Последний из Бессмертных - Андрей Ливадный

Он говорит то, что думает, ни больше и ни меньше. А я… Я боюсь поверить, что такое возможно…

Ее мир был другим. Он состоял из скуки затянувшегося сверх меры существования горстки людей, которые отчаянно страшатся одного – физической смерти. Никто из тех, кого Шодан могла бы назвать друзьями, не стал бы рисковать собственной жизнью из-за нее.

Она выросла среди скучных забав и постоянных интриг, призванных хоть как-то скрасить пресное существование, ее мир как будто заключили в шар из хрупкого стекла, куда ни пойди – вернешься обратно, или… разбей преграду, но тогда станешь изгоем, окажешься вне общества, как это произошло накануне, – один на один с миром, полным смертельных опасностей, где никто не протянет руку, не вырвет из лап смерти…

Шодан не верила в чудеса, но, видимо, зря.

Усталый, бледный, явно сбитый с толку, но все равно остающийся самим собой человек сидел напротив, их разделяли каких-то полметра, и так хотелось протянуть руку, прикоснуться к нему, ничего не произнося, просто подарить ему частицу своей вернувшейся жизненной силы…

А почему я не могу так поступить? Что мне мешает? Огонь? Предубеждения? Страх?

Иван удивленно поднял голову, когда она встала одним тягучим, плавным движением, затем обошла костер и села рядом, взяв его руку в свою.

– Не пугайся, – тихо попросила она. – Я хочу помочь тебе разобраться.

– В чем? – Таманцев не ожидал, что его собственный голос прозвучит сипло.

– Ты изменился, попав в наш мир. И разумом, и телом.

– Это опасно? – спросил Иван, чувствуя холод и легкую дрожь в ее пальцах.

– Уже нет… Раз ты сумел сохранить рассудок.

Он моментально вспомнил все, произошедшее с ним за истекшие сутки, и согласно кивнул.

– Кем я стал?

– Тенью. Я тоже Тень, но не измененная, а родившая такой.

– В чем разница?

– В личном восприятии перемен. Для меня они естественны, получены по наследству, ты же приобрел новые качества, как приобретали их колонисты, высадившиеся на Роке. Многие сошли с ума, не выдержав стремительных, практически необъяснимых мутаций. Выжила лишь малая часть.

– А остальные?

– Они превратились в диких, лишенных разума существ. Метаморфов, Теней, населяющих леса, потерявших способность мыслить как люди. Они стали зверьми.

– А их дети?

– Я в точности не знаю. Мы заперты в стенах города, и мало кто решается покинуть безопасные районы.

– Исследования не проводились?

– Никто не хочет умирать, даже ради крупицы истины.

– А ты? Почему ты оказалась тут?

– Срыв. Обыкновенный срыв, – призналась Флора, почему-то крепче сжимая его ладонь. – Мне так все наскучило, что я…

– Совершила ошибку?

– Да. Поддалась порыву, переоценила свои возможности, да и кто мог предполагать, что неизвестные, проникшие в город, встретят на дороге мигрирующих метаморфов и введут их в ярость, а сами сумеют ускользнуть?

– Извини, можно чуть подробнее? – Иван, и без того встревоженный, ощутил злое дыхание рока – название планеты точно совпадало сейчас с его ощущениями. Он вспомнил звуки стрельбы, запах таугермина, цепочки свежих воронок, порванные разрывами кроны деревьев и фрагменты плоти, разбросанные вокруг. – Техника твоего мира развивалась на протяжении истории колонизации?

– Нет, мы пользуемся теми машинами, что были на борту колониального транспорта.

– Ты говоришь, что в город вторглись чужаки? Их кто-нибудь видел?

– Нет, – призналась Флора. – Только последствия их действий.

– А что они совершили?

– Едва не убили одного из избранных, угнали находящуюся в разработке модель машины, способную не только передвигаться на колесах, но и летать… По моим предположениям, они хотели захватить кого-то из нас, но в машине иссякла энергия, и им пришлось уходить.

– И ты бросилась вслед?

– Да. Я объясню почему. – Черты Флоры внезапно стали бледнеть, истончаться, пока не исчезли, словно растворились в воздухе, только рука Ивана по-прежнему ощущала прикосновение ее ставших невидимыми пальцев.

Через несколько секунд лицо Флоры вновь проявилось, как будто материализовалось из воздуха.

– Теперь ты понимаешь, почему нас называют Тенями?

– Да.

– Мимикрия кожных покровов – одно из свойств, приобретенных моими предками в результате мутаций, полученных после высадки на эту планету. Те, кто побывал в городе, также оставались невидимыми. Подозрение могло пасть на мой сатт, и я ринулась в погоню, чтобы добыть доказательства обратного.

