Страна Рождества - Джо Хилл

— Статическими помехами, — сказала Вик, забыв только что данное себе обещание никогда не заканчивать за Мэгги ее фразы, как бы сильно та ни заикалась.

Мэгги, казалось, не возражала.

— Да.

— У меня что-то вроде этого, — сказала Вик. — Когда еду по мосту, то повсюду вокруг слышны статические помехи.

Мэгги кивнула, словно находила это наименее удивительной вещью на свете.

— Несколько минут назад здесь разом погасли все лампы. Во всей библиотеке пропало электричество. Поэтому я и поняла, что ты уже рядом. Твой мост — это короткое замыкание в реальности. В точности как мои фишки. Ты отыскиваешь вещи, а мои фишки пишут мне их. Они сообщили мне, что сегодня ты приедешь и я найду тебя, если выйду через черный ход. Сказали, что Пацанка переедет через мост. Они болтали о тебе несколько месяцев.

— Можешь мне показать? — спросила Вик.

— Думаю, надо. По-моему, ты здесь отчасти из-за этого. Может, у моих фишек есть что-то такое, что они хотят написать именно для тебя.

Она растянула шнурок, сунула руку в мешок, взяла несколько фишек и с грохотом бросила их на стол.

Вик обернулась, чтобы посмотреть на них, но это была просто путаница букв.

— Тебе это что-нибудь говорит?

— Пока нет.

Мэгги наклонилась к буквам и стала подталкивать их мизинцем.

— Они что-то скажут?

Мэгги кивнула.

— Потому что они волшебные?

— Не думаю, чтобы в них было что-то волшебное. Они больше ни для кого работать не будут. Эти фишки — просто мой нож. Ч-ч-что-то такое, с помощью чего я могу проделать дыру в реальности. Думаю, таким ножом всегда должна быть вещь, которую любишь. Я всегда любила слова, а «Эрудит» дал мне возможность играть с ними. Пригласите меня на турнир по «Эрудиту», и кое-кому придется уйти оттуда с ущемленным самолюбием.

К этому времени она так перетасовала буквы, что они образовали фразу: «У ПАЦАНКИ ЖМОТ КРАДЕТ ПРИЗ АВЬЕ».

— Какой жмот? И что значит А-В-Ь-Е?

— Ни черта не значит. Я еще не разложила, — сказала Мэгги, хмурясь и продолжая передвигать фишки.

Вик отхлебнула чай. Он был горячим и сладким, но не успела она сделать глоток, как почувствовала на лбу покалывание холодного пота. Воображаемые щипцы, сжимавшие ее левое глазное яблоко, слегка усилили давление.

— Все живут в двух мирах, — рассеянно говорила Мэгги, разглядывая свои буквы. — Существует реальный мир, со всеми его раздражающими фактами и правилами. В реальном мире есть вещи, которые являются истинными, и вещи, которые таковыми не являются. По большей части реальный мир — это отс-с-с-стой. Но при этом каждый живет и в мире, который находится внутри его собственной головы. Это инскейп[35], мир мыслей. В мире, состоящем из мыслей, — в инскейпе — каждая идея является фактом. Эмоции так же реальны, как гравитация. Сновидения обладают такой же силой, как история. Творческие люди, например писатели, в том числе Генри Роллинз[36], проводят много времени, подвисая в своих мысленных мирах. Но с-с-сильные творческие личности могут взять нож и разрезать стежки между двумя мирами, могут свести их воедино. Твой байк. Мои фишки. Такие у нас ножи.

Она снова наклонила голову и решительно передвинула фишки. Теперь они гласили:

ТИК ПАЦАНКИ ПРЕДАТЬ ВЗДОР МУЖА

— Какой тик, какой вздор? — спросила Вик.

— Да и выглядишь ты несколько юной, чтобы мужа иметь, — сказала Мэгги. — Сложная штука. Жаль, у меня нет другого «Э-э-эрудита».

— Значит, мой мост воображаемый.

— Но не тогда, когда ты на байке. Тогда он вполне реален. Это инскейп, втянутый в нормальный мир.

— Но вот твой мешочек с фишками. Это же просто мешочек. Он не очень-то похож на мой велосипед. И не делает ничего, что было бы явно невозмож…

Но не успела Вик договорить, как Мэгги взяла мешок, растянула шнурки и сунула руку внутрь. Фишки скрипели, постукивали и щелкали, словно она проталкивала свою ладонь в целое ведро с ними. За ладонью последовали запястье, локоть, плечо. Мешок был, возможно, в шесть дюймов глубиной, но рука Мэгги в один миг исчезла в нем по самое плечо, а на поддельном бархате даже не появилось никакой выпуклости. Вик слышала, как она зарывается глубже и глубже в то, что звучало, словно тысячи фишек.

— А-а-а! — закричала Вик.

По другую сторону аквариума библиотекарша, читавшая детям, огляделась вокруг.

