Рассказы о потерянном друге - Рябинин Борис Степанович

Наша бабушка уверяет, что если спустить Акбара в толпу, он сам разберется, кого не надо кусать, кого — надо.

Точно так же она убеждена: мне учить Гусю ни к чему — за меня все отличнейшим образом сделает Акбар…

Что ж, думаю, из Гуськи получится настоящий бригадмильский пес. Общими усилиями мы с Акбаром сделаем его таким.

* * *

…А сегодня — необыкновенный день. Дома называют меня именинником. Не знаю, кто из нас больше «именинник» — я или Акбар, но лично я чувствую себя на седьмом небе. Все хожу и поглядываю на маленькие, красивые, с черным светящимся циферблатом, часы на руке, слушаю, как они тикают. Сняв, в сотый раз перечитываю надпись, выгравированную на оборотной стороне: такому-то… моя фамилия, полное имя-отчество, дата.

«Не дорог подарок — дорого внимание», — говорит бабушка.

Часы — премия министра внутренних дел. Я получил эту вещицу за активную работу в бригадмиле.

До этого были благодарности в приказах по райотделу милиции, по управлению. Награждался грамотами. А вот теперь — часы с именной надписью…

Вручил мне их начальник управления полковник Богданов в торжественной обстановке. Присутствовал весь наш бригадмильский актив, ребята, с которыми я вместе оканчивал школу, а потом работал на стройке газового завода, друзья по комсомольской организации. Были мама, бабушка, Лидия Ивановна, обе Тани. Жаль, как всегда, в отъезде находился папа. Послал ему письмо.

Лидия Ивановна первая поздравила меня с наградой. В непременном черном беретике, худенькая, улыбаясь лукаво-испытующе (обычная ее улыбка), она долго трясла мне руку, а я смотрел на ее лицо, на складки у рта, на прядку гладко зачесанных волос и думал: «Ведь это вы, Лидия Ивановна, вы заразили меня любовью к собакам, натолкнули на полезное занятие, полезное и для меня и для других. Через вас я получил и эти часы…»

Она мне — как вторая мама.

А там ждало уже и новое событие: я получил вызов в военкомат. Подоспело времечко идти в армию.

И опять Лидия Ивановна первой из знакомых поздравила меня:

— Призываешься, Гриша?

— Призываюсь, Лидия Ивановна.

— Хорошее дело. А как Акбар?

— Насчет Акбара тоже решено…

Я не обманывал ее. Об Акбаре я много думал еще раньше и, когда предстал перед призывной комиссией, попросил направить меня вместе с Акбаром на государственную границу. Мою просьбу удовлетворили. Скоро уедем с ним далеко-далеко, туда, где стоят полосатые столбы с Гербом Советского Союза.

Где-нибудь в дозоре, ночной порой, буду смотреть на зеленые светящиеся циферки на часиках и вспоминать, как они достались мне, как мы с Акбаром охраняли покой наших граждан, законность и порядок в мирной обстановке, в быту. Сколько бессонных ночей мы с ним провели, патрулируя по городу! А сколько, быть может, еще впереди, на границе…

Будем с другом Акбаром честно служить Родине!

* * *

…Самолет мягко — почти неслышно — тронулся с места, быстро набирая скорость, вдруг задрожал весь, затрясся, как телега на ухабах, моторы взревели, дальние домики, перелески со все ускоряющейся быстротой побежали назад; тряска внезапно прекратилась, громадный воздушный корабль легко оторвался от бетонной полосы, шасси убрались, сразу стало покойно, гром моторов куда-то отошел, земля проваливалась вниз, вот уже все стало маленькое, маленькое, далекое… летим, летим! И уже вокруг только бескрайняя прозрачная синева неба, внизу проплывают облачка, и ослепительные золотые лучи солнца заливают ярким светом все-все, будя чудесное чувство какого-то тихого восторга и успокоения. Вероятно, с таким чувством мифический Икар взмыл над землей. Постепенно спадает нервное напряжение, вызванное прощанием с боевыми друзьями, с заставой и ее командирами. Ведь сколько пережито вместе, сколько раз выручали друг друга. Взаимовыручка — главное и непременное правило воинской службы… Постепенно мысли переключаются на другое. Кто-то правильно заметил, что первую половину пути едущий оглядывается назад, вспоминает о том, что было, а потом начинает смотреть вперед, думает о том, что его ждет.

