Почему ненавидят Сталина? Враги России против Вождя - Константин Романенко

В новой директиве Хатаевич потребовал: «движение в деревне за снятие колоколов и закрытие церквей (курсив мой. – К.Р.) должно быть охвачено партийным руководством». Казалось бы, какое дело руководителю, создающему колхозы, до религии? Но в том и проявлялся «революционный» экстремизм людей, подобных Хатаевичу, что они не ограничивались хозяйственными и политическими задачами сельскохозяйственной реформы. Впрочем, и этого секретарю крайкома показалось мало.

Уже на следующий день, 30 января краевой штаб решил всю работу по изъятию кулацкого актива закончить к 3 (!) февраля. При этом «тройке» при ГПУ было дано указание «с 4 февраля приступить к рассмотрению дел наиболее злостных элементов, приговоры вынести и реализовать (т. е. расстрелять) не позднее 10 февраля»[20]. В новой директиве предписывалось:

«1) Немедленно провести по всему краю массовую операцию по изъятию из деревни активных контрреволюционных антисоветских и террористических элементов в количестве 3000 человек. Указанную операцию закончить к 5 февраля.

2) Одновременно приступить к подготовке проведения массового выселения кулацко-белогвардейских элементов вместе с семьями, проведя эту операцию с 5 по 15 февраля.

3) Считать необходимым провести выселение кулацких хозяйств вместе с семьями в количестве до 10 000 хозяйств».

Автором приведенных документов являлся Мендель Маркович Хатаевич. Сын торговца из Гомеля, зубной техник по профессии – в конце Гражданской войны он стал начальником политотдела одной из дивизий Западного фронта Тухачевского! Это было началом его партийной карьеры. С июля 1921 года он секретарь Одесского губкома, а с 1925 г. – Татарского обкома ВКП(б). Коллективизацию он возглавил на посту секретаря Средне-Волжского крайкома. Примечательно, что Хатаевича арестуют 9 июля 1937 года. 27 октября, за участие в контрреволюционной террористической организации, его приговорят к смертной казни, а в 1956 году необоснованно реабилитируют.

Узнав о желании Хатаевича увеличить количество репрессированных кулаков, в этот же день 30 января Сталин послал всем крайкомам и обкомам ВКП(б) зерновых районов гневную директиву: «С мест получаются сведения, говорящие о том, что организации в ряде районов бросили дело коллективизации и сосредоточили свои усилия на раскулачивании. ЦК разъясняет, что такая политика в корне неправильна. ЦК указывает, что политика партии состоит не в голом раскулачивании, а в развитии колхозного движения, результатом и частью которого является раскулачивание.

ЦК требует, чтобы раскулачивание не проводилось вне связи с ростом колхозного движения, чтобы центр тяжести был перенесен на строительство новых колхозов, опирающееся на действительное массовое движение бедноты и середняков. ЦК напоминает, что такая установка обеспечивает правильное проведение политики партии»[21].

На следующий день (!) 31 января Сталин, Молотов, Каганович направили в Самару новую срочную шифрограмму: «Ваша торопливость в вопросе о кулаке ничего общего с политикой партии не имеет. У вас получается раскулачивание в худшем виде…»[22]. Шифрограмма предписывала остановить беззаконие.

Хатаевич отреагировал на требование центра 1 февраля. Он сообщил Сталину: «Телеграмма принята к строгому руководству». Однако тут же признался, что «арест кулацко-белогвардейского актива приостановить не можем, ибо он почти закончен». Он сразу же постарался оправдаться: «Мы уверены, что допущенная нами ошибка… не принесет вреда делу коллективизации»[23]. Сталин считал иначе. Именно действия Хатаевича заставили его предпринять меры по обузданию начавшейся местнической стихии раскулачивания. Направив на места директиву ЦК, он резко предупредил перегибщиков о недопустимости сосредотачивать создание колхозов на репрессивных действиях.

Но он не ограничился этим. В тот же день (1 февраля) ЦИК и СНК СССР приняли постановление «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством». С целью возвращения процесса раскулачивания в русло правовой законности 4 февраля ЦИК и СНК утвердили дополнительную инструкцию: о возложении права ареста и выселения кулаков только на ОГПУ.

