Царевна-лягушка для герпетолога (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"

Ни свет ни заря я была уже на ногах. Короткая майская ночь едва уступила место нарождающемуся дню, и рассветное солнце раскрашивало в праздничный багрянец унылые панели многоэтажек, покрывая сусальным золотом крыши и отражаясь в стеклах. Фирменный экспресс уходил в восемь тридцать, но я вышла с таким расчетом, чтобы не опоздать, даже если Никита проспит и не успеет собраться. Конечно, из-за раннего часа опять пришлось вызывать такси, но автобусы еще не ходили.

Глянув на спящего Петьку и еще раз проверив рюкзак, я подумала, а не написать ли маме письмо, и тут же отказалась от этой идеи. Если мы не вернемся через неделю, как обещал Левушка, Мелкий все расскажет. Лишь бы он сразу после моего отъезда не раскололся, и родители не предприняли попытку нас остановить.

Ровно в шесть утра я стояла под дверью квартиры Никиты. Надо сказать, что за все время нашего знакомства я была у него всего пару раз, и то ненадолго, и поэтому заметно нервничала.

— Ты все еще не готов?! — с ласковым укором покачала я головой, увидев, что Никита встречает меня в банном халате и шлепанцах на босу ногу.

— Да я сейчас, мигом, ты это, пока располагайся, — подавив зевок, улыбнулся мне Никита, закидывая куда-то на вешалку рюкзак и увлекая меня в комнату, где на сервировочном стеклянном столике возле разобранного дивана стояла запотевшая бутылка охлажденного шампанского, два хрустальных фужера, коробка конфет и даже красивые канапе.

Видно было, что мой богатырь проснулся довольно давно и успел приготовиться. Вопрос — к чему? Впрочем, две заправленные в наволочки подушки и свежая постель красноречиво об этом говорили, разве что я пока отказывалась верить.

— Конечно, шампанское по утрам пьют только аристократы и дегенераты, — ловко и даже артистично откупорил бутылку Никита. — Но когда ты еще заглянешь? Да и время настолько раннее. Можно считать, что продолжается вечер.

— Да какое шампанское? — возмутилась я, рассеянно принимая бокал, в котором, увенчанный белой пушистой пеной, играл пузырьками ароматный золотой нектар. — Нам ехать уже надо. Собирайся.

— Да я и так готов, — самоуверенно заявил Никита, распахивая халат, под которым кроме покрытого затейливыми татуировками мускулистого обнаженного тела обнаружились лишь пошловато-игривые трусики в виде слоника с недвусмысленно вздымавшимся хоботом.

Мы такие видели как-то в переходе, долго смеялись, но я даже предположить не могла, что Никита их решится купить.

— Знаешь, Маш, нам вчера было так хорошо там в предбаннике, что я решил сегодня продолжить, — оставив обиняки, заявил мой богатырь, подбираясь ко мне мягкой, упругой походкой. — Родители еще вчера умотали на дачу, вот я и решил, может, ну его этот поход. Твой Иван как-то и без няньки обойдется.

— Да как ты можешь такое именно сейчас предлагать? — потрясенно пролепетала я, пытаясь отгородиться от вроде бы моего же парня стеклянным столиком. — Нас ребята ждут.

— Ребята? — переспросил меня Никита, и взгляд его сделался жестким, а мышцы напряглись, как перед прыжком. — А как же Василиса?

— Нет с нами больше Василисы, — выдохнула я, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. — Ее выручать идти и собираемся.

— Я так и думал!

Никита залпом по-гусарски выпил шампанское, налил еще и сел рядом со мной, демонстративно отодвигая преграду в виде столика.

— И вот что я тебе, Марья-краса, скажу, — продолжал он, свирепо глядя мне в глаза. — Я в эти игры не играю. Думаешь, я не заметил, как эту вашу Василису вчера ломало, и торчков в своей жизни не видел? Мне дела нет, кто и зачем ее накачал, как и из какого притона она сбежала. Хотя, учитывая, что она целый год где-то пропадала, то все понятно. Если твоему брату охота подставляться, связываясь с криминалом, то это его дело. А я и сам не пойду, и тебя не пущу.

— Да ты все неправильно понял, — лепетала я, бессвязно пытаясь объяснить про превращение Василисы в лягушку, шамана дона Оттавио и белесые руки, тянувшиеся из-за окна на уровне шестого этажа.

