Волшебный бумеранг (Космологическая феерия) - Николай Руденко

Госпожа бороды Единого Бессмертного…

Это был очень высокий титул. Более высокий, чем титул советника. И титул этот принадлежал Лоче. Когда Лоча появлялась во Дворце, советники склоняли перед ней колени. Историки вписывали в скрижали каждое ее слово… И только за пределами Дворца Лоча оставалась сама собой. И дружила с теми, кто дружил с Чамино. Но почему-то у Чамино теперь стало меньше друзей…

— Вот видишь, — печально прошептала девушка. — Я так и знала. Ты молчишь. Теперь ты не скажешь: «Я люблю тебя, Лоча!». И не нужно говорить. Ведь ты очень хороший…

Она оторвалась от Коли и исчезла. Помчалась вдогонку брату. Вот они летят рядом — две темные точки в сумерках безоблачного неба.

Коля летит поодаль, лишь бы не потерять их из виду.

Сердце придавила какая-то тяжесть… Надо поговорить с ней обо всем откровенно, иначе нельзя…

… Они опустились на ледяную равнину. Начиналось скупое фаэтонское утро.

— Здесь уже недалеко, — сказал Чамино. — Пойдем пешком.

Лед под ногами словно зеркало — ветер смел с него снег. Собственно, лед здесь никогда не таял — он простирался вглубь на сотни шу [3]. Это был залив промерзшего до дна океана.

Чамино остановился и постучал ногой об лед.

Вскоре поднялась ледяная крышка, блеснул свет, и из глубины донесся приглушенный мужской голос:

— Это ты, Чамино?

— Да, Лашуре. Со мной сестра и мой друг Акачи. Когда они спустились внутрь, тяжелая ледяная крышка захлопнулась. Лестница была вымощена каменными плитами, а к ледяным стенам прилажены пластмассовые перила. Они-то и освещали дорогу.

— Как ты думаешь, вас не заметили? — спросил коренастый Лашуре, одетый в грубый костюм скотовода.

— Думаю, что нет, — осторожно ответил Чамино. Лестница кончилась, и они зашагали по ровному скользкому ледяному коридору, все еще не отваживаясь заговорить о главном. Лоча взяла Колю за руку, и ему хотелось, чтобы этому коридору не было конца. Но он вскоре кончился. И тогда они вошли в теплое, хорошо освещенное, обжитое помещение. Стены и потолок ровные, гладко обтесанные. Широко разветвленная система вентиляции подает в помещение воздух.

Лашуре позвал хозяйку, немолодую беловолосую женщину. И она принесла еду из искусственного белка. Мясо животных, которых здесь выращивали, употреблять скотоводам запрещалось. Оно предназначалось многочисленным слугам Бессмертного и их семьям, живущим наверху в больших городах. Иногда кое-что перепадало механикам и инженерам, но это случалось редко, и такой день считался праздником.

Белковина была очень питательна, и, если бы пищу, изготовленную из нее, приходилось есть не постоянно, она могла бы показаться даже вкусной. По существу, питание, которое получали животные, ничем не отличалось от питания скотоводов. Только изобретательность хозяек позволяла разнообразить меню. Но чаще всего сухой порошок растворялся в кипятке, эту густую тягучую массу немного солили — и пища была готова к употреблению.

Но на сей раз хозяйка и в самом деле постаралась. Она подала на стол не только тягучую, словно густой кисель, массу, но и коржики и даже небольшую, мастерски приготовленную пирамидку, похожую на торг. Вершина пирамидки была украшена листьями и цветами, напоминавшими те, что некогда существовали на планете. Они были тоже созданы руками хозяйки.

— Теперь можно разговаривать совершенно свободно, — сказал Чамино. — Тут нас Бессмертный не услышит. — И, обращаясь к Николаю, добавил: — Если ты думаешь, что все беловолосые живут так, как Лашуре, ты ошибаешься. Он здесь на особом положении. Лашуре — настоящий ученый. Его последняя работа… Но об этом потом. Скажу только: если она будет завершена, шахо Бессмертного утратят власть над людьми. Ты, наверное, не представляешь себе, как это важно!..

— Не люблю, когда мне приписывают то, что принадлежит другим, — недовольно буркнул Лашуре.

Чамино засмеялся.

— А мы тоже, оказывается, не избавлены от самолюбия… Гляди-ка, и ты начинаешь делить, что кому принадлежит… Ладно, лучше рассказывай, что у вас здесь нового.

Лашуре подозрительно покосился на Колю, но, сообразив, что его друг Чамино не станет доверять кому попало, начал:

— Вчера каратели уничтожили полтораста скотоводов за то, что они тайком убили одного молодого дагу и разделили меж собой мясо. Каждой семье досталось по маленькому кусочку размером не более ладони. Разве можно в день рождения Бога-Сына не дать детям хоть по кусочку мяса?… И вот теперь дети остались без отцов.

Чамино сжал кулаки. Он посмотрел на Лочу, потом на Колю.

— Вы слышали?!

— Это ужасно! — воскликнула девушка, и Коля увидел, что ее глаза умеют излучать не только тепло. — Как они жестоки! За одного дагу — полтораста людей.

— Бессмертный считает, что в лабиринтах Фаэтона расплодилось слишком много беловолосых, — спокойно заметил Лашуре. Он привык уже к самым страшным жестокостям карателей. Единый утверждает, что через двести оборотов в коре планеты не хватит минералов, чтобы изготовлять белок. Вся кора будет переработана и переварена.

— Он ненавидит каждый живой организм, — сказал Чамино. — Нам надо работать, Лашуре!.. Пока не научимся обезоруживать их шахо, мы не сплотим народ.

— Прибор, который стоит у меня, действует безупречно.

— Но мощность его пока что слишком мизерна! — ответил Чамино, рассекая воздух стиснутым кулаком. — Он способен предохранить от подслушивания всего лишь одну комнату. А нам нужно разговаривать с тысячами, с миллионами…

Наверное оттого, что Чамино слишком долго молчал, сейчас, попав в комнату, где можно было высказывать свои мысли, он заговорил слишком горячо, как на митинге. А может быть, и в самом деле в его воображении возникла тысячеголовая толпа, к которой он обращался?

Чамино напомнил, что на протяжении десятков тысяч оборотов люди заливали планету кровью, чтобы добиться свободы. И когда гнет пал, власть перешла к прислужникам Бессмертного…

О нет, сам Единый не страшен! Если бы речь шла только о нем, все было бы значительно проще. Бессмертный опасен не сам по себе — опасна многочисленная каста его верных слуг, опутавшая общество скользкими щупальцами, вросшая в общественный организм, словно гибельная опухоль.

И надо начинать с уничтожения системы контроля над человеческими помыслами и поступками. Люди должны достичь единства и сплотиться для борьбы. А для этого необходимо свободно обмениваться мыслями. Там, где нет обмена мыслями, там нет и не может быть народного единства, там только тупой фанатизм и полуживотная дремотность мысли…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});