Однако умерить пыл радикально настроенных руководителей коллективизации оказалось не просто. Сводки сообщали, что к 20 февраля было коллективизировано около 50 % крестьянских хозяйств страны. Но Сталин уже не доверял победным рапортам с мест. Чтобы получить информацию из первых рук, для ознакомления с положением дел он разослал членов Политбюро в регионы страны. 24 февраля состоялось экстренное совещание ЦК по обсуждению ситуации. Она была критической. В правительство хлынули потоки жалоб, отражавших возмущение методами проведения политики раскулачивания, но на предостережения ЦК руководство республик и областей не реагировало. С мест в Москву поступали лишь победные рапорты. Чтобы остановить вакханалию левых перегибов, требовалось экстренное и неординарное решение.

И Сталин нашел его. 2 марта «Правда» опубликовала его знаменитую статью «Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения». Пресекая радикализм партийных чиновников, он заявил о своей позиции гласно, не допуская кривотолков и инсинуаций. Это было предупреждение партократам.

Люди особой психологии, многие из которых сталкивались с крестьянством в период хлебозаготовок, они желали решить крестьянскую проблему одним махом. Они презирали кулаков, разбогатевших на хлебной торговле, и сразу рубили под корень. Фактически раскулачивание стало особой формой классовой борьбы, в которой с одной стороны участвовал слой местной партийной элиты, своего рода советское «дворянство», а с другой – вся масса деревни, разделенная на бедняков и богатеев. По обе стороны баррикад его участники отстаивали свои интересы, во многом шкурные, но это противостояние не закончится коллективизацией. Население страны не забудет урок, преподнесенный ей партократией, даже та часть, которая разойдется из деревень – на фабрики и заводы.

Позже народ примет самое активное участие в чистке высшего эшелона власти. Поэтому совершенно закономерно, что из числа 71 члена ЦК – избранных в его состав в 1934 году на «съезде победителей» – в 1937–1939 гг. будет репрессировано 46. Из 46 партийцев, непосредственно руководивших коллективизацией, будет осуждено более 30, а более 20 из них – расстреляно. В их числе такие партийные зубры, как Эйхе, Балицкий, Евдокимов, Зеленский, Икрамов, Кабаков, Криницкий, Постышев, Разумов, Чернов, Ягода, Яковлев.

То был особый слой людей, воспитанных революцией и Гражданской войной. Поэтому имевших и свои субъективные взгляды на политику, и совсем не склонных к сентиментальности. Людей, прошедших огонь, воду и медные трубы. Они далеко не были покорны. Политику они приспосабливали к своим желаниям. Властвуя в регионах, они формировали там своеобразные кланы; и, в случае объединения сил, – этих будущих участников «съезда победителей» не смог бы остановить даже Сталин.

Поэтому статья Сталина как публично оглашенный окрик не могла не вызвать недовольство партийной элиты. Даже спустя годы после смерти вождя пропаганда будет лживо утверждать, что он якобы хотел переложить ответственность за перегибы на «истинных коммунистов». Конечно, Сталин прекрасно осознавал, что этой публикацией он вызовет недовольство. Скрывая то, что он остановил произвол уже через месяц после его проявления.

Он резко остановил и антикулацкую истерию. Он понимал, что ситуацию необходимо разрядить незамедлительно, не допустив дискредитации самой идеи коллективизации. Фактически он размежевался со «старыми большевиками». Отметив в своей статье положительные моменты в ходе коллективизации, Сталин писал: «Успехи нередко пьянят людей, причем у людей начинает кружиться голова, теряться чувство меры, теряется способность понимания действительности… появляются авантюристические попытки «в два счета» разрешить все вопросы социалистического строительства».

И, не скрывая своего раздражения, Сталин вопрошал: «Кому нужны эти искривления, это чиновничье декретирование колхозного движения, эти недостойные угрозы по отношению к крестьянам?

Никому, кроме наших врагов! Я уже не говорю о тех, с позволения сказать «революционерах», которые дело организации артели начинают со снятия с церквей колоколов. Снять колокола, – подумаешь какая ррреволюционность!<…>. Нельзя насаждать колхозы силой. Это было бы глупо реакционно. Колхозное движение должно опираться на активную поддержку со стороны основных масс крестьянства…»