"Эль Гуахиро" - шахматист - Юрий Папоров

Прошло еще два уик-энда. Первый они с Мартой провели а загородном клубе, а во второй летали в Вашингтон. Рамиро давно обещал показать своей любимой «белую столицу великой страны».

С начала этой недели он занимался сочинениями апологетов детерминизма и экзистенциализма, разбираясь в том, что такое «свобода» и «необходимость», и, делая паузу и отдыхая, дочитывал «Мартина Идена». Джек Лондон ему нравился. Он легко читался в отличие от Хемингуэя. В этом они сходились с Раулем Луисом

Раскуривая сигарету в парке, Рамиро подумал, что вот уже несколько дней не видел своего нового приятеля. «Не заболел ли он? Где его тогда искать?» Но рассуждения прервал Рауль Луис, показавшийся на дорожке И без того бледное лицо его было желто-серым, черные круги под глазами и бескровные губы выказывали усталость и волнение.

— Что происходит, Рауль Луис? Влюбился? Страдаешь! С таким, как ты, всевышний так и поступает. На тебе лица нет!

Рамиро предложил ему выкурить «Измир», настоящую турецкую сигарету.

— Да нет, ничего! Все о'кей! С чего ты взял? — Рауль Луис сделал две глубокие затяжки. — Все девы мира одинаково… привлекательны… телом, а влюбляться — занятие пустых, неполноценных мужчин.

— Ладно! Как хочешь. Только любую ношу на двух спинах всегда легче нести. Скажи, чем это все закончится? Одни убирают Торрьенте, другие мстят за него, и на тот свет отправляется Родригес Вивес,[37] третьи стреляют в Ауреу Поджио,[38] четвертые кончают Эрнесто Родригеса.[39] Бьют и уничтожают друг друга. Чем это кончится?

— Поражением одних и победой других, — рассеянно и не очень понятно ответил Рауль Луис и неожиданно спросил: — Рамиро, если мне понадобятся четыреста — пятьсот долларов, ты сможешь одолжить? Я непременно верну их!

— Если у меня будут свободные, когда потребуется, поговорим. Вечером поедем во фронтон?

После пяти они заглянули в малолюдное кафе выпить по чашке шоколада с бисквитами. По выходе Рамиро показалось, что за ними ведется наблюдение. По дороге в «Бискейн Хай-Алай-Фронтон» он убедился в этом. Как только окончилась первая партия, Рамиро пошел к телефону и, вернувшись, сказал Раулю Луису, что должен на час отлучиться.

Ни двое мужчин — молодой и пожилой, — ни ярко накрашенная женщина, кого Рамиро определил наблюдателями-филерами, не тронулись со своих мест. Однако когда Рамиро оказался на Тридцать шестой улице и пошел вниз, у первого же перекрестка на него наскочил подстриженный под спортсмена дылда, извинился и исчез.

«Не хватило тебе места! Проверим!» — С этими словами Рамиро толкнул дверь ближайшего бара и прошел в туалет. Там он снял с себя пиджак и при тщательном осмотре на спине, у левого рукава, нашел липкую точку.

«Миниатюрный электронный датчик! Так! Выходит, это за ним. Ко мне прямого отношения не имеет. Меня берут как связь. Чем же ты занимаешься, Фернандес? Все уголовное — исключается. Политика? Значит, ты против них… Вот оно тайное, высказанное в пьяном состоянии. Фидель Кастро! А если и он такой же… Какого дьявола ему тогда делать рядом со мной? Ну, а если не знает? Не имеет возможности проверить? Вот задача! Наэлектризован — не такой, как обычно Чувствует, что не все в порядке Надо высказать ему как бы невзначай… Нет, следует подумать…» — Рассуждая так, Рамиро покинул бар.

Зайдя за угол. он догнал шедшего в пяти метрах впереди него мужчину, пересадил датчик ему на спину, галантно извинился за нечаянный толчок и влетел в первую попавшуюся дверь аптеки.

Однако тут же он осудил себя за эту поспешность. «К чему? По номеру машины установят, кто я такой. Да ладно! Пусть не думают, что я глупый, и пусть побегают за тем техасским фермером. Хотя ведь это тоже служба. И они ее обязаны нести исправно. Палачи тоже люди, и у них есть жены, дети… Нет, это сидящее в каждом чувство неподчинения чужому превосходству взяло верх. Напрасно! Все равно ведь возвращаться».

Во фронтоне по окончании очередной партии Рамиро предложил своему приятелю пораньше отправиться по домам. Перед тем как им расстаться, Рамиро сказал:

— Давай, Рауль Луис, завтра сходим в зоопарк. Я давно там не был. Если есть время, встречаемся в двенадцать в кафе напротив, за столиками под тентом.

Рауль Луис согласился.

Утром Рамиро проверился и наблюдения за собой не обнаружил. Он оставил «шевроле» на Сто двадцать пятой улице и за полчаса до встречи прошел в бакалейную лавку, находившуюся ярдах в восьмидесяти от кафе. Через стекло витрины он видел, как на такси подъехал Рауль Луис и тут же причалил серый «додж», из которого выскочили старик и два молодых парня. Проворный старикашка с одним парнем сел, как и Рауль Луис, за столик. Второй стал прохаживаться по тротуару.