Акбар лежит под столиком между передними рядами сидений, положив свою умную голову на вытянутые лапы, притиснутый к моим ногам (тесно, повернуться негде), и иногда полувопросительно, понимающе чуть взглядывает на меня. Это уже не тот Акбар, с каким два года назад мы отправлялись служить в погранвойсках, — тот и не тот. Он посуровел, приобрел какую-то мудрость и сдержанность, время и служба сделали свое. Мы оба сильно переменились.

Все-таки удивительно быстро идет время; не идет, а летит, мчится быстрее, чем наш реактивный лайнер. Даже не верится: мы с Акбаром отслужили и уже возвращаемся в родной город на Неве. Вы уже это поняли? Да, остались позади ночные тревоги, внезапные вызовы, преследования нарушителя, посягнувшего переступить ту запретную и святую для нас черту, которая называется государственной границей. Прибавилось шрамов у Акбара. К счастью, ему везло: раны, полученные в схватках с вооруженными нарушителями (а они, как правило, все вооруженные, за небольшим исключением), оказывались несерьезными и скоро заживали. Наверное, сказывались его опрятность и хорошая выучка: он брал врага так, что тот обычно не успевал и пикнуть. Сколько на его (на нашем!) счету задержаний? Конечно, с Карацупой[1] не сравнить, однако и стыдиться не приходится, свидетельством тому значок «Отличник погранвойск» у меня на груди…

Итак, мы скоро дома, вместе отправились служить, вместе возвращаемся. А ведь могло быть и так: я возвращаюсь, а друга Акбара уже нет в живых…

А могло быть и наоборот (бывает и так)… Впрочем, в этом случае собака тоже не возвращается, она навсегда остается там, где окончил свои дни ее проводник. — человек.

Потихоньку осматриваюсь. Самолет полнехонек, ни одного свободного места. Постепенно оживление, обычное при посадке, стихает, пассажиры успокаиваются, устраиваются поудобнее, кто-то, щелкнув кнопкой запора, откинувши спинку кресла, начинает дремать. Ровное, нераздражающее гудение успокаивает, настраивает на сон, рождая неторопливое течение мыслей. Много летит ребятишек с мамами, они возятся дольше всех.

Около меня бабка в чепчике. Багажа — горы. Ее потому и посадили впереди, чтобы как-то могла уместиться со всем своим хозяйством (тут, у стола, чуточку попросторнее). Баулы да кошелки, едет в гости к родным, везет гостинцы; среди узлов не сразу заметишь и Акбара. Маскировка.

Когда по радио сказали, что надо пристегнуться, моя соседка деловито подозвала стюардессу и попросила:

— Привяжи-ка меня, родная, как всех. А то сама я не могу.

Я обратил внимание, что она держит в руках что-то.

— Устанете так держать…

— Это у меня наливочка да варенье. Вдруг самолет будет падать, так чтобы не разбилась…

Типун тебе на язык, бабка!

Только успела вымолвить; вдруг резкий, требовательный выкрик, заставивший всех оглянуться:

— Руки вверх!

Бабка от неожиданности выронила варенье, банка сломалась, варенье густо-красным пятном расползлось по полу.

— Всем руки вверх! Не двигаться!

Что за спектакль?! Двое с револьверами. Они сидели в хвосте самолета, сидели до поры до времени тихонечко, себя ничем не проявляли. Один постарше, другой помоложе.

Кажется, дело серьезное…

Угрожая пистолетами, они шли по узкому проходу, направляясь вперед, к пилотской кабине. Стюардесса, молоденькая девушка, в ужасе застыла на месте. Кто-то из пассажиров хотел вскочить, но их остановил окрик:

— Кому сказано! Не вставать! А ты, — обратился передний к стюардессе, — иди и скажи командиру, чтоб поворачивал в сторону Турции… ясно? А будет ершиться, взорвем самолет. Это видала? — У пояса болтались две гранаты.

Так. Попали в переплетик. Оказывается, бандиты.

Угрожая оружием, угонщики требовали, чтоб лайнер изменил маршрут и направился к нашей южной границе.