Падение Левиафана - Джеймс С. А. Кори

почти не замечает. Амос занял место у стола, закрепился магнитными подошвами, чтобы руки были свободны для Ондатры. Собака блаженствовала, видя почти всю стаю в сборе.

Наоми вошла последней и, взяв себе грушу чая, кивнула Алексу: можно начинать.

– Так вот, – заговорил Алекс. – Про Кита с Рохи все уже слышали, да?

– Что-то ты вроде бы говорил, – мягко поддразнил его Джим.

Алекс улыбнулся шутке.

– Так вот, я посчитал, и выходит, что малыш уже родился. Ну, я знаю, что забот у нас полон рот. И дела все очень важные. И рискованные. Будь это обычный контракт, я бы на такое не подписался. Только этот контракт обычным никогда не был.

Амос почти неслышно вздохнул. Но Алекс услышал, и Джиму было заметно, как его старый пилот мысленно вычеркнул несколько минут речи, не относящиеся к делу.

– Связь опасна и для него, и для нас, а все-таки очень хотелось бы… послать мальчику сообщение, понимаете? И, может, получить снимок внука. Я не знаю, что у нас впереди и чего захочет от нас подполье. Если нельзя… Просто я не мог не спросить. Понимаете, если все-таки как-нибудь можно, а я бы не…

Джим, обернувшись к Наоми, вопросительно вздернул подбородок. Она отхлебнула из груши.

– Пришлось бы сунуть нос в систему Сол, – ответила она. – Оттуда можно связаться по лучу через надежный транслятор.

– Нам сейчас до любых врат одинаково далеко, – сказал Джим. – То есть мы только вид делали, что работаем по контракту. Даже если Лакония держит в системе свои силы, там проще всего затеряться в потоке движения. Сол несколько веков копила корабли и инфраструктуру, мы там сольемся с фоном. Не то что в Аркадии или в Фархоуме – там бы мы оказались на виду.

– Риска там больше, – сказал Алекс, но это он просто хотел дать понять, что не обидится на отказ.

Джим, Наоми и Амос довольно с ним пролетали, чтобы не сомневаться: это правда. Он бы не рассердился, просто загрустил. А если им все равно умирать, почему бы не попытать счастья?

– Думаю, надо рискнуть, – сказал Джим.

– Я надеялась, что мы подбросим Терезу до школы и направимся в Фирдо, – возразила Наоми.

– Врата Сол тут рядом, – ответил ей Джим. – Короткий рывок. Если прямо в кольце никто не сторожит, проскочим за кольцо и тут же переворотом уйдем обратно.

Амос почесал себе шею.

– Воды мы на Кроносе взяли достаточно. Реакторная масса не вопрос. А время можно нагнать, если подольше держать ускорение по пути к Новому Египту и обратно. Неплохо бы пополнить топливные пеллеты и восстановители воздуха, но такой маленький крюк роли не играет.

– Ладно, – сдалась Наоми. – В Солнечные врата на минутку, только чтобы связаться с Китом, а потом к Новому Египту. Дозаправимся на Фирдо.

– Тебя такое устроит, Кроха? – спросил Амос.

Тереза выдернула себя из тех мест, где пребывала. На глазах у нее блестела пленка слез. Не слишком толстая, но заметная.

– Да. Хорошо. Да.

Алекс просто растаял от облегчения. И заговорил глухим, неверным голосом:

– Спасибо вам. Правда. Если бы нельзя, я бы пережил, но… Просто спасибо, и все.

– Семья – это важно, – сказала Наоми, и Джим не взялся бы судить, которое из тысячи возможных значений этих слов было у нее на уме сейчас.

С подготовкой «Роси» к переходу они уложились в неполный час даже при том, что Амосу пришлось заменить и проверить восстановленный клапан. Алекс распевал у себя в кабине, как жаворонок на заре. В его песне не было мелодии, а только музыкальные переливы радости и надежды. Амос с Терезой и Ондатрой ушли в машинный, а Джим гадал, что сейчас творится в душе у девочки. Отверженность? Гнев? Отрицание? Он надеялся, что нет. Или что не только это – еще и предвкушение, любопытство, надежда, смягчающие дурные чувства. Он, вопреки себе, надеялся, что это окажется важно, что Тереза каким-то чудом доживет до времени, когда сумеет разобраться в собственной душе.

Они начали движение к кольцу Сол на половине g вместо обычной трети. Наоми вздохнула. Джим было решил, что она думает о том же, что и он.

– До хрена кораблей шныряет через кольца, – заговорила она. – И мы тут не сказать чтобы хороший пример подавали.

Он взглянул на тактический экран. Конечно, она была права. В момент, когда Наоми поставила на паузу, чтобы оценить ситуацию, сквозь врата проходили еще десять кораблей – спешили по каким-то делам, которые сочли стоящими риска. Или не понимали, что риск есть. Или плевать на него хотели.

– Ты видел, что событие опять повторилось? – спросила Наоми. – Окойе сообщает. В системе Гедары.

– Это уже который раз?

– Двадцатый? Что-то в этом роде.

Алекс у них над головами завел новую песню. Что-то радостное, брызжущее весельем, как весна водами. Джим словно слушал передачу из другой вселенной.

– Она разберется, – ответила на молчание Джима Наоми. – Если это вообще возможно, она разберется.

Они уже падали в дрожащую пленкой интерференции поверхность кольца Сол, когда из Лаконских врат вылетел быстроходный транспортник, перевернулся и, не щадя себя, начал разгон. Джим, наблюдая за ним, ждал луча с требованием капитуляции. Не дождался.

– Похоже, мы едва успели выскочить, – заметила Наоми.

– Опять над ухом просвистело, – согласился Джим. – Не знаю, надолго ли нам такое везение.

Они ушли за врата Сол, не успев увидеть, куда направлялся быстроходный транспортник.

Интерлюдия. Спящая

Спящая видит сон, и сновидение уносит ее вместе со всем, что ей принадлежит, в немыслимое прошлое. Как в сказку, рассказанную бабушкой бабушки о своей прабабушке, она тихо и бесконечно падает в черный океан, охватывающий все на свете. Двух других с ней нет и снова есть, в ней тихонько звучит память о песнях, которых она никогда не забывала. Она расширяется – как птица расправляет крылья, чтобы согреться в солнечных лучах, хотя солнца нет и света нет – еще нет, – а холодная темнота просторна и уютна, как постель.

И она знает.

Когда-то – оно ушло так далеко, что некому о нем подумать, – было так: внизу лежала твердь жара, а вверху твердь холода, а между их неумолимыми пределами находился мир. Спящая видит во сне токи течений и сил, и кровь ее – кровь океана. Соль в ней – морская соль. Ладонью шире материка и мягче ее кожи она ласкает пылающий внизу жар и нежную прохладу наверху. Эоны прошли без жизни, а теперь жизнь есть. Может быть, есть многое, но ее сон – сон середины, и она видит середину, потому что путь ее плавания берет начало из середины,