Страдания Адриана Моула - Таунсенд Сьюзан Сью

Лично я считаю, что он больше на доброго самаритянина похож, чем на учителя. Хочу завтра после уроков обратиться к нему со своими проблемами.

Маме тридцать восемь стукнуло. Купил ей открытку “Тебе сегодня 18!”, но выкрутился ловко: переделал единицу на тройку с помощью сухой чечевицы и ручки с самым тонким стержнем. Получилось “Тебе сегодня 38!”, жаль только, что стишки внутри открытки к маминой жизни подходят плохо:

Свое восемнадцатилетьеС друзьями на славу отметь ты.Станешь ты мамой и станешь женой.Не думай про завтра. Пляши и пой!

На открытке девчонка балдеет под магнитофон. Если подумать, то мог бы выбрать и получше. Знаю ведь, что нельзя хватать первое, что понравится. Нужно учиться управлять своими эмоциями.

Еще купил маме крем для удаления волос под мышками; у нее кончился.

Отец прислал открытку с грустным котом и написал: “Всегда твой, Джордж”.

Вонючка Лукас тоже открыткой разразился. Из Шеффилда прислал. На открытке мультяшный кот лопает сыр (по-моему, “Эдам”). Поздравил, называется, гад. А внутри накорябал: “Я никогда не забуду, Полин, нашей волшебной ночи среди сосен. Вечно твой Бэмби”.

Еще пришло десять открыток, все от маминых подружек и все с цветочками. И что это теток так на цветочки тянет? Меня лично они не колышут. Вот деревья – другое дело.

15 сентября, среда

Утром, когда в школу собирался, позвонил отец. Хотел поговорить с мамой, но она его послала куда подальше. Я слышал, как Бретт орал, а бабушка, похоже, грызлась со Стрекозой Сушеной. Кто-то тренькал на игрушечном ксилофоне (думаю, Максвелл, больше некому). У папы голос был грустный-прегрустный.

– Сам знаю, Адриан, – говорит, – что совершил ошибку. Но не преступление же! За что мне эти чертовы пытки?

После школы классно пообщались с мистером Ламбертом. Он сводил меня в кафе, угостил чаем и куском ванильного торта. А когда прощались, сказал:

– Вот что, Адриан. Старайся быть подальше от той неразберихи, в которую попали твои родители. Ты мальчик одаренныйи не должен опускаться до их уровня.

Одаренный! Наконец-то! Хоть кто-то, кроме Пандоры, признал мой редкий интеллектуальный потенциал.

Сдал пробник по биологии. Закончил последним.

16 сентября, четверг

Барри Кент подкатил к мистеру Ламберту, чтобы сообщить о своихпроблемах!

Интересно, найдется у мистера Ламберта часиков двадцать на кентовский треп?

Ха! Ха! Ха!

Сдал пробник по географии. Вечно одно и то же. Сплошная невезуха. Ни одного вопроса по норвежской кожевенной промышленности.

17 сентября, пятница

Новолуние.

В классе почти никого не осталось, кто не хочет мистеру Ламберту о своих проблемах поплакаться. Даже Пандора, у которой мать спец по вопросам семьи и брака!

Наш классный бродит по школе понурый и грызет ногти. В кафе больше никого не приглашает.

18 сентября, суббота

Еще одно письмо от Джона Тайдмана! Опять с отказом. Увы, богиня удачи до сих пор мне не улыбнулась.

Британская корпорация радиовещания.

17 сентября.

Дорогой Адриан Моул,

Благодарю за Ваше последнее письмо. (К сожалению, без даты. Если собираетесь стать писателем, впрочем даже если не собираетесь, Вам необходимо научиться датировать все свои письма. Помните, что мы их подшиваем и храним. У Би-би-си огромный архив – часть в Вэре, графство Хертфордшир, часть в Кэвершеме, близ Рединга. В этом архиве есть и очень ценные документы.)

