Последний из Бессмертных - Андрей Ливадный

– Триста два года. – Она улыбнулась, просто и тепло, без кокетства. – Я понимаю, что могу показаться тебе наивной девчонкой… – Флора осеклась, заметив выражение лица Таманцева. – Подожди, я что-то не понимаю. Почему тебя шокировал мой возраст?

Иван попал в непростую ситуацию.

Что ответить? Сказать правду? Но как отреагирует она, если триста лет, в представлении обитателей Рока, – еще не зрелость?

Нет, врать не буду. В конце концов она должна понять, что долголетие жителей Рока, по-видимому, вызвано таинственными мутациями, а на остальных мирах Обитаемой Галактики срок жизни человека совершенно другой.

– Иван, что тебя так поразило в моих словах? – настойчиво переспросила Флора.

– Мне сейчас тридцать семь лет, – ответил Таманцев.

Она побледнела, потом ее щеки почему-то залил румянец.

– Ты ребенок?!

– Нет. По меркам своего мира, я взрослый мужчина. Или тебе никто не говорил, сколько лет жили наши предки на планете Земля?

– Нет. Я никогда не спрашивала об этом…

– Сто – сто пятьдесят лет. Сейчас срок жизни в развитых мирах постепенно поднимается до двухсотлетней планки. Но названная мной цифра – уже глубокая старость.

– Не понимаю… – Лицо Флоры отражало растерянность. – Что такое старость?

Иван заставил себя успокоиться, подкинул веток в почти погасший костер и произнес:

– Сейчас попробую объяснить.

* * *

Они разговаривали почти до утра.

Только с бледными сумерками наступающего рассвета Флора, обессиленная борьбой с полученными травмами, уснула, доверчиво прижавшись к Ивану, тепло костра и тепло его души согревали ее, позволяя уснуть глубоко, безмятежно.

Таманцев сидел, прислонившись спиной к стволу поваленного дерева, смотрел на бледные краски занимающегося рассвета, но в его душе не было покоя. Если для Флоры его рассказ об иных мирах, населенных людьми, звучал как приятное, ошеломляющее откровение, то ее слова вызывали у Ивана иную реакцию: планетная цивилизация Рока, к которой теперь принадлежал и он, несла в себе угрозу остальному человечеству.

Трудно представить, что произойдет, если существующие тут мутагенные факторы распространятся на иные населенные миры.

Он еще не знал, как станет действовать, но уже чувствовал тяжкий груз ответственности, навалившийся на его плечи.

Многое казалось непонятным, почти фантастичным, взять, к примеру, Флору – она явно не относилась к легкомысленным натурам, но почему их взаимная приязнь проявилась с первых же минут, позволив сделать первый контакт доверительно-спокойным, несмотря на прозвучавшие острые откровения?

Он внимал своим чувствам, слушал ее ровное дыхание, еще не до конца осознав, что среди людей, населяющих Рок, существует особый, безошибочный критерий оценки – почти все они умели воспринимать ментальный настрой собеседника, и для Флоры встреча с Иваном стала не только спасением от гибели, но и настоящим чудом, которого не ждала ее душа.

Тот, кто хорошо знал Шодан, был бы сейчас удивлен, заметив легкую, едва уловимую улыбку, скользящую по ее губам, – она улыбалась во сне, – та самая холодная, желанная для многих, но презрительно недоступная Флора, рано познавшая циничные развлечения, которыми жил город.

Она привыкла к холоду смертной скуки, к серости будней, к маскам, неумело скрывающим под собой истинную сущность окружающих, а тут… она впервые почувствовала настоящее человеческое тепло, открытое, щедрое, пусть суровое, но такое манящее, словно она вдруг стала мотыльком, но свет свечи не обжег ее, а согрел…

«Он Настоящий. Именно так, с большой буквы», – думала она, засыпая, чувствуя, что жива, и в ее жизни теперь многое изменится… к лучшему, как робко надеялась непреклонная Шодан.

* * *

Проснувшись, Флора несколько минут смотрела в лазурь полуденных небес, пока легкое беспокойство не закралось в душу: она ощущала Ивана, но как-то далеко, смутно…

Не хотелось возвращаться в реальность, терять ласковый свет небес, безмятежность пробуждения, но машинальные привычки мгновенно взяли свое, она рывком села, огляделась по сторонам и, только заметив Таманцева, облегченно вздохнула.

«Что со мной случилось?

Почему он вдруг стал так важен мне, так близок?» – Вопросы не на шутку встревожили обычно сдержанную, скрытную Шодан, не открывавшую свою душу кому попало и не имевшую привычки занимать значительное место в жизни других людей.

Буквально все вдруг пошло вразрез с жизненными принципами, которые вырабатывались десятилетиями под воздействием холодной эмосферы города, его жителей.