— Большая старая дыра в реальности, — сказала Мэгги. Теперь казалось, будто левую руку ей удалили по самое плечо, а место ампутации зачем-то увенчали мешком «Эрудита». — Я лезу в свой инскейп, чтобы достать нужную мне фишку. Не в мешок. Когда я говорю, что твой велосипед или мои фишки становятся ножом, который прорезает щ-щ-щель в реальности, это вовсе не метафора.

У Вик в левом глазу усилилось тошнотворное давление.

— Не могла бы ты вытащить руку из мешка? Пожалуйста! — попросила Вик.

Свободной рукой Мэгги дернула фиолетовый бархатный мешочек, и другая ее рука выскользнула из него. Мэгги положила мешок на стол, и Вик услышала, как в нем щелкнули фишки.

— Это жутко, я знаю, — сказала Мэгги.

— Как тебе это удается? — спросила Вик.

Мэгги сделала глубокий вдох, скорее походивший на вздох.

— Почему некоторые говорят на дес-с-сятках иностранных языков? Почему Пеле мог исполнять удар ножницами в прыжке через себя? Получаешь, что получаешь, так я думаю. Не находится и одного из миллиона, кто был бы настолько красив, талантлив и удачлив, чтобы стать кинозвездой. Не находится и одного из миллиона, кто бы знал о словах столько же, сколько знает поэт, вроде Джерарда Мэнли Хопкинса. Он знал об инскейпах! Он сам придумал этот термин. Кто-то становится кинозвездой, кто-то — звездой футбола, а у тебя — с-с-сильная творческая натура. Это немного странно, но не страннее, чем родиться с глазами разного цвета. И мы не единственные. Есть и другие вроде нас. Я с такими встречалась. Найти их помогали фишки. — Мэгги снова наклонилась к своим буквам и стала подталкивать их то здесь, то там. — Например, однажды я встретила девушку с инвалидным креслом, красивой старой штуковиной на шинах с белой боковиной. С его помощью она могла исчезать. Ей нужно было только покрутить колеса назад — и она попадала на то, что сама прозвала Скрюченной дорожкой. Это был ее инскейп. Она могла укатываться на эту дорожку и пропадать, но по-преж-ж-жнему видеть, что происходит в нашем мире. На земле нет такой культуры, в которой не рассказывалось бы о людях вроде нас с тобой, людях, которые с помощью тотемов меняют реальность. Навахо… — но голос у нее замирал, теряя громкость.

Вик увидела, что лицо у Мэгги исказилось от горестного понимания. Она не отрывала взгляда от своих фишек. Вик подалась вперед и посмотрела на них. Едва она успела прочесть образованные ими слова, как Мэгги выбросила руку и смела их прочь.

ПАЦАНКА МОЖЕТ УВИДЕТЬ ПРИЗРАК

— Что это значит? Что за Призрак?

Мэгги бросила на Вик взгляд ярких глаз, в котором, казалось, испуг был смешан с просьбой о прощении.

— Ой, страсти-то… — сказала Мэгги.

— Это что-то, что ты потеряла?

— Нет.

— Но ты хочешь, чтобы я его нашла? Что это? Я могла бы тебе помочь…

— Нет. Нет. Вик, пообещай мне, что ты не поедешь его искать.

— Это парень?

— Это беда. Худшая беда, какую только можно себе представить. Тебе типа сколько? Двенадцать?

— Тринадцать. Практически.

— Пусть так. З-з-з… — На этом Мэгги застряла, не в силах продолжать. Она сделала глубокий, прерывистый вдох, втянула в рот нижнюю губу и прикусила ее… вонзила зубы в собственную губу с такой яростью, что Вик едва не вскрикнула. Мэгги выдохнула и продолжила вообще без каких-либо следов заикания: — Значит, обещай.

— Но почему твой «Эрудит» хочет сообщить тебе, что я могу его увидеть? Зачем ему это говорить?

Мэгги помотала головой.

— Это совсем не так действует. Фишки ничего не хотят — так же как нож ничего не хочет. С помощью фишек я могу добираться до фактов, которые вне досягаемости, как с помощью ножа для писем вскрывают свою почту. А это — это — все равно что получить письмо от Унабомбера[37]. Способ взорвать свое собственное маленькое «я».

Мэгги облизывала свою нижнюю губу, водя по ней языком.

— Но почему бы мне его не увидеть? Ты же сама сказала, что я, может, оказалась здесь только затем, чтобы твои фишки могли мне что-то рассказать. Зачем им упоминать об этом Призраке, если мне нельзя его видеть?

Но не успела Мэгги ответить, как Вик наклонилась вперед, прижимая руку к левому глазу. Воображаемые щипцы давили так сильно, что глаз, казалось, вот-вот лопнет, как перезрелая виноградина. Она не смогла сдержать тихого стона боли.