Ведьма из прошлого (СИ) - Эл Софья

А тем временем Анна снова тяжело вздохнула.

— Здесь есть какое-то, — Анна нахмурилась, но словно опомнившись, выпрямилась на стуле, вытащи наружу явно одну из лучших своих осанок, — вы не поймете, — ее лицо тут же посерьезнело, — да и не собираюсь я вам ничего доказывать. Тем более что мы торопимся.

Она начала подниматься со стула, но пошатнулась, уперевшись на мое плечо.

— Пойдем, Марк, — дрогнувшим голосом произнесла она, возведя глаза к небу, — ничего мы не сможем сделать для этих несчастных. Как же я устала, — застонала она, быстро стрельнув взглядом на заметавшегося от любопытства бармена.

— Нет, нет, постойте! — прервал ее речь бармен, а я заметил блеснувший в ладони Анны камень, — Я, кажется, понимаю, о чем вы.

Как и я, парень. Вот эта безделушка в ее руках каким-то образом помогает Анне все ее спектакли обыгрывать правдоподобным образом. Люди видят то, что хотят увидеть, поэтому несмотря на всю театральщину, сама сцена смотрится естественно. От этого понимания стало совершенно не по себе. Ведь я на самом деле понятия не имел, на что на самом деле способна Анна.

— Хорошо, — тут же пошла навстречу Анна, быстро взобравшись обратно на стул, — тьма владеет этим местом. Запах ее из каждого угла сочится. Только вот источник ее определить не могу никак.

Бармен недоверчиво глянул на меня. Перегнула палку, Анна. Или камушек ее не сработал, но вот размытые формулировки парню не зашли.

— Я же говорила, — грустно усмехнулась Анна, растирая до красноты лоб, — не понимаете и не сможете понять. Вам же всем шоу подавай, про себя послушать хотите, — завелась Анна, повышая голос, — а что мне про тебя рассказать, мм?! Приехал из деревни, квартиру снял, простенькую, родители особо денег не давали. Учиться пошел, жалел, что не в Москву. Пообещал, что обязательно выберешься, даже копить начал. Сюда вот устроился временно, — усмехнулась Анна, а бармен остолбенел, — только вот ничего более постоянного, чем временное нет, правда? Учебу то ли забросил, то ли на заочное перешел, плохо видно, устала, — махнула рукой Анна, — хранитель твой заслоняет, — бармен удивленно открыл рот, — мужчина, пожилой такой, — он нахмурился, а Анна поправила, — сильно пожилой. Только что он во тьме-то этой, сделать может?

— А что не так? — выдавил из себя парень, а Анна посмотрела на него так, словно двоечнику четвертый раз объясняет, сколько два плюс два будет.

— Кровь я тут чувствую, — сморщила нос Анна и кивнула на дверь, — много крови было.

Парень судорожно закивал.

— Драки часто бывают, да, только не здесь, а на улице…

— Ну так я и говорю, — кивнула Анна, — много крови.

— Вот эта тьма от этого, да? — спросил бармен, а Анна хлопнула себя ладонью по лбу, заставляя его вздрогнуть.

— Да нет же я тебе говорю, — простонала она, обреченно глядя на меня, — Марк, не могу уже, ну не хотят люди помощи, ну давай уйдем, пожалуйста.

— Марк, постойте, — тут же торопливо оборвал ее бармен, — вы простите, не все понимаю, не сразу. Так откуда же тьма? — осторожно повторил вопрос он.

— Воронку вижу, — с самым серьезным лицом заявила Анна, — в ней зло все. Только воронку эту человек к вам привел. Множится зло в воронке и вас всех засасывает. С каждым днем все сильнее и сильнее. Но ничего, мы пару дней и подождем, а вот вы дождетесь ли, конечно, сказать сложно, — равнодушно кинула Анна, поднявшись с места, — пойдем, Марк, свечки за здравие нужно ребятам поставить и помолиться, чтобы обошла воронка их стороной. Чувствуешь, как воняет, да?

Мне оставалось лишь обреченно кивнуть и пожать плечами.

Бармен колебался недолго, но мы успели выйти на улицу. Запыхавшись, он вылетел следом, протянув мне какой-то разноцветный флаер. Где откопал-то. Он не задерживался — кинув испуганный взгляд на Анну, снова исчез в дверях.

