В Plaz’e только девушки - Мила Бограш

– Люди меняются… – уклончиво заметила я. – Сама же рассказывала про тех, кто в девяностые против власти шел на танки, а теперь сами оппозицию гнобят. Может, и Ереме надоело рубить входы и выходы в нашей вечной мерзлоте. Ледоруб устал.

– Не верится мне в это, Вася. У Еремы был потрясающий нюх на сенсацию. Кураж…

Мы помолчали. Трудно говорить о человеке в прошедшем времени.

– Вот что! – решительно сказала Вероника. – Ты была на месте событий, тебе, как говорится, и флаг в руки. Странно это все… – пожала она плечами. – Смерть, предсказанная подружкой… Гадалка на пляже… Река мертвых… Мистикой отдает. А мистика, сама знаешь, дело темное…

– Хорошо, Вероника, – согласилась я, – попробую.

– Действуй, Вася, – благословила Вероника.

Так я получила новое редакционное задание. Не успела допить кофе, на мобильный позвонил Димон. Он уже ждал у подъезда редакции.

После того как я подписалась на журналистское расследование, твердо решила ничего не рассказывать мужу о том, что случилось со мной на Гоа. Мне кажется, мисс Марпл осталась старой девой исключительно потому, что знала – нет такого мужа, который поощрял бы ее рискованное любопытство. Поэтому, когда Димон в очередной раз спросил, как я съездила в Индию, я спокойно рассказала ему о теплом море, смуглых индианках в разноцветных сари, сверкающих самоцветах, душных черных ночах и настырных обезьянах. Он был удовлетворен моим нехитрым повествованием.

Я не сразу начала свое расследование, подождала, пока муж уедет в очередную командировку. Он так редко бывал дома, что эти дни я посвятила только ему. Изредка звонила Алене, узнать, как наши дела. Дела шли как обычно. Сотрудницы и кошки согласно прейскуранту радовали новоселов. Алена готовила кастинг шпионов. Обещала организовать его сразу после Нового года, обычно в это время у нас не бывает срочных дел. Рикемчук меня не беспокоил. Еще не вернулись с Гоа Павел и мать Еремы, поэтому новой информации о его гибели у меня не было, а из той, что была, не давали покоя два взаимоисключающих факта.

Первый – на теле Еремы не обнаружено следов насилия, следовательно, версия о его самоубийстве имела место. Второй – рассказ Вероники, о том, что Ерема всегда старался находить выход из любой безвыходной ситуации. Такое жизнелюбие вроде бы исключало суицид. Я постоянно прокручивала в памяти наши с ним разговоры. С одной стороны, безысходное – «все надоело», с другой – оптимистичное «у меня есть новая идея». Вот это – «с одной», «с другой», как чаши весов не могли обрести равновесия в моих рассуждениях о его загадочной смерти. Неужели в итоге безысходность перетянула?

Я позвонила Алине – подруге-психологу. Понимала, что заочно она не сможет определить: был ли склонен Ерема к суициду, но Алина обладала редким даром подсказывать неожиданные решения.

Мы встретились в небольшом кафе на Никитской. Алина любила эти крохотные городские оазисы, как она их называла. И правда, в комнатке на пять столиков с небольшим баром было зелено, чисто, уютно, пахло свежесмолотым кофе и сдобой. Каждый столик отделен от другого декоративным деревцем, что создавало доверительную интимность. Впрочем, в этот ранний час мы и так были одни. Нам быстро принесли кофе и мороженое.

– Как ты? – оглядела я подругу – красивую, сдержанную, чуть усталую…

– Работаю… – улыбнулась она, слегка отхлебнув из чашки. И я поняла, что в ее жизни ничего не изменилось.

– А ты загорела, Вася… – одобрила меня Алина, пробуя ложечкой шоколадный шарик, – тебе идет…

– На Гоа отдыхала. – Я протянула ей сакральное индийское серебряное колечко «наваратна» с девятью разными самоцветами:

– Это тебе, на счастье.

– Спасибо, – примерила она нарядный перстень. – Как отдохнула?

– Плохо…

– Что случилось? – Она отставила мороженое.

Я рассказала обо всем, что произошло со мной на Гоа.

– Ты из-за этого решила со мной встретиться? – поняла Алина.

– И из-за этого тоже, – не стала я отрицать, пробуя кофе с корицей.

– Я чем-то могу помочь?

– Понимаешь, Алина, полицейские считают, что смерть Еремы выглядит как самоубийство. Но я видела его в тот вечер. Говорила с ним по телефону буквально за час до гибели. Он собирался ложиться спать, но не вечным же сном. Разве может человек вот так, ни с того ни с сего, покончить с собой?

