В горах и на ледниках Антарктиды - Владимир Бардин

- Да, - без особого энтузиазма ответил он. - Въехали на «Харьковчанке» прямо на середину. Никаких признаков воды. Потом стали бурить на всякий случай. Через полтора метра пошла вода. Я испугался: как бы вездеход не утопить - отогнали его на край. Потом измерили глубину: 90 метров. - Что там еще сделали?

- Взорвали здоровый заряд для определения мощности земной коры. - В воде? - Конечно.

- Так вы же всю воду взбаламутили, озеро загрязнили, режим его нарушили!..

Нет, не получилось у нас разговора. Далекие антарктические озера опять «встали» между нами…

Почти каждый год антарктическим летом из оазиса Ширамахера, где расположились станции СССР и ГДР, в горы массива Вольтат направляются объединенные отряды исследователей. Уникальные озера стали объектом комплексных исследований, им посвящено множество статей и докладов. И конечно, никто уже не вспоминает, что еще совсем недавно о самом факте существования этих озер можно было спорить.

Глубины озера Радок

(Рассказ об одном географическом открытии)

В тот сезон работ в горах Принца Чарльза все складывалось для меня непросто с самого начала. Михалыч, так по отчеству часто величают друг друга полярники, наш начальник, назначил меня руководителем полевого лагеря. Его предстояло организовать на берегу озера Радок. От базы «Союз», где мы находились, это по прямой километров пятьдесят на юго-запад. Вездеходом в обход оазиса Джетти, унылого каменистого плато, часа четыре пути.

Организовывать полевой лагерь в Антарктиде - задача хлопотливая и ответственная и, конечно, отвлекающая от собственной научной программы. А надо сказать, что я уже давным-давно вынашивал планы попасть на озеро Радок. Двенадцать лет назад мы стояли лагерем километрах в трех от него. Я даже пытался измерить глубину этого водоема. У меня не было специального оборудования, только непреодолимое желание и 200 м страховочного капронового фала. В лагере все уверяли меня, что такой длины за глаза хватит. Глубины, по предположению моих товарищей-геологов, должны были быть 50, от силы 100 м. Более глубоких озер в Антарктиде тогда не было известно. Без особых затруднений я спустился с крутого, но невысокого восточного берега и перебрался на озерный лед. Прошел по нему метров пятьсот. Еще далеко было до середины. Ширина озера в центральной части около 3 км, длина же его достигает 10 км.

Идти по глади озерного льда было как-то необычно, даже тревожно. Я словно ощущал под ногами глубокую

пропасть. И окружающий ландшафт отсюда, с озера, казался мне совсем иным, не таким, как с земли. Грандиозные обрывы на противоположной стороне по мере моего приближения к центру озера росли выше и выше и вот уже скрыли солнце. Серые холодные тени легли на лед, и мне, признаться, захотелось вернуться. Скалистые склоны западного берега почти отвесно вставали над озером, подобно стенам мрачного замка. На самом верху в ложбинах лежали снежники. Издали казалось, будто ряд ослепительных зубов сверкает на черном теле горы. Только каждый зуб был гигантом в 100-150 м. А весь обрыв поднимался над озером не меньше чем на полкилометра. Тогда и пришло сравнение-клыки дракона. Было очень заманчиво подняться туда. И не только потому, что там еще не ступала нога человека. В Антарктиде таких мест предостаточно. Главное в том, что горные породы Клыков Дракона отличались по цвету от нижележащих и были похожи на толщи древних морен. Если это так, то открывалась возможность прочесть страницы истории антарктического оледенения. Страницы, возможно, еще никому не известные. Но «видит око, да зуб неймет». Наш лагерь был слишком далеко, а вездеходов в тот сезон у нас не было. Словом, на Клыки Дракона я мог только посматривать издали, зато глубину озера Радок надеялся измерить.

Найдя подходящую трещину в озерном льду, я привязал к концу капроновой веревки камень и пустую бутылку. Мне хотелось, кроме измерения глубины, поднять пробу воды из придонной части озера. Я закрыл бутылку пробкой. Сквозь нее был продет шпагат, изрядный моток которого я тоже захватил с собой. По замыслу, как только груз ляжет на дно, я дерну за шпагат, и бутылка заполнится придонной водой. Гидрохимический состав таких вод зачастую разительно отличается от поверхностных. К примеру, на противоположном краю Антарктиды в оазисах Земли Виктории известны пресные озера, а у дна их вода соленая. Поверхность озера Радок, зеркало вод, как говорят гидрологи, лежит на абсолютной высоте всего 7 м, следовательно, дно опущено значительно ниже уровня моря. Связь этого водоема с океаном - источником солей - в прошлом вполне возможна. Таков был ход моих рассуждений.

