Философы от мира сего - Роберт Луис Хайлбронер

положение рабочего класса улучшится на довольно долгое время.

Конечно, прежде всего Смит был реалистом. В очень долгом периоде, в будущем, в которое мы вряд ли способны заглянуть, растущее население приведет к падению оплаты труда до ее «естественного» уровня. Когда это произойдет? Очевидно, в тот момент, когда в обществе переведутся незадействованные ресурсы, а разделение труда достигнет высшей точки. Одним словом, рост прекратится, когда экономика максимально раздвинет свои границы, а затем полностью использует возникшее экономическое «место».

Почему эти пределы не могут расширяться и дальше? Смит очень четко осознавал, что разделение труда представляет собой не непрерывный процесс, а разовое улучшение. Как было недавно отмечено, он считал, что лежащие в основе разделения труда организационные и технологические преимущества не дают старт самовоспроизводящемуся процессу изменения, а лишь придают обществу единовременное ускорение, после чего исчезают. Поэтому в определенный момент рост экономики остановится; один раз Смит обмолвился, что максимальная продолжительность улучшений составляет двести лет. После этого работник вернется к своему «естественно» низкому доходу, капиталист – к скромным прибылям (других застывший рынок дать не может), и лишь землевладелец может остаться в плюсе, ведь производство еды теперь должно покрывать более многочисленное, пусть и не растущее, население. Мировидение Смита исполнено мужественного оптимизма, но его предсказания – довольно сдержанные, ограниченные, трезвые, а в долгосрочном периоде еще и отрезвляющие.

Нечего удивляться, что успех не пришел к книге мгновенно. Отрывки из нее прозвучали в стенах парламента лишь через восемь лет благодаря Чарльзу Джеймсу Фоксу – самому могущественному члену палаты общин (впоследствии Фокс признался, что книгу он так и не прочел). Но истинное признание пришло к Смиту уже после смерти, в 1800 году. К тому времени «Богатство народов» выдержало девять изданий в Англии и вовсю читалось в Европе и Америке. У него появились сторонники, причем самые неожиданные. Это были приобретавшие влияние в обществе капиталисты – те, кого Смит распекал за «низменную жадность» и о ком говорил, что они «не являются и не должны являться владыками человечества». Но все это было забыто, ведь главная мысль исследования очевидна: оставьте рынок в покое.

Смит имел в виду одно, его адепты же посмертно приписали ему совсем иное. Мы уже упоминали, что Смит не считал нужным защищать интересы конкретного класса. Вся его философия экономики произрастает из безусловной веры в способность рынка подталкивать систему в наиболее благоприятном для нее направлении. Если его оставить в покое, то рынок, этот замечательный социальный механизм, поставит себе на службу эволюционные законы и доведет общество до обещанной цели. Смит не был настроен ни против труда, ни против капитала; если он и был предвзят, то лишь в отношении потребителя. «Потребление является единственной целью всякого производства»,[47] – писал он и подвергал суровой критике системы, в которых интересы производителя ставились выше потребительских.

Новые промышленники использовали похвалы Смита в адрес свободного, ничем не стесненного рынка в качестве теоретического аргумента при первых же попытках правительства разобраться с постыдным положением вещей. Дело в том, что из теории Смита с необходимостью вытекает справедливость доктрины laissez-faire – режима абсолютной свободы рынка. Великий экономист был уверен, что чем меньше государство вмешивается в экономическую жизнь, тем лучше, потому как по природе своей оно расточительно, безответственно и непроизводительно. И все же Адам Смит не возражал против действий государства, направленных на повышение всеобщего благосостояния, – а именно в этом и пытались всех убедить его адепты уже после смерти учителя. Так, он предостерегает от отупляющего воздействия массового производства: «Но умственные способности и развитие большой части людей необходимо складываются в соответствии с их обычными занятиями. Человек, вся жизнь которого проходит в выполнении немногих простых операций… обыкновенно становится таким тупым и невежественным, каким только может стать человеческое существо», – а затем предсказывает затухание достоинств рабочего класса, «если только правительство не прилагает усилий для предотвращения этого».[48]

Более того, он не только не противостоит деятельности государства как таковой, но и указывает на три задания, которые оно должно выполнять в обществе совершенной свободы. Во-первых, что неудивительно, ему следует защищать общество от «насилий и вторжения» других обществ. Во-вторых, оно должно обеспечить «хорошее отправление правосудия» для всех граждан. Наконец, третья обязанность государства – это обязанность «создавать и содержать определенные общественные сооружения и учреждения, создание и содержание которых не может быть в интересах отдельных лиц или небольших групп, потому что прибыль от них не сможет никогда оплатить издержки отдельному лицу или небольшой группе, хотя и сможет часто с излишком оплатить их большому обществу».

Говоря современным языком, Смит намеренно подчеркивает полезность общественных инвестиций в те проекты, что не могут быть выполнены частным сектором, – в качестве двух примеров он приводит дороги и образование. Вряд ли стоит говорить, что со времен Смита эта идея набирала популярность – достаточно лишь вспомнить о защите от наводнений, возмещении ущерба окружающей среде и фундаментальных научных исследованиях, – но сама идея, как и многое другое, является лишь неявным компонентом общего мировидения Смита.

Что ему действительно не нравится, так это когда государство мешает нормальной работе рыночного механизма. Его не устраивают импортные пошлины и поощрение экспорта, укрывающие промышленность от конкуренции законы и непродуктивные расходы государства. Все это препятствует эффективной работе рыночного механизма. Смит был избавлен от обсуждения вопроса, который спустя несколько поколений стал одним из самых болезненных для экономистов: выигрывает или проигрывает этот механизм от государственных попыток улучшить социальное обеспечение? Если не считать пособий самым бедным гражданам, во времена Смита ни о каком социальном обеспечении и речи не шло. Государство беззастенчиво блюло интересы правящих классов, и вопрос был лишь в том, кто – промышленники или землевладельцы – должен находиться в более привилегированном положении. Ни один вменяемый человек всерьез не задумывался о том, стоит ли рабочему классу участвовать в определении экономической повестки дня.

Главный злодей в системе Адама Смита не государство как таковое, но монополия в любых ее проявлениях. Он не питает никаких иллюзий: «Представители одного и того же вида торговли или ремесла редко собираются вместе даже для развлечений и веселья без того, чтобы их разговор не кончился заговором против публики или каким-либо соглашением о повышении цен».[49] И беда даже не в том, что подобные встречи предосудительны по природе своей – в конце концов, они только порождение человеческого эгоизма; к сожалению, они затрудняют нормальное функционирование рынка. Конечно, Смит был прав. Если рынок на самом деле способен производить наибольшее количество продуктов по самым низким ценам, то любая