– Флора, скажи, а меня ты не подозреваешь?

Она вздрогнула, потом нашла в себе силы улыбнуться краешком губ.

– Нет.

– Почему?

– Невидимость – лишь одна из способностей Теней. Нас считают детьми природы, потому что мы можем распознавать жизненные энергии, способны отдавать часть собственных жизненных сил, чтобы излечить другого человека, и еще мы умеем читать ауру, окружающую живое существо, чувствовать не мысли, но намерения, как бы выразиться яснее…

– Чувствуете психоэмоциональный фон?

– Да, – кивнула Флора. – Если бы ты побывал в городе, то не сумел бы скрыть от меня свою враждебность, ведь те, за кем я гналась, оставили четкий след убийц, которым чужды понятия жалости, для которых жизнь человека – ничто. Ты – как будто их противоположность.

– Несмотря на то что я убивал? Буквально несколько часов назад?

– Ты защищал меня и защищался сам. – Флора подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза. – Мы знакомы едва ли час, а мне кажется, будто я знаю тебя целую вечность. – Она вдруг вздохнула. – Тебе будет трудно в городе. Придется учиться скрывать свои мысли.

– Зачем?

– Эмгланы умеют читать мысли других людей.

– Телепаты? Среди вас есть телепаты?!

– Мне незнакомо названное тобой слово. Мы называем эмгланами тех, кто в результате мутаций получил способность читать мысли других людей, конечно, если они не скрыты специально тренируемым усилием воли.

Таманцев был ошеломлен той информацией, что обрушилась на него за период их недолгой беседы.

Почему Флора так откровенна с ним?

– Ты не выдаешь мне тайн, не пожалеешь потом о сказанном? – осторожно осведомился он.

– Нет. Ты и сам все увидишь, почувствуешь, когда окажешься в городе. В моих словах нет секретов.

Иван задумался. Он ощущал Флору, двойственность восприятия все еще настораживала его, но после пережитого в момент схватки с метаморфами стресса восприятие жизненной энергии сидящей рядом женщины казалось приятным, успокаивающим, хотя в исходящих от нее эманациях проскальзывали нотки холода, как будто она вспоминала что-то неприятное, едва ли не омерзительное. Но как он мог поручиться за истинность своего нового мироощущения, когда опыта – чуть, а явление, с которым он столкнулся, не просто незаурядно, оно выходило за рамки его знаний и представлений о возможностях человеческого рассудка.

Таманцева словно разрывало на части: он пытался прислушаться к себе, вбирал ощущения, исходящие от Флоры, и одновременно не мог отбросить мысли о таинственных лазутчиках, проникших, по ее словам, в город.

Все признаки указывали на современную экипировку неведомых бойцов. В совпадения Таманцев не верил, раз уж тут, впервые за полтора тысячелетия изоляции колонии, появились люди, экипированные по стандарту современных десантных подразделений, значит, они пришли по его следу.

Кто это? Пилоты ганианских истребителей, бросившиеся на перехват? Сомнительно… Не те нервы, чтобы погружаться в гипесрферу вслед за «Фантомом», совершающим явный слепой рывок.

Однако иных объяснений в голову не приходило.

Таманцев чувствовал – одним происшествием дело не окончится. Интуиция редко подводила галакткапитана, но сейчас вокруг каждого факта собиралось столько «если», что делать однозначные выводы он бы не взялся.

– Флора, скажи, а раньше появления чужих людей случались?

– Людей – нет. – Она прекрасно поняла, что подразумевает вопрос Ивана. – Были случаи, когда из леса приходили изменившиеся – потомки тех колонистов, что потеряли рассудок, превратившись в подобие зверей.

– Дети, сумевшие развиться самостоятельно, осознать себя?

– Приблизительно так, – кивнула Флора. – Они не умели разговаривать, но демонстрировали признаки интеллекта. К сожалению, я не могу рассказать тебе большего – мне было всего лет сорок, когда такое произошло в последний раз. Смутно помню то время.

Иван с нескрываемым интересом взглянул на нее.

– Извини, женщин не принято спрашивать о возрасте, но ты не оговорилась сейчас? Может, тебе было года четыре?

– Нет, не оговорилась. – Флора отреагировала спокойно. – Появление детей в колонии – большая редкость. Я одна из последних, родившихся тут, на Роке.

– И сколько тебе лет?

– Триста два года. – Она улыбнулась, просто и тепло, без кокетства. – Я понимаю, что могу показаться тебе наивной девчонкой… – Флора осеклась, заметив выражение лица Таманцева. – Подожди, я что-то не понимаю. Почему тебя шокировал мой возраст?