– Что значит, «ни с того ни с сего»? – переспросила она, снова принимаясь за мороженое.

– Он был здоров. Во всяком случае, на болезни не жаловался. Успешен – известный высокооплачиваемый писатель. Молод – чуть за сорок. Ну и как мужик… в полном порядке. Даже меня пытался соблазнить, – покраснев, призналась я.

– Действительно, легче утопиться… – хмыкнула Алина, прихлебывая кофе.

– Алин, ты поперхнешься, – нахмурилась я. – Я ведь серьезно, он ни на что такое не намекал, даже не оставил прощальной записки.

– Видишь ли, Вася… Ты кофе-то пей, а то остынет. Кто-то очень точно сказал: самоубийцы часто уходят по-английски. Не прощаясь. Суицид подчас является полной неожиданностью. Для близких… Для окружающих… Иногда, для самого человека… Помнишь, у Бунина? В одном его рассказе. Там тоже некий господин утром искупался в море. Потом позавтракал в своей гостинице. Выпил бутылку шампанского, выкурил сигарету. Дословно я запомнила только последнюю строчку: « Возвратясь в свой номер, он лег на диван и выстрелил себе в виски из двух револьверов». [6]И записки, заметь, не оставил. Как ты думаешь, почему?

– Ну кто же будет афишировать подобные желания…

– Бывает, что афишируют. Но это, так называемые демонстративные самоубийцы. Человек жалуется всем, кто готов слушать: жить надоело, все обрыдло… И в итоге, действительно, сводит счеты с жизнью. Но это не наш с тобой случай. Классный здесь кофе, правда?

– Да, – я отхлебнула глоточек эспрессо. – Кофе классный, – и продолжила: – Ерема на жизнь не жаловался. Хотя, как я поняла, он был на распутье – прежнее дело бросил, нового еще не начал. Расстался со своей пассией. Но я повторяю, Лина, он производил впечатление абсолютно нормального человека.

– Вася, я могу рассуждать только умозрительно. Все, о чем ты рассказала, можно повернуть и так, и эдак. Дело в том, что самоубийцы в большинстве случаев не психически больные, а нормальные люди, но оказавшиеся в сложной жизненной ситуации. Или на распутье, как ты сказала. Еремей – писатель, личность сложная, с обостренной реакцией, богатым воображением. То, что для обычного человека пустяк, для него могло вырасти в непереносимую трагедию. Ты говоришь, накануне поездки он расстался со своей девушкой?

– Он так сказал… – кивнула я, зачерпнув вишневое мороженое.

– А не сказал, почему?

– Нет.

– Ну вот, видишь… Чужая душа не просто потемки – тьма беспросветная. Как в захламленном подвале. Сам подчас не ведаешь, обо что споткнешься и что натворишь. Что уж о посторонних говорить. Ты ведь не близко его знала?

– В общем, да…

– Что за новое дело он затеял?

– Он не рассказал, – растерянно ответила я, допивая кофе.

– А почему, несмотря на зловещее предсказание своей девушки, все-таки поехал на Гоа? Что ему стоило выбрать другое место? Мало ли на свете стран приятных для отдыха и лично для него безопасных?

– Не знаю…

– Я так понимаю, Вася, что несмотря на кажущуюся легкость общения, он был не склонен откровенничать. И, кроме того, тебе неизвестно главное.

– Что?

– Что произошло с Еремеем той ночью. Сразу после твоего звонка. Хочешь еще кофе? – отодвинула она свою чашку.

– Нет.

– Тогда пошли. Мне пора.

Как я и предполагала, наша встреча с Алиной ситуацию не прояснила. Но личность Еремы для меня как бы высветилась новой гранью. Он стал казаться мне человеком с двойным дном. Действительно, много хохмил, но мало говорил о важных для него вещах. Эти его постоянные недосказанности… И ключ, который он попросил «если что» передать матери…

Ключ! Как же я про него забыла!

Дома я первым делом бросилась искать ключ, который вручил мне Ерема. Но… ключа не было. Я перетряхнула пляжную сумку, вывернула карманы джинсов и «бермуды». Постиранные вещи еще висели на балконе, значит, ключ, точно, не запутался в носке или в купальнике. Похоже, где-то выронила, растяпа! Утешало одно – Ерема сказал, денег в ячейке нет. Ладно, как-нибудь потом займусь этим. Он вроде бы говорил, что сбербанк где-то неподалеку от его дома. Найду. Напишу заявление о потере ключа. Не горит…