Реймунд Стург. Лабиринт верности (СИ) - Чуринов Владимир

— Рад знакомству, — Чителли прошел в кабинет и присел в большое, обитое белой материей кресло с неудобно выгнутой спинкой, стоявшее напротив стола Скузи. Игнорировав при этом протянутую для пожатия руку директора.

Почесав затылок, Федерико продолжил:

— Нам стало известно о ваших финансовых трудностях…

— Само собой, стало известно — это же ваш банк не отдает мне обещанные государством деньги, — прервал Батилеззо. Имелись в виду деньги по государственному гранту, а не те, что обсуждались в «Де Тировьен».

— Я прекрасно понимаю вашу обеспокоенность таким оборотом событий. Но, к сожалению, сейчас у банка Вителлозо просто нет возможности предоставить вам сумму такого размера без вреда другим вкладчикам. А корабль с вашими деньгами, похоже…

— Ах, оставьте ваши оправдания. Я уже устал обивать пороги финансовых заведений, по милости Ригельвандо вынужденный предлагать долю своего гениального открытия всяческим воротилам, не способным узреть и края значительности этого дела, — скривился ученый.

— Именно об этом я и говорю, — оживился директор.

— Нет, об этом говорю я, а вы мямлите что-то невразумительное, — капризно перебил вновь Чителли.

— Но, прошу вас, дайте мне минуту вашего драгоценного времени на пояснения, — удостоверившись, что строптивый ученый не собирается больше перебивать, хоть и смотрит на него с выражением сдержанной брезгливости, Федерико продолжил. — Дело в том, что я хочу как раз предложить вам выход из этой сложной ситуации. Банк не может предоставить деньги…

— Я уже это слышал.

— Но! — банкир сделал прямо-таки театральную паузу, Батилеззо зевнул. — Один из инвесторов «Вителлозо», человек мудрый и в высшей степени образованный, узнав о вашем сложном положении, сразу же предложил спонсировать вашу экспедицию из своего кармана. Поверьте мне, этот человек прекрасно осознает всю важность вашей работы и будет рад помочь вам наконец полноценно заняться столь важными исследованиями.

— Звучит как карканье грифа — подозрительно. Откуда бы этому важному человеку что-то знать о моих исследованиях, суть которых я никому не разглашал. Поймите, недалекий Федерико. Важность моих исследований чрезмерно высока для одного человека, пусть и богатого. Они должны иметь государственную поддержку. Иначе мой научный труд будет дискредитирован стяжательством, а меня назовут шарлатаном, — тон ученого стал надменным и в высшей степени помпезным.

— Но, сеньор Чителли, будьте же благоразумны. Деньги государства, возможно, не прибудут еще полгода, а то и дольше. А тут вам предоставляется шанс приступить к научной работе уже к концу следующей недели. Ведь самое важное — это вклад в науку, вне зависимости от того, на какие деньги он сделан. Разумные люди будут судить вас по практической сумме важности вашего открытия самого по себе, — в голосе банкира слышалась такая мольба, что, казалось, от этого разговора зависит не только очередная сделка, но и жизнь этого смешного богатого человечка.

— О, святая наивность, — с горечью в голосе произнес Чителли, — не говорите о том, чего не знаете. Научный мир — это мир стервятников, готовых разорвать более удачливого собрата, если он допустит хоть малейшую ошибку. Например, допустит подозрения в жадности и стяжательстве, подозрения в том, что он делает открытие не ради науки, а для собственного обогащения, да к тому же еще обогащает неизвестного коммерсанта. Да меня с дерьмом съедят! — последние слова Чителли почти прокричал.

Директор банка смущенно замолчал, подбирая слова.

— Впрочем, вы возбудили мой интерес, — продолжил Батилеззо снова спокойным голосом. — Возможно, если я побеседую со своим меценатом, пойму его причины, и сумею убедить его в том, что мои исследования носят истинно научный характер огромной важности… Возможно, он пожелает осуществить спонсорство на моих условиях.

— Но, сеньор Батилеззо, наш инвестор очень занятой человек, к тому же он живет за городом. Не знаю, возможно ли, ведь все можно обсудить и через уполномоченное лицо, — протестующее выставил вперед руки банкир.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Мне надоело общаться с лакеями! — вскричал Чителли. — Хватит окунать меня в грязь. Я достаточно уважаем в научном сообществе, чтобы позволить себе общаться с теми, кто желает воспользоваться плодами моих трудов! Это мое условие. Иначе ищите других гениальных ученых.