Надо было его все-таки как-то подготовить, но как заставить поверить того, кто даже, увидев рассыпавшийся прахом наряд семейских, счел это результатом неудачного химического эксперимента?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Разве ты не богатырь, разве не клялся мне в любви, не обещал совершать в честь меня подвиги, сражаться с чудовищами? — в качестве последнего аргумента решила усовестить я его, делая слабые попытки отстраниться, все еще не выпуская из рук бокал шампанского.

— Да хватит уже заливать и сказки рассказывать! — возмутился Никита. — А если бы я тебе звезду с неба пообещал, ты бы тоже ее потребовала?

Он собирался завалить меня на постель, но я успела вывернуться, выплеснув содержимое бокала ему в лицо. Хорошо, что бутылка вместе со столиком оказалась на другом конце комнаты, иначе одним холодным умыванием Никита у меня не отделался бы.

Впрочем, столик, преграждавший путь к выходу, еще сыграл свою роль. Я ухитрилась проскользнуть между столешницей и косяком, всем корпусом направив стеклянную конструкцию в ноги Никиты. Уж не знаю, что он там разбил и не пострадал ли его «слоник»: грохот и ругань у меня за спиной стояли изрядные. Я в спешке сдернула с вешалки рюкзак и, вылетев за дверь, словно сдавая кросс, помчалась по лестнице.

— Дура набитая! Да куда ты! Машка, постой! Я же хотел как лучше! Вернись, тебе говорю! И брату не поможешь, и сама пропадешь!

Я не обернулась.

Не помню, как и на чем я добралась до метро, когда удалила из друзей Никиту. Сказочный терем моей любви раскатывался по бревнышкам, превращаясь в сырой поруб без окон, в темную прогнившую баньку с пауками и мокрицами.

Уныло трясясь в вагоне с ранними дачниками, я прикидывала, что до экспресса у меня целых два часа, и я успею еще позавтракать и даже заскучать в зале ожидания. С Иваном и Левой мы-то договорились встретиться только в восемь. Однако, внимательнее глянув на электронный билет, который вчера мне скинул то ли Левушка, то ли брат, я увидела, что эти обманщики решили ехать не в восемь тридцать, а на самом раннем поезде, отходившем в Рязань в семь двенадцать. Если бы я условилась встретиться с Никитой не на шесть, а на семь или все-таки сумела бы найти аргументы, но проваландалась у него до семи в сборах, поезд бы все равно ушел, а на месте брат с другом ждать нас бы точно не стали.

Ну, погодите! Дайте только до вас добраться! Ровно в семь ноль-ноль я вылетела из вагона на Комсомольской и, огибая пассажиров с чемоданами и баулами, помчалась по бесконечному переходу в сторону Казанского вокзала. Хорошо, что этим маршрутом я ездила с самого детства достаточно регулярно и не боялась заплутать в путанице выходов и переходов. И все равно мой путь до вокзала напоминал полет воробья, залетевшего в метро погреться и пытающегося найти дорогу обратно на улицу. Не помню, как я прошла металлоискатель, когда и как вылетела на перрон. Поезд уже сигнализировал о закрытии дверей. Я сделала последний рывок и, не чуя под собой ног, влетела в тамбур, едва не оставив на улице многострадальный рюкзак.

— Ах вы волки серые! Вы что же это, сбежать от меня надумали! — к тому времени, когда я, соблюдя все формальности, добралась до своего вагона, я уже обрела способность говорить и дышать, хотя с растрепанными волосами напоминала опять какое-то Лихо Одноглазое.

— Говорил же я тебе, что дурацкая это затея, и что она успеет, — невозмутимо улыбнулся брату Левушка, закидывая на верхнюю полку вольготно разместившуюся на моем сидении палатку и туда же помещая мой рюкзак.

— А что же ты без Никиты? — поддел в ответ меня Иван. — Опять твоему богатырю оказалось недосуг?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Хотя мне больше всего хотелось рухнуть на кресло и то ли расплакаться, то ли просто отдышаться, брат перешел границы дозволенного. Можно подумать, он совсем дурачок и ничего не понял.

— Никита больше никакой не мой, — заявила я решительно. — И, кажется, моим никогда и не был. А ты тоже хорош, — добавила я, не в силах сдерживаться. — Сколько я страху натерпелась, когда Василису с дудочкой обороняла, сколько потом за нее переживала, а ты спал, как чурбан. А нас, между прочим, вполне могли той ночью убить.