Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 5
Актуальность интеллектуальной истории
После издания «Истоков…» Скиннер опубликовал новаторское исследование о Макиавелли[110]. Но была и еще одна тема, которой он уделил пристальное внимание по окончании работы над «Истоками…». Речь идет о политической философии Томаса Гоббса. Книга Скиннера «Разум и риторика в философии Гоббса» («Reason and Rhetoric in the Philosophy of Hobbes», 1996), помимо всего прочего, стала иллюстрацией кембриджского метода: ее первые пять глав посвящены исчерпывающей реконструкции той риторической традиции, к которой Гоббс получил возможность приобщиться, когда получал образование в тюдоровской Англии. Как отмечает Скиннер, Гоббс избегал тропов классической риторики в своих ранних трудах «Элементы закона» и «О гражданине» («De Cive»), поскольку усматривал одно из проявлений общей испорченности, которую философ связывал с чрезмерным влиянием Аристотеля. Эти труды Гоббс писал с расчетом на то, что прозрачный и научно обоснованный набор политических аксиом одержит верх над лукавством доказательств и обтекаемостью формулировок – излюбленными приемами ораторов, для которых главным было умение с равной убедительностью преподнести слушателям одно и то же утверждение как истинное или ложное, в зависимости от ситуации. Впрочем, после того как в Англии началась гражданская война, Гоббс пришел к неутешительному выводу, что риторика – необходимая часть политики. Именно этим объясняется изменение его позиции в промежутке между созданием трактатов «О гражданине» (1642) и «Левиафан» (1651), в котором он прибегает ко всем риторическим ухищрениям, дабы лучше убедить своего читателя. Гоббсу обычно приписывают идею о том, что единственной движущей силой в обществе является своекорыстный интерес. И, как показывает Скиннер, Гоббс признавал, что любые доказательства должны быть убедительно сформулированы в соответствии с канонами классической риторики и апеллировать тем самым к иррациональному и эгоистическому началам. Иными словами, он признавал краткосрочный характер современной ему политики и стремился использовать риторику таким образом, чтобы подтолкнуть политических деятелей к принятию решений, соответствующих их подлинным долгосрочным интересам.
В то же время Скиннера все сильнее волновали упреки в том, что он разорвал связь между историей политической мысли и политической философией. Разумеется, его обвиняли в требовании, чтобы каждый философ стал историком, поскольку, по его мнению, исследователи могут задаваться не любыми вопросами по поводу того или иного текста, а лишь теми, что исходят из знания идеологического контекста. В «Свободе до либерализма» («Liberty before Liberalism», 1998) и в ряде статей, посвященных истокам и сущности современных идей о свободе, Скиннер делает попытки опровергнуть обвинение в любви к идеологическим древностям[111]. В частности, он утверждает, что необходимо реабилитировать и вернуть в обращение забытые или по тем или иным причинам отвергнутые политические идеи, актуальные для прежних эпох. Именно в этом теперь заключается задача интеллектуальной истории. В свою очередь, такой постановкой задачи самым непосредственным образом подчеркивалась польза этой дисциплины и для тех, кто интересуется настоящим, и для тех, кого занимает прошлое. Скиннер приводит пример из 1640-х гг. Он выделяет две антагонистические концепции политической свободы, существовавшие в то время. Историческая наука раннего Нового времени по большей части сводилась к полемике между сторонниками «римских» представлений о свободе, называвшими идеальными гражданами тех, кто занимается законотворчеством и живет в соответствии с некоей системой нравственных принципов, и сторонниками «готической» теории, согласно которой свобода проистекает из собственности на землю, права на которую защищены законом. В готическом варианте подданный не принимает законов, но старается жить не нарушая их и при этом лишь самым минимальным образом взаимодействует с государством. В XVII в. главным адептом этой точки зрения был Гоббс. Неоримская партия, к которой принадлежали писатель Марчмонт Нидхэм, поэт и чиновник Джон Мильтон, солдат и сельский джентльмен Джеймс Харрингтон, политик Алджернон Сидней и писатель-сатирик Генри Невилл, пыталась одолеть Гоббса. Обе группы высмеивали «монархоборческий» лагерь Генри Паркера, английского адвоката и защитника парламентаризма, утверждавшего, что суверенный народ делегирует свою свободу тем, кто им правит[112].
По словам Скиннера, ему удалось обнаружить существование особой точки зрения на свободу, сформулированной после казни Карла I, когда Мильтон, Нидхэм и другие встали на защиту только что провозглашенной республики. Они считали, что действия государства должны диктоваться волей его граждан. Вместе с тем они критиковали демократию, при которой народ сам управлял собой, и утверждали, что в итоге к власти приходят невежественные и жестокие личности. Напротив, представительная власть, за которую они выступали, гарантировала, что в правительство войдут самые подходящие люди – самые мудрые и самые добродетельные. Мильтон и Нидхэм признавали, что необходимо иметь такие законы, которые бы поощряли в людях добродетель, и допускали, что порой бывает нужно навязывать людям свободу. Впрочем, в первую очередь они стремились осудить исключительные полномочия правительства. Скиннер придавал этим выступлениям принципиальное значение и считал их проявлением большой смелости, учитывая ту власть, которой располагал Кромвель, и общее стремление его режима к насаждению чистоты веры и общественной дисциплины. Мильтон и Нидхэм полагали, что само существование исполнительной власти лишает подданных или граждан свободы. Угроза жизни и собственности, неотделимая от такой власти, называлась ими совершенно незаконной и неприемлемой, даже если исполнительная власть не пользовалась своими полномочиями. Соответственно, они выступали не только против ряда видных политиков Английской республики, но и против гоббсовского определения свободного человека как индивида, который ничем физически не стеснен, «того, кому ничто не препятствует делать желаемое». Мильтон и Нидхэм превозносили гражданскую свободу и участие в политике, опираясь на аргументы в защиту свободы, выдвигавшиеся такими римскими историками и моралистами, как Саллюстий, Сенека и Тацит[113].
По мнению Скиннера, сущность неоримской теории была удачно отражена в трактате Джеймса Харрингтона «Oceana» (1656), в котором он давал ответ на знаменитое изречение Гоббса о том, что свобода, провозглашенная на башнях итальянского города Лукка, была иллюзорной, поскольку под властью закона граждане обладают не большей
- Афины на пути к демократии. VIII–V века до н.э. - Валерий Рафаилович Гущин - История
- Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918 - Ричард Пайпс - История
- Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть 1917 — 1918 - Ричард Пайпс - История
- Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками 1918 — 1924 - Ричард Пайпс - История
- Секреты Ватикана - Коррадо Ауджиас - История / Религиоведение
- Неизвестная война. Тайная история США - Александр Бушков - История
- Независимая Украина. Крах проекта - Максим Калашников - История
- Прыжок в прожлое. Эксперимент раскрывает тайны древних эпох - Рената Малинова - История
- Великая Испанская революция - Александр Шубин - История
- Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I - Юрий Александрович Лебедев - Биографии и Мемуары / Военное / История