— Что ж, — напряженно о чем-то размышляя, произнес Федерико. — Я думаю, в целом это возможно. Постараюсь все организовать.

— Сегодня же! — пристукнул по столу ученый, довольно нелепо.

— Вы убиваете меня, сеньор Чителли, — всплеснул руками финансист.

— А вы тратите мое время. Сегодня! — снова удар по столу, на этот раз телескопной сумкой.

— Хорошо. Хорошо, сеньор Батилеззо. Я постараюсь все устроить. Пожалуйста, будьте во второй половине дня в гостинице — за вами пришлют карету, — сдавшись, быстро проговорил Федерико, боясь окончательно потерять клиента.

— Чудесно, — без особого энтузиазма, произнес «ученый». — Буду ждать с нетерпением. За сим, прощайте.

Чителли Батилеззо резко встал и решительно вышел из кабинета директора. Федерико Скузи снял парик, протер лысину бархатным платочком и подумал, что завтра его либо уволят, либо повысят.

Волк слабее тигра

В помещении было темно. Это было условием беседы, весьма неприятным. Находясь в собственном доме, а тем более — принимая гостей, хозяин просторного, богато обставленного помещения привык видеть. Видеть картины кисти великих мастеров и изящную мебель драгоценных пород дерева, дорогое оружие, принадлежавшее когда-то генералам и героям, вазы тонкого фарфора, шелковые драпировки. А главное — удивление и восторг, в глазах посетителя.

Сейчас благородного вида, роскошно, по-военному одетый, старец, сидевший в глубоком, удобном кресле, видел лишь изящно очерченный светом сквозь щели в задернутых шторах темный силуэт.

Она стояла к нему спиной, поражая совершенством пропорций гибкого тела и исходящим от этого совершенства ощущением опасности, заставляющем сжиматься руки на подлокотниках кресла, где располагались несколько кнопок на особый случай.

Слабые, остановленные стеной темной ткани солнечные лучики, чудесным образом проводили границу меж мраком и полумраком, погружая помещение в романтическую, таинственную, трагичную атмосферу заговора.

В лучах кружилась пыль — все, что остается от сущего после увядания. Цену увядания, разрушения, небытия знали оба присутствующих в комнате. Очень хорошо знали.

— Итак, это агент Альянса? — сухим, размеренным, очень серьезным голосом произнес хозяин дома. Он был раздражен и заинтригован. Редко кому доводилось ставить условия в его собственном доме.

— Это твоя смерть. Если не будешь следовать моим указаниям, — был ответ, голосом нежным и зловещим. Так, наверное, маньяк-убийца разговаривал бы с ребенком.

— Ты смеешь меня пугать в моем доме? — голос хозяина сделался надменно-повелительным. Этот человек был уверен в себе, а равно и в том, что идеально контролирует ситуацию.

Изящный силуэт резко, почти незаметно, дернулся. Медленно сжались и разжались кулаки, из подушечек нечеловеческих пальцев выскочили когти и медленно втянулись. Не все.

Указательный палец правой руки бритвенно-острым когтем начал скользить по занавеске сверху вниз, проливая в помещение чуть больше света. Пыль, будто взбудораженная волнующим присутствием золотых лучей, взметнулась сильнее, закружившись искорками на сквозняке.

— Очень рекомендую закрыть свою гнилую пасть и слушать, — голос был спокойным и сдержанным. Даже слишком. Ему в полной тишине сопутствовал лишь треск разрываемой ткани — Сегодня, вечером, он прибудет к тебе. Вряд ли убивать. Скорее разведать. Пусть твои молодчики постараются. Возьмите его.

— И что дальше? — каким-то жалким и сдержанно-дрожащим голосом поинтересовался человек в кресле. Ее голос, звук ткани, та легкость, с которой гостья нарушила покой помещения. Надменное спокойствие и теплая, мягкая, обволакивающая агрессия. Уверенность хозяина начала улетучиваться. Теперь он не любовался соблазнительным силуэтом, он смотрел на пыль в золотых лучах.