Гость

Франция, Нёшательский феод, деревня Домреми

30 апреля 1438 года

Под ветвями раскидистого бука было прохладно. В этом году снег сошел достаточно поздно, что было удивительно для всех жителей деревни. Из-за этого на улице еще стояла непривычная сырость, но теплые потоки воздуха торжественно трубили о весне. В ярком свете луны вода в роднике блестела, создавая ощущение глубины, которой и в помине там быть не могло.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Анна лишь смотрела на идеально круглый диск луны, едва касаясь кончиками пальцев серебристой поверхности ключа. Волшебная ночь, что вот-вот должна была наступить. Ночь, в которой уже слишком давно ей не было места. Заняв Сибиллу прялкой, которую сестра любила гораздо больше ее самой, Анна стремительно сбежала на зов, что сжимал ее сердце.

Она знала, что не может быть с ними. Анна потеряла это право тогда, когда перешла черту. Сейчас девушка слишком хорошо понимала, как же далеко она скользнула за грань. Потому что кроме теплых золотистых нитей, что так и тянули ее сердце к ручью, очень ярко пылали и другие. И они были не так милосердны. Пурпурные и алые, пульсирующие, они проникали в само ее существо, растворяясь в венах и принося боль, с которой Анна и не могла ничего сопоставить. Они звали ее в чащу. Туда, куда не совались даже самые смелые охотники. Туда, куда наверняка не ступала даже нога ее отца.

Анна уже давно сбилась со счета, сколько же оправданий она пыталась себе найти. Ее семья была под угрозой. Она не могла выбирать между ними и матерью, не имела на это права. Анна знала лишь то, что у нее есть сила. Так почему нельзя использовать ее, чтобы спасти всех? Почему теперь слова, обращенные к Господу, жалили язык и разрывали кожу? Ведь она делала то, что должно. Но несмотря на свое внутреннее несогласие, Анна держала слово, данное два года назад. С большим трудом. Иногда даже возникали мысли, что отец все равно ничего не помнит. Но Анна старалась не забывать, что с ней будет, если она снова использует то, что даровано ей от рождения. И хоть девушка и чувствовала, будто ее руки оторвали, а сердце заключили в цепи, она держалась.

Прикрыв глаза, Анна поглубже вдохнула свежий весенний воздух. Ведь так много прекрасных вещей в мире и без ее дара. Удивительный ключ, что помогал больным, раскидистый бук, что помнил прикосновения самой Жанны. Сама природа помогала людям выжить тогда, когда они не шли против нее.

— И все же тебя тянет, — от тихого знакомого голоса, раздавшегося совсем рядом, Анна вздрогнула.

Рядом с ней на только появившейся траве, сидела Идонея. В одной ночной рубашке, что достигала пят, с распущенными волосами, что несмотря на отсутствие ветра, колыхались, закрывая ее лицо рыжей вуалью. Анна зло сжала губы и резко отвернулась, уставившись на ручей.

— Не отрицай, дитя мое. Иначе бы тебя здесь не было, — Идонея улыбнулась. Она прищурилась, не скрывая кривую усмешку на своих губах.

— Я не твое дитя, — отчеканила Анна, выпрямляя спину до хруста меж лопаток, — и прекрати использовать ее образ, все равно не работает.

— О, а здесь я с тобой не согласен, — Идонея засмеялась, откидывая волосы назад, — ты же не прогоняешь меня. Как это не печально, Анна, но ты так же, как и все люди, встречаешь по одежке.

Анна зажмурилась, скрипнув зубами, и осторожно выдохнула, возвращая контроль над бушующем внутри огне. Да, кое в чем он действительно был прав. Смотреть на мать, чья душа сейчас наверняка пылала в аду из-за Анны, ей было больно. Но это совсем не означало, что она сдастся.

— Ты знаешь, что я не могу, — прохрипела Анна, вцепившись пальцами в землю.

Идонея засмеялась.

— Милая, я не поверю, что тебя пугает какая-то боль, — подмигнула Идонея, по хозяйски закинув руку на плечо Анны, — ну, давай, как там начинается? Ave…?

Ресницы Анны дрогнули, а сама она судорожно сглотнула вставший в глотке ком. Нет, она действительно могла и потерпеть. Прошептать слова молитвы и избавиться от незваного гостя. Но так придется делать каждый раз. И рано или поздно от боли она просто потеряет контроль. Именно этого он и добивался. Поэтому оставалось вырабатывать устойчивость в к его словам и привыкать к неприятному обществу.