Минут через десять Рамиро позвонил ид лавки в кафе. Он видел, как официант подошел к Раулю Луису, и тот отправился внутрь помещения к аппарату.

— Алло, это Рамиро. Послушай, Рауль Луис, у меня срочное дело. Не могу приехать сейчас. Жди меня в холле моего отеля в четыре. О'кей?

— Обязательно! Мне нужна твоя помощь. — В голосе Рауля Луиса звучало неподдельное волнение. — Не в деньгах. Буду ждать!

— О'кей! В четыре! — И Рамиро положил трубку.

Рауль Луис вышел под тент и направился прямо к столику, за которым сидели старикашка с парнем. «А, сволочь!» — пронеслось в голове у Рамиро, но Фернандес проковылял мимо к стенду с газетами, взял одну, бросил в блюдце никель и возвратился к себе за столик. «Так! Хорошо! Обоюдного контакта нет. Привязан только он. И не подозревает! Надо помогать!»

Оказавшись в номере лишь после двух, Рамиро отдохнул, принял холодный душ. Он взвесил все и твердо решил, что будет действовать на грани, соблюдая максимум осторожности.

Легкий стук в дверь застал Рамиро выходившим из ванной в халате. То был Сонни и с ним рыжий незнакомец.

— Извини, что без звонка. Знакомься. — Рыжий показал знак сотрудника Эф-Би-Ай. — Слушай, серьезное дело, «Гуахиро»! Хорошо, что тебя застал. Что-нибудь прохладительное есть? — И Сонни сам раскрыл холодильник, в котором на верхней полке стоял высокий стеклянный кувшин, полный апельсинового сока. — Утром оживляет, ночью убивает, а днем в самый раз! «Гуахиро», сегодня к вечеру эту жердь, с которой ты встречаешься в библиотеке и шляешься последнее время — ты меня понимаешь? — сегодня вечером его будут брать!

Сонни и «эфбиайевец» пристально глядели на Рамиро, у которого, к счастью, в тот момент развязался поясок халата.

«Они ждут! Что делать? Думай, Рамиро! Все ломается. Думай! Он уже, наверное, внизу. Горит! Думай, Рамиро! Он свой! Как же вышел на маня? Надо спасать! Завалюсь и сам…»

— Извини! Я не могу за него быть в ответе. Наркотики? Контрабанда? Мокрое дело? Сутенерство? — Рамиро машинально запахивал халат, а под черепной коробкой пульсировало; «Педро, что делать? Надо выручать! Имею ли право? Да! Поменять бы нас местами. А правила? Дисциплина! Закон! Погорел один… Нет, не имею права! Педро… Как должен поступить коммунист? Ты — новый человек…»

— Ни то, ни другое, ни третье! — Сонни поставил на телевизор стакан, покрывшийся мелкими бусинками влаги. — Ну, мы пошли!

«…Коммунист — это тот, кто выигрывает. Фернандес, потом тебе будет поставлен памятник, и я первый положу к нему цветы. Прости, друг!» — Рамиро затянул поясок.

— Погоди, Сонни. Ты молодец! Хорошо, что приехал! По телефону я мог бы и не ответить. Жарко! Что делать? В четыре я с ним встречаюсь…

— Где? — спросил рыжий и поглядел на часы.

— Здесь! В холле отеля!

— Оп! — Сонни довольно крякнул. — Ты куришь дорогие сигары. Угостил бы нас, «Гуахиро».

Рамиро полез в ящик стола.

— По телефону утром он сказал, что нуждается в помощи. Вначале просил денег, а теперь… что-то другое.

«Эфбиайевец» молчал. Сонни улыбнулся и тоном старшего распорядился:

— Отделайся! Чтобы после восемнадцати тебя с ним рядом не было. Вечером позвони мне домой. Сегодня интересный бокс по пятой из Нью-Йорка. Буду пить с женой, сидеть у «ящика» и вспоминать тебя. — Сонни весело хлопнул Рамиро. — Спеши! Уже скоро четыре, «Гуахиро». — Он взял из ящичка три сигары «Ромео и Джульетта», одну протянул рыжему, и они удалились.

…Рауль Луис сидел в той части холла, которая была отгорожена от входа живой стеной из цветов. Рамиро горячо его обнял и тут же остановил себя. «Чего это я? А если наблюдают? Хорош! Друг, я не могу тебе помочь даже взглядом!»

— Ты извини! Дела. Завтра спешно улетаю в Чикаго. Зоопарк потом…

— У тебя, — Фернандес посмотрел по сторонам, а потом просящими глазами на Рамиро, — у тебя… здесь нет места, где бы мне укрыться на несколько дней? Не спрашивай! Это серьезно. Помоги, будь другом.

Мучительно тяжелыми были эти несколько секунд. Рамиро знал, что ему делать перед дулом пистолета, в море, полном акул, с присосками «детектора лжи» на теле или когда встретил брата, отрекшегося от него, но сейчас… сейчас он был растерян и собирал всю силу воли в кулак, чтобы не обнаружить себя. «Помочь открыто — я не могу. Но… чтобы не запачкать себя… Как? А… жизнь только и может торжествовать, если все делать, подчиняясь железным правилам, ею же самой выработанным! Все!»