Между адом и раем - Тед Белл

— Да, сэр, знаю.

— Принеси этот саквояж туда, где Конгрив усадит нас за стол. И сделай так, чтобы его никто не заметил.

— Да, сэр. Вы будете ужинать в малой столовой рядом с библиотекой, — сказал Квик и собрался уходить, но еще раз обернулся. — Извините, стюард спросил, что за вино вы будете пить за столом?

— У нас еще есть «Монтраше» 1964 года?

— Спрошу у стюарда, сэр.

— Хорошо. Ненавижу тратить хорошее вино на плохую компанию, но, может быть, оно развяжет им языки.

— В той комнате есть звукозаписывающая система, сэр.

— Вот и замечательно. Внимательно следи за этими красноперыми птичками, Томми, когда они запорхнут на борт. Не хочу, чтобы они разгуливали по яхте без присмотра. Даже если им понадобится в гальюн, кто-то должен стоять за дверью.

— Да, сэр.

Внезапно Хок почувствовал, что его глаза наполнились слезами. Что за чепуха? Он был не из тех, кто готов расплакаться из-за романтического зрелища или из-за женщины. Тряхнув головой, Алекс попытался отвлечься. Что-то навело его на…

Он обернулся и собрался было уходить, когда по телу пробежал холодок, а затем охватила дрожь, от которой заломило в костях. Он пошатнулся и, задыхаясь, вцепился в поручни леера обеими руками. У него закружилась голова. Заметив, как побелели у него костяшки, он понял, что борется за жизнь. Он что, потерял сознание?

Сделав несколько глубоких медленных вдохов, он, кажется, немного пришел в себя. Но сердце все еще бешено колотилось в груди. Это что, приступ? Удар? Но с чего бы, ему ведь всего тридцать семь! Он курил лишь изредка, выпивал не более двух коктейлей в день. Да, он любил хорошее вино, но не настолько. Он доплелся до стула и медленно опустился на него.

Если это симптомы какой-то серьезной болезни, очень плохо. Он обхватил пальцами тыльную сторону шеи, крепко сжал их и почувствовал, что панический страх немного отступил.

Он думал, бреясь этим утром, что никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо. В мире, усеянном очагами маленьких грязных войн и опасными, озлобленными людьми, он выполнял свой долг. Работа, которую он делал, была необходима миру. В то же время он смог поднять благосостояние своей семьи, оказывая финансовую поддержку различным добрым начинаниям и благотворительным организациям.

И еще он встретил прекрасную женщину, о которой теперь не мог забыть, — доктора Викторию Свит. Док, так он обращался к ней. Она уже не практиковала, ее книга «Карусель» стала безумно популярна по обоим берегам Атлантики. Даже Голливуд ею заинтересовался.

Алекс облокотился о мягкую спинку стула и посмотрел на ночное небо. Он помнил тот вечер, когда Вики читала ему книгу вслух. Это было вскоре после их встречи. Он сказал ей, что одно такое замечательное произведение может сделать гораздо больше для детей, чем вся врачебная практика вместе взятая.

Книга была о беззаветной детской любви. Одного мальчика, отец которого, летчик, погиб на войне, отправляют жить к тете в деревню на морском побережье. Каждый вечер он ходил в парк аттракционов и катался на старой карусели, к вращательному механизму которой были прилажены шесты с уменьшенными макетами самолетов. Маленькие самолеты двигались по кругу, взлетая вверх или опускаясь вниз при наклоне рычага.

Однажды, уже перед самым закрытием аттракциона, маленький серебристый самолет мальчика оживает. Лампочки в кабине пилота начинают мигать, стрелки датчиков двигаться. На крыльях загораются красные огоньки. Вдруг мальчик слышит радиопомехи и чей-то далекий голос. Звуки исходят из наушников старого шлемофона, который неизвестно как оказался у него на коленях. Он надевает шлемофон и опускает на глаза защитные очки. Внезапно в самом центре приборной панели загорается красная кнопка, которую мальчик видит впервые. Голос в наушниках велит нажать ее. Он нажимает, самолет отрывается от консоли и взлетает над морем.

— Выше, выше! — говорит ему этот удивительно знакомый голос в наушниках, и мальчик тянет рычаг, набирая высоту. Наконец он прорывается сквозь пелену облаков и оказывается в небе, освещенном звездами. Впереди мальчик замечает самолет. Он нагоняет его и видит бортовой номер на крыле.

Номер семь. Номер, под которым летал его отец.

— Тимми? Это ты? — говорит голос в наушниках. Голос до боли похож на…

— Д-да?

— Видишь луну на горизонте? Держись справа от меня и следуй за мной. Я хочу тебе кое-что показать!

