Бумажный занавес, стеклянная корона - Елена Михалкова

Тогда-то на сцену и поднялся сам Грегорович.

Илюшин представил это противостояние и с трудом сдержал смех. Низкорослый кривоногий Джоник против двухметрового красавца Богдана – о, это стоило увидеть!

Богдан слюной не брызгал и как раненый хорек не верещал.

«Есть кодекс чести артиста, – спокойно сказал он, нагнувшись к своему микрофону. – И ты, Джоник, его сейчас нарушил. Не во мне дело. Мало ли про меня гадостей говорили… Я же сам и говорил!»

Он улыбнулся, и зал рассмеялся в ответ. Над Грегоровичем за глаза иронизировали и полоскали грязное белье – куда без этого в шоу-бизнесе – но при этом вполне искренне уважали и признавали его заслуги. Зрители были на его стороне.

«Кодекс чести? – насмешливо переспросил Джоник. – Слышь, перец! Ты мне своими кодексами в рожу не тыкай. Я не из твоей петушиной обоймы».

Зал ахнул и оторопело замолчал.

– Тут я его тарелкой и огрел, – со скромным достоинством признался Богдан.

– Какой тарелкой? – изумился Сергей. Он успел забыть о вручении приза, и воображение подсунуло ему Грегоровича, разносящего между столиков закуски и шампанское.

– Которую мне на «Муз-Премии» вручили. Увесистая такая!

Джоник отскочил, и удар пришелся не по голове, а в плечо. Разозлившийся Грегорович удовлетвориться полумерами никак не мог и принялся гоняться по сцене за рэпером, забыв о достоинстве, камерах, зрителях и всем остальном. Джоник прыгал как блоха, уворачивался и этим только раззадоривал поп-кумира.

– Минут пять вы, Богдан Атанасович, веселили публику, – одобрительно припомнил Кеша.

– Так и не догнали? – с сожалением спросил Сергей.

– Догнал, – понурился певец.

Кадры, на которых гигант Грегорович пинает съежившегося Джоника, обошли все газеты. Выглядело это как избиение младенца.

– Я ему всего один раз туфлей под зад засадил, – с досадой сказал Богдан. – А выглядело так, будто библейский Самсон разрывает пасть писающему мальчику. Джоник жертва, я злобный ублюдок и агрессор. Ух, как публика ополчилась!

– А уж как госпожа Беладонна рассердилась! – припомнил Кеша.

Богдан неожиданно покраснел до ушей.

– Песочила вас на все лады, – мечтательно протянул Кутиков. – Что говорила-то, я уж позабыл? Исполинской дурой назвала, что ли.

– Иннокентий!

– Или кретином-переростком? – Кеша нахмурился. – Вот не помню. Эх, память, память…

– Я тебе премию выдам, – пообещал по-прежнему багровый Грегорович, – чтобы она к тебе не возвращалась.

Кутиков ухмыльнулся уголком рта.

– Значит, Джоник вас спровоцировал, а затем пожинал лавры, – подытожил Макар. – Склоки, пресса, обсуждение в соцсетях и прочие круги по воде… Такая стратегия в самом деле работает на популярность?

– На популярность работает все! Думаешь, откуда берутся разнообразные поющие сиротки из детдома, мальчики с плавниками и прочая дешевка? Заставь о себе говорить! Будь на слуху! Джоник пользовался этим в тысячу раз более умело, чем любой из нас.

Илюшин кивнул Сергею – мол, нам пора – и поднялся. Сергей сделал несколько шагов, пряча блокнот в карман, наступил на шелковую полу халата, распростершегося по паркету точно королевская мантия, поскользнулся и едва не грохнулся на Грегоровича.

Подхватил его не Богдан и даже не Илюшин, а Иннокентий Кутиков. Словно фея, вспыхнул рядом, подхватил под плечо, и Сергей ощутил железную хватку.

– Осторожнее, пожалуйста.

А миг спустя уже снова стоит за спиной босса со своим дурацким бокалом из-под колы в руке. Вот неуловимый черт!

Сергей даже не знал, что его сильнее выводит из себя: отчаянное противодействие всех вещей в этом доме или помощь насмешливого камердинера, всегда приходящая вовремя. Он все сильнее ощущал себя чурбаном. Обычно подобное чувство посещало его в гостях у приятельниц жены, где велись светские разговоры о нашумевшей выставке постмодернистов или спектакле известного режиссера с альтернативным прочтением классики.

Илюшин уже стоял в дверях.

– Да, кстати, – сказал он, словно только что вспомнив. – У вас есть предположения, кто убил Джоника?

Сергею показалось, что вопрос адресован камердинеру. Но ответил, разумеется, Богдан.

– Андрюша.

– Есть основания?

Богдан почесал бородку.

– Что-то у них не ладилось последнее время. А Джоник – он ведь въедливый, как пиявка. Просто так человека не отпустит, пока всю кровь из него не высосет.

4

– Что думаешь по поводу всего этого? – спросил Сергей, когда они с Илюшиным остались одни.

