатках. Мгновение, второе, третье.

Нет, не воздух, а вся окружающая пространственная атмосфера, от нижайшего травяного стебелька до самой высочайшей облачной вершины, внезапно наполнилась плотным громыхающим, сверлящим, гудящим ужасом. Спиной и кончиками пальцев лейтенант ощутил еле заметное прикосновение теней: сначала штурмовиков, пролетевших над позицией, и сразу, следом, нескольких вертолётов. Лёжа животом на земле, Георгий в буквальном смысле слова нутром насчитал как минимум два десятка мощных ударов в почву, хотя находился не меньше чем в километре от места падения авиабомб и ракет. Где-то справа от элеватора гулко заработала батарея «гвоздик», выбросив в сторону украинских танков около тридцати снарядов беглым огнём. Самоходки были подменены шестью пакетами «градов», прилетевших снова из-за спины защитников элеватора.

Тишина ещё не наступила из-за возвращающихся в периметр винтокрылых «монстров», но люди уже поняли, что внезапно появившийся враг так же нежданно истребился экспромтом русской авиации, обратился в ничто, рассеялся в дым, исчез… Слава лётчикам и артиллеристам России!

«Вот и сказочке конец, а кто слушал – молодец», – прошумел Тигр-Ксенофонтов во всех рациях периметра. – «Тигр, ответь Глазу-2». – «Слушаю, Саня. Если ты насчёт ордена, то сегодня суббота». – «А при чём тут суббота?» – «Рыбный день в четверг, а в субботу даже не клюёт».

Эфир вновь заполнил здоровый мужской смех…

* * *

Командир снайперской группы старший сержант Хотин Саша был родом из Башкирии, а дворовое детство, спортивную юность и пэтэушную молодость провёл в пригороде башкирской столицы, в огромном районе частных застроек, где буквально все знали и понимали друг друга, потому что говорили на различных языках тех, кто проживал в интернациональном посёлке. Когда Чалый услышал из его уст чистейшую татарскую речь, он проникся ещё большим уважением к этому сорокапятилетнему мужчине, имевшему за спиной последнюю чеченскую кампанию, десятки нерусских и русских врагов России, отмеченных засечками на снайперских прикладах, пару не очень серьёзных, но и не шуточных ранений и, самое главное, добрую и дружную семью.

Боевыми инструментами на эту операцию он традиционно выбрал снайперскую винтовку Драгунова и противотанковое однозарядное ружьё образца 1941 года системы Дегтярёва (ПТРД),