Надеждам моим, однако, не удалось осуществиться. Я опустил груз на всю длину фала, но так и не почувствовал, что он коснулся дна. Тщетно я дергал за веревку, выбирал ее на несколько метров и снова бросал. Шпагат в конце концов оборвался, и я не узнал, на какой глубине открылась бутылка. Вода в ней оказалась пресной и, как в дальнейшем показали анализы, ничем не отличалась от поверхностной. Словом, моя доморощенная попытка проникнуть в тайны озера Радок не увенчалась успехом. Б лагере все решительно отвергли мое предположение, что глубины озера превышают 200 м. По мнению моих коллег, груз на конце веревки был слишком легок, и я не заметил, когда он коснулся дна, а потом веревку увело подводным течением. Спорить с этими доводами не было оснований.

Но все эти годы я не расставался с надеждой, что когда-нибудь снова попаду к озеру Радок и вот тогда уже непременно узнаю его глубину. Двенадцать лет ждал я этого момента, мечтая целиком «уйти в науку», и тут-на тебе, обязанности начальника лагеря, целая куча организационно-хозяйственных дел. А виной тому то обстоятельство, что однажды я уже был таким начальником. Наш полевой лагерь стоял тогда на соседнем озере Бивер, километрах в десяти отсюда. Михалыч знал об этом и счел, что я уже вполне зрелый руководитель. Я пытался объяснить, что в тот раз это произошло по недоразумению. Но факт моего начальствования прочно засел в голове Михалыча. А его натуре были свойственны упорство и настойчивость.

- Ты знаешь район, тебе и карты в руки. Или ты хочешь, чтобы я назначил начальником Будкина? А то он рвется, - с усмешкой изрек Михалыч.

Это и решило дело. Я согласился. Перспектива, что Будкин станет мной командовать, мне совсем не улыбалась. Тут пришло время сказать несколько слов о Будкине. Он был, без сомнения, одним из самых заметных в нашем отряде. Немного постарше меня, широкоскулый, коренастый и всегда насупленный Будкин был человек, абсолютно уверенный в правоте и значимости всего, что он делал. Есть такие счастливцы: они никогда не ошибаются.

Будкин любил говорить о своей опытности. Уж кто-кто, а он прошел в своей жизни огонь, воду и медные трубы. К тому же он был заядлый спорщик и критикан. Михалычу частенько доставалось от него. Будкин укорял его за либерализм в руководстве. Но Михалыча, стокилограммового богатыря, обладающего на редкость уравновешенным характером, эти наскоки не слишком беспокоили. Михалыч был не только отличный геолог, но и опытный начальник, назначенный руководителем базы официально, проведенный по штатному расписанию. Он мог издавать приказы, объявлять выговоры и благодарности. Мне же предстояло быть начальником неофициальным. Никаких особых прав мне это назначение не давало, зато сулило дополнительные заботы и хлопоты. Однако пост даже такого маленького начальника казался Будкину престижным. И он намекал Михалычу, кто для этого наиболее подходящая кандидатура. А биография Будкина, рассказанная им самим, выглядела поистине героической. Слушать Будкина было интересно. Он мог говорить часами. И многие истории впечатляли. В особенности одна, где он, оказавшись в тайге с раздробленным коленом, мужественно противопоставил себя стихиям и вышел победителем.

Признаться, на некоторое время я попал под обаяние личности Будкина, пока не стал замечать противоречия между героем будкинских историй и его реальным земным воплощением. И мне стало неуютно, когда я представил, что попаду под начало Будкина. Вот так я и стал начальником лагеря на озере Радок, хотя и чувствовал: не для меня эта должность, сорвусь рано или поздно.

- Не горюй, - напутствовал меня Михалыч. - Не боги горшки обжигают.

Позади суета сборов, проверка снаряжения, получение продуктов и наконец долгожданный переезд на озеро. Сразу выявились некоторые мои просчеты как начальника. Будкин мне на это прозрачно намекнул. Я забыл взять аптечку у Михалыча. Ведь врача у нас нет. Наш признанный лекарь - Михалыч. У него кипа инструкций: что и когда колоть, чем мазать и т. д. Конечно, в особо сложных случаях можно запросить помощь по радио. Но вообще-то, поскольку до «Молодежной» больше тысячи километров, а радиосвязь в Антарктиде неустойчива, серьезно лучше не болеть.