Флора не могла сказать, что вдруг, в одночасье, стала другой, но внутри, несомненно, что-то изменилось, словно ее настигла вторая волна мутации, но на сей раз не физической, а моральной.

Сутки назад она испытала ужас агонии, потом – неописуемое облегчение возвращения в мир, была потрясена и одновременно – очарована теплом, открытостью души своего спасителя.

Поводов к спонтанным изменениям внутреннего мира более чем достаточно, Шодан по жизни была импульсивной натурой, но все же не настолько, чтобы стать так остро зависимой от другого человека.

«А зависимость ли я ощущаю?»

Флора часто задавала себе прямые вопросы и старалась максимально честно отвечать на них, но на этот раз остереглась с выводами.

Ее влекло к Ивану, влекло сильно, страстно, до холодка в груди, до чувства легкого испуга, замешательства, какого-то сладкого помутнения рассудка.

Нужно взять себя в руки.

Холодный голос разума шел вразрез с порывами души, но все же она прислушалась к совету рассудка.

Сейчас они одни среди враждебного пространства, но вскоре вновь будет город с его особенным воздействием, где нужно подойти близко, встать почти вплотную, чтобы ощутить настоящую, не смешанную ни с чем ауру души другого человека. Не потеряются ли ее порывы в мешанине холодных, чуть настороженных, похожих на скучную затянувшуюся игру человеческих взаимоотношений, не пожалеет ли она, если сейчас, поддавшись мгновению, совершит глупость?

Смятение.

– Иван! – позвала Флора, поднимаясь с мягкой подстилки мха.

Он обернулся, отпуская трос, перекинутый через плечо.

Ее «Шорх», помятый и неузнаваемый, остановился вместе с ним.

– Что ты делаешь?

– Доброе утро, вернее – добрый день, Флора. – Он отряхнул ладони, ступая с дороги на поляну. – Не хотел оставлять тебя одну надолго. Вот решил притащить машину сюда.

– Тяжело ведь…

– Нормально. – Он сел рядом. – Завтракать будешь?

– Пока не хочу. Зачем ты притащил мою машину?

– Лучше плохо ехать, чем хорошо идти. До города, насколько я понимаю, километров сто, не меньше?

– Около того.

– Пешком далековато. Я, честно говоря, уже нагулялся. – Он улыбнулся, обращая фразу в шутку. – Прошли сутки, но за тобой никто не приехал. Почему?

– Считают, что я погибла, – сухо ответила Флора. – Никому не интересно рисковать своей жизнью, чтобы взглянуть на мой труп.

– Странное у вас общество. Ну, ладно. Я подтащил машину поближе, чтобы не возиться с двигателем вдалеке от тебя, – пояснил Иван.

– Беспокоился за меня? – Глаза Флоры блеснули влажно и непонятно.

– Конечно. Ты ведь спала.

– А если бы нет? – Фраза сорвалась с губ сама по себе. Флора тут же пожалела о ней, но поздно…

Теперь, затаив дыхание, слушая глухие, непривычные удары своего сердца, она ждала, что он скажет в ответ.

Как наивны, злы, жестоки бывают иззябшие души, страшась открыться навстречу теплу, не веря, что на свете бывает так: лучистый полдень, смятение мыслей, и дистанция всего в один шаг, который вдруг превращается в шаг над бездной, и шаткий мостик через нее, кажется, должен быть перекинут с другой стороны…

– Я бы в любом случае притащил машину сюда, – ответил Иван, на миг поймав ее взгляд, задержав его, снова непроизвольно окутав Флору вуалью из уверенного, открытого и непритворного тепла своих мыслей. – Там не на что смотреть, – он кивнул в сторону, где произошла схватка.

– Я не боюсь мертвых, – с непонятным самой себе вызовом в голосе произнесла Шодан.

– Верю, – охотно согласился Иван. – Но все равно смотреть там не на что. К тому же ты могла испугаться, подумав, что я исчез. Расстояние приличное.

– И ты тащил машину сюда, только чтобы не испугать меня?

– Да. Я же сказал – не хотел оставлять тебя одну. Да и мне спокойнее, легче на душе, когда чувствую, что ты рядом, – он произнес эти слова обыденным тоном, но для Флоры они прозвучали обжигающе…

Она потупилась, потом встряхнула головой и, посмотрев в глаза Ивану, вдруг бодрым голосом произнесла:

– Ты всерьез рассчитываешь подчинить машину? Я могу помочь?

– Не думаю, что тебе стоит пачкаться. – Иван заметил, что с Флорой происходит что-то странное, она как будто потерялась среди недопонятых им ощущений, исходящая от нее жизненная сила пульсировала, словно бы в такт неровным ударам сердца. Он посмотрел на нее внимательно, другим взглядом, не как на представительницу иной планетной цивилизации, а как на женщину… и его сердце так же дрогнуло.