Новый Нечистый из Самого Пекла - Антон Таммсааре

– Каких хлопот и забот? – нетерпеливо спросила Юла. – Скажите, дорогой господин доктор, чтоб я знала.

– Трудно это, матушка, сказать.

– А вы попробуйте – хоть как-нибудь, чтоб только я знала.

– Скажем так: человек верит, что счастье тем полней, чем больше он имеет, не правда ли? Ну, а если бы у каждого мужчины было десять жен, а у каждой жены десять мужей разом – были бы они счастливей, чем с одним мужем или с одной женой?

– Избави меня господи от нескольких мужей. Я и от одного мужа не поспеваю детей рожать.

– Прекрасно. Что же произойдет с вашими мальчуганами, если у них вырастут натуральные рога? Поверьте, матушка, у них на каждом роге повиснет не меньше десятка девушек и женщин, потому что все захотят получить себе в мужья рогатого. Ничто так не пленяет женщин, как рога на мужской голове. Из-за одних только рогов женщины разорвут ваших парией буквально на кусочки.

– Бедные мои детки, – запричитала Юла над своей двойней. – Загубят вас бабы!

– Но есть и другая возможность.

– Какая? – спросила Юла, хватаясь, как утопающий за соломинку.

– Та, что у мальчиков не будет рогов.

– Как же не будет, раз они уже есть?

– Есть или, нет, – вопрос очень сложный.

– Что это значит, господин доктор?

– Я не знаю, как вам объяснить… Ну, попробуем этак: у каждой твари своя душа и…

– И бессмертная, как у нас?

– Этот вопрос оставим пока открытым. Скажем лишь, что у каждой твари своя душа, а у каждой души свои приметы: у хищника – клыки, у орла – когти, у барана – рога. Итак, мы можем заключить, что рога представляют собой баранью душу, не так ли? Между прочим, и у людей имеется душа и разум – у одного больше, у другого меньше. У иного, смотришь, и в черепе не умещается.

– Людская душа ведь в сердце, а не в голове, господин доктор, потому как кровь в сердце, а душа-то – в крови.

– Совершенно правильно, милая матушка, душа – в сердце, а разум – в голове. Но когда разуму в черепе становится тесновато, то он образует кое-где вздутия, словно рога пробиваются. Таким образом возникают рога от разума; и это совсем не то, что настоящие, а просто этакие шишечки. Придется выждать, пока станет известно, что именно окажется у ваших ребят, какие рога – от разума, от интеллекта или настоящие. Сейчас еще нельзя сказать ничего определенного.

– А что станется с мальчиками, если у них рога от разума? Какой смертью они умрут?

– Из-за рогов, возникших от избытка разума, распинают на кресте, подносят кубки с ядом, запросто приканчивают, морят голодом, – и все это не со зла, а от неразумения.

– Послал бы господь бог моим двойняшкам настоящие рога, уж лучше от баб умереть, чем от голода, – разохалась Юла со слезами на глазах.

– Есть еще и третья возможность, – сказал врач.

– Все это так ужасно, что я и слышать ничего больше не хочу, – воспротивилась Юла.

– Сначала выслушайте, а потом решайте: ужасно или нет.

– Хорошо, но, кроме этого, я ничего больше не хочу знать.

– Ладно, – согласился врач. – Третья возможность у ваших ребят такова; у них действительно вырастут настоящие рога, а заодно с рогами настолько окрепнут черепные кости, что бодайся хоть с бараном.

– Господин доктор, это вполне может статься. Ведь отец у них такой сильный, что в рукопашную двух медведей убил, – перебила врача Юла.

– Ну вот, видите, – тем лучше, тем больше надежд. Если ваши парни будут к тому же годами закалять свой твердый череп, или же, изъясняясь вежливо, тренироваться, то они сумеют так бодаться, что оглушат не только какого-нибудь негра, – путешествуя из страны в страну, они смогут заявлять, что готовы биться головами с каким угодно бараном, малым или большим, с рогами или без рогов. И если они действительно будут способны на такое, то имена их запишут на небесах, а на земле им воздвигнут памятники. И девушки в белом украсят те памятники красными розами до самого верха, а старухи прослезятся от умиления. Ноги ваших сыновей станут попирать золото, бессмертие осенит имена их, если даже будут они лишены разума и живой души.