Макар по давней привычке уселся на подоконник. Из двора одна за другой выезжали машины: Грегорович сдержал обещание и спровадил всех официальных лиц, едва они закончили предварительную работу.

Бабкин подошел и тоже стал смотреть.

– Ты слышал, кому он звонил? – хмуро спросил он.

– А тебя это задевает? Нарушает твою веру в справедливое мировое устройство?

Бабкин хмыкнул.

– Не то чтобы я жил в мире розовых пони… Но да, хотелось бы, чтобы чиновник такого ранга не шел на поводу у человека, поющего всякую фигню.

– Неплохо поющего, между прочим, – заметил Макар, щурясь на почти севшее солнце. – Голос-то у него приличный.

– Да я не про голос, – отмахнулся Сергей. – Все ты понимаешь.

Илюшин в задумчивости покачал ногой. Солнце было как золотая спина рыбы, выпрыгнувшей из небесной синевы.

– Я понимаю, что другой человек на месте Богдана и с его возможностями сделал бы все, чтобы замять дело. Обрати внимание: замять. А не нанимать частных сыщиков, надеясь на их умение держать язык за зубами.

– Что, кстати, опрометчиво с его стороны. Он о нас ничего не знает.

– Уверен?

Бабкин озадаченно уставился на ухмыляющегося Макара.

– Ты пересекался с ним прежде?

– Не-а.

– Переходил дорогу его знакомым?

– Не исключено, но вряд ли.

– Тогда сдаюсь. Выкладывай.

– Да что тут выкладывать. У него Иннокентий Кутиков трудится. Если бы я раньше об этом знал, предупредил бы тебя, что перед ним притворяться бесполезно.

Сергей поморщился. Камердинер и ему самому не давал покоя.

– Кто он такой и откуда нас знает?

– Кто он такой, понятия не имею. – Поймав недоверчивый взгляд друга, Илюшин покачал головой: – Честное слово, Серега. И, подозреваю, мало кто имеет. А знает он нас, потому что у него работа такая: про всех все знать. Кутиков – уникальный человек. И крайне занятный.

– Что занятный, это я и сам понял. А подробнее можешь?

Илюшин мог.

Кеша Кутиков самозародился у госпожи Беладонны. Возник из ниоткуда, так что впору было предполагать волшебство и вмешательство темных сил, тем более, что про певицу ходили и такие слухи. Впрочем, каких только слухов о ней не ходило.

Как бы там ни было, появление Кутикова в жизни великой певицы было овеяно мраком. Сама она в свое время излагала журналистам по меньшей мере восемь версий их встречи. Согласно одной из них, Беладонна подобрала зимой возле подъезда пьянчужку, из жалости привела к себе, а после и пригрела. Из отъевшегося и отоспавшегося алкаша вылупился вполне порядочный человек и стал служить ей верой и правдой.

Другая история гласила, что Кеша достался ей в подарок от большого человека, восхищенного ее пением. Третья – что Кутиков работал в ФСБ, предотвратил покушение на Беладонну, в процессе предотвращения влюбился и умолил взять его к себе.

Все эти версии, очевидно, были плодом воображения кого-то из них двоих, Кутикова или Беладонны, а может, и обоих вместе. Известно одно: Кеша остался при певице, играя роль мажордома и наперсника. Начал он с того, что заваривал для нее зеленый чай – это был единственный достоверный факт. Перед людьми, умеющими хорошо заваривать зеленый чай, открывается широкая карьерная стезя, и Кеша являлся живым этому подтверждением.

Он обладал превосходной памятью и неплохо знал людей. Два этих качества, помноженные на природную подозрительность и открывшееся перед ним богатое поле для исследования человеческого материала, вскоре сделали Кутикова абсолютно незаменимым.

Он помнил все о каждом человеке, когда-либо побывавшем в доме госпожи Беладонны: дни рождения, привычки, манеру одеваться, особенности речи. В его памяти, как в сети, застревала даже мелкая рыбешка вроде любовниц, нажитых на стороне детей и долгов. Но все это колоссальное хранилище информации осталось бы не более востребованным певицей, чем Александрийская библиотека, если бы у Кеши не выявилось еще одно качество.

Он грамотно распоряжался этими сведениями.

Живи Кутиков во времена кардинала Ришелье, он стал бы его правой рукой. А то и обеими. Кеша умел гасить конфликты и провоцировать ссоры, успокаивать истериков и выводить из себя самых уравновешенных людей (последние, впрочем, в кругу общения Беладонны встречались реже, чем амурские тигры в предгорьях Сихотэ-Алинь).

Сама госпожа Беладонна в людях разбиралась очень плохо и от этого всю жизнь страдала. Первый ее муж был эталонным альфонсом. Второй, «человек безупречной честности», как гордо характеризовала его певица, после развода написал такие мемуары, что даже хозяйка борделя, читая их, краснела бы и сетовала на падение нравов. Несчастная Беладонна от переживаний на три месяца потеряла голос, а когда пришла в себя, едва не выскочила замуж за удачно подвернувшегося художника, человека трепетного и ранимого, остро нуждающегося в женской ласке.