— Ты правда седьмой номер? Ведь под номером семь летал мой отец и…

— Это я, Тимми, — сказал голос, — твой отец. Ты почти каждую ночь можешь встречаться со мной здесь, тебе только надо поверить в свой маленький самолет.

Книга была замечательная.

— Шкипер? — послышался голос Томми Квика. — Извините, что побеспокоил. Гости уже прибыли.

— Ах да, гости. Спасибо, Том. Я подойду через пару минут.

Алекс понял, что сердце еще не успокоилось. Он снова призвал образ Вики. Взгляд ее улыбающихся глаз наконец вывел его сердце из режима отбойного молотка. Что же с ним случилось? Он не хотел признавать, но это не первый раз. Приступы начались, как только яхта «Блэкхок» пришла в Карибское море. Ну и дела. Обычно люди приезжают сюда расслабиться.

Немного погодя Алекс вернулся к обычному образу мыслей и помчался в свою каюту, чтобы принять душ и переодеться к ужину.

13

Мансо дал газу, и два несущих винта вертолета Ка-26 начали быстро вращаться навстречу друг другу. Он посмотрел на своего одинокого пассажира, Фиделя Кастро.

— Пристегнулись, команданте? — сказал он в микрофон. У обоих мужчин на головах были шлемофоны с переговорными устройствами. В кабине можно было переговариваться только так, потому что рев винтов все заглушал.

— Да, Мансо. Поехали! — ответил Кастро. Мансо щелкнул тумблером, заблокировав наушники в шлеме лидера.

— Гавана, это «Альфа Браво Отель — один», — сказал Мансо. — Вы ведете запись переговоров?

— Так точно, ведем. Слышимость четкая и разборчивая, «Альфа Браво». Можете взлетать. Прием. — Мансо узнал шелковый голос Родриго дель Рио, владельца клуба «Мао-Мао», бывшего заместителя главы национальной безопасности. Сейчас Мансо нанял его в помощники. Преданность его была бесспорной. Даже тот факт, что авиадиспетчера сегодня не оказалось на посту, так как утром дель Рио заколол его насмерть прямо в постели, говорил о многом. Излюбленным оружием дель Рио были серебряные ножницы, благодаря которым к нему приклеилась кличка Руки-ножницы.

— Вас понял, диспетчерская, — ответил Мансо.

Он глубоко вздохнул и произнес три кодовых слова, которые должны навсегда изменить лицо Кубы. Услышав этот код, Родриго во взаимодействии с братьями Мансо Хуаном, командующим Западной армией, и Карлосом, главнокомандующим военно-морским флотом, должен приступить к развертыванию воинских формирований. На Кубе начнется первый военный переворот за последние сорок с лишним лет.

— Манго в воздухе.

— Вас понял, «Альфа Браво», — ответил Родриго. — Манго в воздухе. Прием.

Проверка систем завершена, несущие винты запущены, и вот вертолет уже завис в воздухе на высоте тринадцати метров. Мансо немного опустил нос машины, и вертолет помчался над бухтой. Старый яхт-клуб быстро скрылся из вида, но Мансо не менял высоты, предпочитая лететь над самыми макушками мачт рыбацких суденышек. Их капитаны уже знали, что в воздухе вертолет вождя, и многие махали шляпами, когда Мансо выполнял разворот над бухтой.

— Ваша речь была превосходна, команданте, — сказал Мансо, когда вертолет оказался над загородной зоной.

Кастро обернулся и недоверчиво посмотрел на него. Мансо понял, что сказанные им слова были совершенно нелепы. Они слишком долго знали друг друга, чтобы всерьез воспринимать такие банальные фразы. Сегодняшняя речь была наполнена стандартными антиамериканскими лозунгами, и была совсем неновой.

На лбу Мансо выступили капельки пота. Будет лучше помолчать во время полета.

— Gracias, — ответил Кастро с выражением, полным сарказма, и отвернулся к окну, рассматривая окраины своей несостоявшейся Утопии.

Семидесятипятилетний Кастро явно не предполагал, что ждет его в ближайшем будущем, иначе Мансо был бы уже мертв. Если бы хоть тень сомнения пала на него, лидер никогда бы не стал садиться в этот вертолет. Так почему же такая тяжесть сковала грудь Мансо, почему пот обжигает глаза?

Прошло шесть напряженных месяцев круглосуточного планирования, напряженных споров, обсуждений. Даже такой простой, казалось бы, момент, как этот полет от гаванского яхт-клуба до Telaraca, стал предметом тщательнейшего обдумывания.

С самого начала вставшие перед ними проблемы казались неодолимыми. Мансо постоянно приходилось переубеждать своих своенравных соучастников. Однако сам он укрепился во мнении, что эта операция обречена на успех и даже относительно легко осуществима.