Месть женщины среднего возраста - Элизабет Бушан

Сэм никогда не умел справляться с накалом эмоций и неуклюже погладил меня по ноге.

– Ты ужасно выглядишь. Когда ты в последний раз ела?

– Не знаю. Наверное, вчера, но я совершила набег на папино виски… Ладно, понимаю, это плохо, но это не войдет в привычку. И мне необходимо было выпить.

Сын вздохнул:

– Пойду-ка я лучше приготовлю тебе завтрак. – Петрушка протолкнулась в спальню, открыв дверь головой. Сэм поднял ее и посадил мне на руки. – Вот, возьми свою бесполезную кошку. – Прежде чем усесться рядом, она смерила меня настороженным взглядом своих зеленых глаз, словно усомнившись, можно ли мне доверять.

Он зашагал по комнате, раздвинул шторы, сложил мою одежду на стул – я разбросала ее по иолу, что было для меня нехарактерно. Черт с ними, подумала я, сражаясь с джинсами и свитером, которые никак не слезали с меня вчера вечером. Может, у одежды тоже есть точка зрения и она протестует против моей судьбы?

Задумываться о вчерашнем вечере не стоило, и я зарылась лицом в теплую шерстку Петрушки и попыталась утихомирить разбушевавшийся желудок.

– Сэм, я кофе не буду.

– Ты и так пьешь слишком много кофе. – Он вышел и закрыл дверь.

Петрушка взбунтовалась, и я ее выпустила.

Вернулся Сэм с подносом чая и тостов. Чай пролился на блюдце, а тост был намазан невероятно тонким слоем масла, но сердце мое все равно растаяло.

– Съешь сейчас же, – скомандовал сын.

Тост растаял во рту. Я мимоходом вспомнила прошлые завтраки, которые я делила с Натаном: толстые, белые куски булки, ломти масла и слой горьковатого джема. Мне уже казалось, будто все это было давным-давно, в другой жизни.

– Когда ты говорил с папой, с ним все было в порядке? – спросила я.

Брови Сэма сошлись на переносице.

– Вроде да. – Он пытался оградить меня от всего, что могло бы причинить дополнительные несчастья. И в то же время не хотел слышать жестоких гневных слов в адрес отца.

Я закрыла глаза и попыталась вызвать в себе лояльное отношение к Натану: еще вчера это выходило так легко, почти автоматически. Мне не хотелось, чтобы Сэм выгораживал Натана. Я с жадностью стремилась заполучить верность и любовь детей до последней капли. Перед глазами поплыли цветные круги, дыхание стало прерывистым, и в ушах зазвенело.

– Мам, – произнес Сэм, – не смотри так. Я взяла себя в руки.

– Сэм, м-можно еще чаю?

Одевшись, я спустилась и прошла на кухню. Сэм листал «Санди таймс», краем глаза присматривая за беконом, который поджаривался на гриле. Ему нравились горячие завтраки. Как и Натану. Только не по воскресеньям, конечно. Ощущая легкое головокружение, я облокотилась о косяк и несколько секунд наблюдала за сыном. Поворот головы, движение мускула – вылитый отец.

Почувствовав мой взгляд, он обернулся.

– Я не успел позавтракать. – Сэм выдвинул стул из-под стола ногой. – Иди, садись.

Я села и стала смотреть, как он уничтожает бекон и тост.

– Я только хотел сказать, что не знаю, что творит папа, но прошу, не думай о нем слишком плохо.

В этом был весь Сэм. С младенчества он был светлым, скромным человечком с врожденным чувством природной справедливости. Даже когда новорожденная Поппи столь активно вторглась на его территорию, Сэм продолжал жить своей маленькой жизнью и тихо смирился с тем, что больше не является центром внимания.

– Я не знаю, что и думать, Сэм. Точнее, у меня слишком много мыслей, и я никак не могу их охватить. Но прежде всего я чувствую себя позорной дурой. Даже идиоткой.

– Ты и в самом деле не догадывалась?

Я покачала головой.

– Твой отец сказал, что ему нужна свобода, причем говорил об этом так, будто потом уже будет слишком поздно. Конечно, вполне естественно испытывать такие эмоции, но… – Мой голос сорвался.

Сэм нахмурился, и я осознала, что амбиции Натана не имели для него никакого смысла, были выше его понимания. Я закусила губу.

– Мне придется постараться, чтобы его простить.

– Значит, ты думаешь, что отец еще вернется? – Я пожала плечами, и Сэм прямо спросил: – Хочешь, я с ним поговорю?

– Нет.

Сэм отодвинул тарелку.

– Тебе придется разобраться с Минти.

– Я уже думала об этом.

Сын мрачно улыбнулся:

– Не хотел бы я оказаться на ее месте. – Он встал и обнял меня за плечи. – Я почти уверен: папа поймет, что совершил ошибку.

Поддержка Сэма напомнила мне, что среди всей этой неразберихи есть важные и неизменные вещи, за которые я могу ухватиться. Мне повезло: в некоторых семьях нет такой сплоченности общими воспоминаниями.

– Давай мне Поппи. – Натан удержал равновесие на дорожке, ведущей по обрыву к пляжу. Он протянул мне корзинку для пикника и подхватил Поппи на руки. Дочка взвизгнула от восторга и прижалась к нему. – Не дергайся, зайка. – Отец чмокнул ее в шею и начал осторожно спускаться.

Спуск был непростой. Я склонилась к Сэму: «Не отставай от папы». Схватив лопатку и ведерко, он засеменил вслед за Натаном, осторожно ставя одну сандалию впереди другой, обходя расшатавшиеся камни и выбоины. Я набросила коврик на плечи на манер пледа (как солдат, идущий на войну, сказал Сэм) и завершила шествие, позвякивая термосами в корзинке для пикника.

– Я самая первая! – крикнула Поппи. Стояла сухая, жаркая погода, и тропинка местами осыпалась. Вдоль обрыва с обеих сторон виднелись пучки армерии и дикого майорана; высоко над головой перекликались стрижи. Мы спускались по краю до каменистого выступа пляжа. В последний момент тропинка исчезла, и пришлось прыгать.

– Спускайся. – Натан опустил Поппи на землю, и она, словно эльф в желтых шортах, побежала по камешкам к блестевшему на летнем солнце морю. Сэм спрыгнул и поднял глаза на меня: удостовериться, что я видела его геройство.

– Рози? – Натан обернулся. Я собиралась было тоже спрыгнуть, но он поймал меня и закружил. За то короткое прикосновение я услышала ровное биение его сердца. Мое же сердце металось от усталости. – Легкая, как перышко, – соврал Натан.

От жары скалы вибрировали, было слишком душно, и мы сели у камня, окруженного прохладными, защищающими от тепла морскими водорослями. Натан расстелил коврик, и я прижала его камнями. Худенькие белые ножки и ручки Поппи извивались, как лапки насекомого, когда я стягивала с нее майку и шорты. Она вырвалась и, совсем голая, принялась скакать вокруг, пытаясь попасть ногой в купальник. Я поймала хихикающую дочь и засыпала ее поцелуями. У соседней скалы Сэм устроил полевой лагерь для своих вещей и подошел к нам, попросить, чтобы его пожитки не трогали. Я заверила мальчика, что они будут в неприкосновенности.

С нашего места открывался вид на бесконечное водное пространство; за утесами спряталась россыпь бунгало и домиков, нависшая над дикой пустотой. Кроме нас на пляже никого не было. От солнца слезились глаза, кокосовый запах солнцезащитного лосьона на коже испарился под дуновением соленого ветра.