Телохранитель для стервы - Анна Сергеевна Одувалова

решения проблем.

Но с придурком Пашкой разобраться проще, чем с собственными эмоциями, которые захлестывают с головой. Стоя в душе, я вспоминаю прикосновения Марка. Выкинуть его из головы решительно не выходит, он сидит там, словно заноза, и не дает думать ни о чем другом, и я сдаюсь.

Я достаю из шкафа белое платье на бретельках из тонкого почти ничего не скрывающего материала, натягиваю его на себя и иду совершать самую большую глупость за сегодняшний день.

Глава 7. Богатые мертвые девочки

Марк

Как же задрали богатенькие детки с их играми. Этот выход в клуб вымотал, а драка доконала. Слишком много эмоций и, как итог, меня снова накрывает, не так тяжело, как в прошлый раз — уже хорошо. Кровь стучит в висках и снова подкатывает тошнота.

Ника, которая продолжает сводить с ума; ее подружка, о ней до сих пор тошно вспоминать. Этот эпизод вообще стоит как можно быстрее выкинуть из головы. Забыть и сделать вид, что его не было.

Но больше всего бесит малолетний ублюдок, который натравил на него своих псов. «Меня бесит твоя рожа» — отличный аргумент. Видимо, придется к нему привыкать. Для мажорчиков — это достаточный повод, чтобы избить. Хорошо, идиотов было четверо, а он все же не зря занимал свою должность в армии. Что-что, а драться я умею, хотя не люблю. Но никакие умения не помогут избежать ударов. Пару раз чувствительно прилетело по ребрам, и физиономия пострадала. Хотя на нее насрать, все равно не красавец. Подумаешь, к шрамам добавились пара ссадин и фингал. Кого это волнует? Разве что Нику, она вполне может попросить заменить порченый товар.

От мысли, что, возможно, Нику больше не получится увидеть, становится тошно. Я сам не знаю, как лучше. Все обрубить и исчезнуть из этой жизни, которая мне совершенно не подходит. Убежать от девушки, которую хочется заполучить себе в постель, но этого никогда не произойдет, или все же остаться просто, чтобы ее видеть. Мечтать о ней и, возможно, снова ощутить в объятиях ее нежное податливое тело.

Нужно выкинуть дурь из головы, отмыться от запаха Дины и спать. Это самое разумное, что он сейчас может сделать.

После душа зеркало в ванной отражает изуродованную шрамами рожу, которая сейчас еще опухла из-за разбитой губы и свезенной скулы. Вид будто бухал неделю. На ребрах тоже расплывается синяк — болезненный, но не смертельный. Даже, похоже, ничего не сломано. Сбитые костяшки пальцев и мелкие ссадины не в счет.

Достаю перекись и с шипением наношу на щеку. Можно, наверное, забить, но пузырек попадается под руку, поэтому решаю им воспользоваться.

Присутствие Ники скорее чувствую. Только потом замечаю стройный женский силуэт в отражении зеркала, и медленно поворачиваюсь, некстати вспомнив, что второй раз перед ней в одном лишь полотенце, а вот сама девушка одета.

Встает сразу же, едва она облизывает полные губы и делает несмелый шаг вперед. Снова дерзкое обтягивающее, словно вторая кожа, белое платье на бретельках из тонкого трикотажа. Оно выглядит сексуальнее, чем самое откровенное белье. Очерчивает каждый изгиб фигуры и почти не оставляет места для фантазий. Крупные темно-коричневые соски просвечивают сквозь тонкий материал, так и тянет прикоснуться к ним губами и немного втянуть. Интересно, она будет стонать, если я это сделаю?

— Больно? — немного виновато, немного испуганно спрашивает Ника, уставившись на мое лицо, а я даже ответить не могу из-за дикого желания ее трахнуть прямо тут. Только пожимаю плечами, завороженно разглядывая Нику, которая теперь стоит так близко, что можно просто протянуть руку и коснуться. От этого срывает крышу.

Непонятно почему накатывает дикий стыд, что так поступил с ней, что трахал ее подругу. Эти чувства совершенно иррациональны, а девушка о них даже не подозревает.

Ника берет из моих рук пузырек с перекисью, смачивает ватный диск и аккуратно промокает рану у губы и на скуле. При этом девушка практически касается моей обнаженной груди острыми, торчащими под тонкой тканью сосками.

— Так лучше, — выдыхает она и отступает, а я сжимаю зубы. Болезненное напряжение в паху не дает связно соображать. Эта холеная блондинка мой личный афродизиак. Она — чистый секс; и стоит уже признаться себе, что я не успокоюсь, пока не получу ее. Это стало навязчивой идеей и дорогой в пропасть. Сил противиться желанию нет. Почти нет. Здравый смысл пасует перед соблазнительными изгибами ее фигуры, полной грудью и призывно открытыми губами.

«Ну, уходи же», — мысленно прошу я, понимая, что стояк не способно скрыть никакое полотенце.

Ника скользит взглядом по моему торсу, и в ее глазах вспыхивает жадный азарт, а не брезгливость, а потом она делает нечто совсем невообразимое. Одним резким движением дергает за угол полотенца и плавно опускается на колени, пробормотав восхищенное «вау», когда видит возбужденный член.

Это так чертовски соблазнительно, что хочется закрыть глаза, облокотиться о раковину и будь что будет. Я уверен, ее губы как шелк, а влажный горячий рот способен свести с ума. Да что говорить, я и так схожу с ума. Сгораю, но я устал сегодня быть игрушкой. Они считают, будто могут вот так прийти и трахнуть любого мужика просто потому, что красивы и им этого хочется.

Наверное, я идиот, раз отказываюсь от этого. К тому же Диной воспользовался, а вот преклоненная Ника, которая завороженно разглядывает член, пугает, будоражит и, что самое главное, злит.

— Ты вот прямо возьмешь и отсосешь мне? Чем я заслужил такую щедрость? Или для тебя это так же обыденно, как попить кофе? — буднично уточняю я, взяв Нику за подбородок и разглядывая небесно-голубые глаза. Зная, как грубо звучат слова, зная, что они ее оскорбят, и зная, что это спровоцирует новый виток войны. Наплевать.

Она отскакивает тут же и смотрит полными слез глазами. Черт! Только не реви! Я подхватываю с пола полотенце и лениво оборачиваю вокруг бедер. Главное, не показать, что ему не все равно. Тогда она уйдет.

— Какой же ты мудак! — выплевывает Ника и отступает.

— А кто ты? — спрашиваю ровно. — Что у тебя недостаток траха в организме? Так найди себе богатого мажорчика, которого одобрит папочка.

— Ненавижу. Урод! — выдыхает она. Оскорбление, как и ночью, задевает сильнее, чем я готов показать.

— Ты повторяешься. Уходи, Ника, и не смей являться ко мне в комнату, когда тебе вздумается.

— Это мой дом, — шипит она разъяренной