Похоже, жизнь на природе Вас угнетает, приводит в мрачное расположение духа. С поэтами такое случается: вспомните хотя бы Вордсворта и др. Бывает, однако, что природа действует и наоборот, – все-таки жаворонки поют, ягнята с козлятами блеют, нарциссы цветут, ручейки журчат. Во всем этом чувствуется поэзия. Так что отбросьте мрачный настрой и мысли о самоубийстве, а лучше напишите что-нибудь жизнеутверждающее.

Боюсь, Ваше последнее стихотворение все еще не годится для эфира, однако в нем ощущается дух настоящей поэзии, а потому не прекращайте попыток. Авторское право на все работы, разумеется, останется за Вами. (Би-би-си всегда уважала права авторов.) К генеральному директору корпорации с этим вопросом обращаться нет необходимости, поскольку авторскими правами занимается специальный отдел. Должен, однако, напомнить, что Вам пока не выпал счастливый билет.

Вы получили очередной отказ, но из-за этого не стоит расставаться с жизнью. Если бы все поэты кончали с собой после первого же отказа, мир не знал бы поэзии.

Искренне Ваш

Джон Тайдман.

19 сентября, воскресенье

Пятнадцатое после Троицы.

Сегодня наконец собрался с духом и пошел к Берту. Так и знал, что они с Квини отнесутся ко мне враждебно, как-никак я целую неделю манкировал своими обязанностями. Берт кхекнул презрительно и говорит:

– Да что ему за дело до истертых башмаков вроде нас, Квини! Знай себе шляется где-то.

До чего же несправедлив мир! Я уже целую сотню лет без дела не шлялся. Квини ничего не сказала, но только потому, что вообще говорить не может, но зыркала в мою сторону весьма выразительно.

Берт, как всегда, раскомандовался, велел завтра прибраться в доме. По четвергам к ним приходит тетка из Социальной службы, и Берт любит, чтобы чисто было. Спрашивается, на кой черт тогда эта мадам таскается?

20 сентября, понедельник

Утром мы с мамой так и не дождались чека от Социальной службы. Весь день переживал из-за этого чертова чека. Может, Кортни Эллиот его со второй почтой принесет?

Объявили оценки за пробные экзамены. У меня ни одного высшего балла. Не может быть! Уверен, что в списки оценок вкралась серьезная ошибка.

21 сентября, вторник

Утром мама поругалась с Кортни Эллиотом из-за чека. Кортни сказал:

– Не стоит казнить гонца, миссис Моул, за плохие новости.

Мама целый день висела на телефоне, пыталась дозвониться до Социальной службы, но там без конца занято.

22 сентября, среда

Прогулял школу, чтобы сходить с мамой в Социальную службу. Самой ей духу не хватило. И хорошо сделал, что пошел: беременным женщинам в таких местах одним делать нечего.

Мама сразу заняла очередь – таких бедолаг, как мы, там полным-полно. А я в сторонке пристроился, сел на привинченный к полу стул.

Секретарша социальная за толстым стеклом сидит, так что каждый, кто к окошку подходит, должен орать про свои самые сокровенные финансовые проблемы во всю глотку. Когда мама про наши проорала, ей дали билетик с номером 89, она ко мне вернулась и сказала, что нужно ждать. Наш номер, говорит, на электронном табло появится.

Миллион лет проторчали среди всех этих обломков общества, как сказала мама. (Отец назвал бы их подонками общества.) Сначала банда бродяг ввалилась, песни горланили, ругались почем зря. Потом шкеты малолетние откуда-то взялись и давай мотаться туда-сюда как угорелые. Шкеты постарше мамашам своим хамили, а те им оплеухи отвешивали. Затем пижон какой-то на костылях приковылял, а с ним тетка, бритая и в рванине жуткой. В коридоре табличка висит “Не курить”, так хоть бы один на нее глянул. Хором смолили и окурки прямо на заплеванный линолеум швыряли. Приличным людям оставалось лишь в пол смотреть или на свои ботинки. Примерно раз в десять минут на табло новый номер вспыхивал, кто-нибудь вставал и заходил в дверь с надписью “Прием по личным вопросам”.