– Как красиво вы говорите, господин доктор! – воскликнула Юла почти что с благоговением. – Если бы это сбылось!

– Будем уповать на господа, чтобы у ребят выросли рога и черепа, как у баранов. Тогда все сбудется.

– Господин доктор, благодаря вам у меня так полегчало на сердце, стало так радостно, что…

– Это самое главное, чтобы было радостно и легко на сердце, – говорил врач, выпроваживая Юлу с ее близнецами.

И домой пришла Юла радостная, с легким сердцем. Но тут она диву далась: день воскресный, а Юрка работает вовсю, хоть рубаху на спине выжми. Хуже всего было то, что Юла никак не могла понять, что это за работа у Юрки. То ли он рассудка лишился, то ли в ее отсутствие случилось что-то такое, о чем Юла не знала.

Ну как еще подумать о человеке, которому ни с того ни с сего взбрело в голову копать ямы – у дома, за домом, в воротах, по обочинам дороги, повсюду.

– Очумел ты, что ли? – спросила Юла у Юрки, продолжавшего ожесточенно рыть землю.

– Чего? – отдувался и кряхтел Юрка.

– Я спрашиваю: очумел?

– Вроде бы нет.

– Что ты за ямы роешь?

– Дом украшаю.

– Ямами?

– Будет время, деревья посажу.

– А не будет времени?

– Опять завалю землей.

– Чего это тебе вдруг в голову взбрело?

– Так мне в полиции сказали, когда настоящий паспорт выдали.

– А ты и рад стараться.

– При чем тут я? Антс старается.

– У Антса леса за порогом нету.

– И у нас, Антс сказал, лес вырубят.

– Почему?

– Не знаю. Не садили мы – потому.

– Не болтай!

– Ей-ей! Антс зря не скажет.

– А что нам Антс, он с господами свой человек. У его жены и у дочерей вон какие морды – разделаны, что циферблат на стенных часах! Поди угонись за ними! Попробовали они меня поучить: культуры-де ей надо, а у самих горницы – как свинарники.

– Ты свинью не обижай, свинья в своем закуте чистоту соблюдает.

– То-то и оно, у свиньи порядок, а у них только и дела, что свои циферблаты напоказ выставлять: культура у нас, мол, не какая-нибудь, свинячая. А ты, старик, экий дурень! Чем ямы рыть в погожее воскресенье, лучше бы клопов в доме поморил, – дети-то по утрам в волдырях. Подумай, сколько б за день-деньской извел! Смотришь, и с тараканами управился бы…

– Не мужицкое дело – клопов бить; да с моей кожей клопу и не совладать – кишка тонка.

– Ничуть не тонка, да только грязен ты – ужас. Страшно клопу к тебе лезть – стошнит его. Погляди, какая на тебе рубаха, – сопрела вся от пота. Высохнет – словно кора еловая. Попробуй постирать ее! Валек сломала, а не отмыла.

– Все одно: отмывается или нет. Надену ее – опять замарается. Вот когда износится, впору старьевщику отдавать, – тогда стирай: глядишь, миску получше за нее дадут.

– Миску тоже, скажешь, не мыть, пока не разобьется? В миске – все еда, хоть и разная.

– Миску бросай не мывши. Старьевщики битых мисок не собирают.

– Может, и сам ты без мытья обойдешься, пока ног не протянешь?

– Человек что рубаха: мой не мой – все едино опять измарается.

– А сам небось, что затеял – дом приукрашивать, на циферблат глянец наводить! – поиздевалась Юла, прежде чем уйти.

– Вроде бы так, – спокойно ответил Юрка и снова принялся рыть, аж кожа на спине затрещала. Сам он при этом думал: «Да, и циферблат нужен и паспорт – с ними спасешь свою душу, а я спастись хочу».

Вечером, когда Юрка после работы пришел домой и сел на колоду поостыть, к нему подошла Юла. Ребята уже заснули, и у нее нашлась минутка свободного времени.

– Знаешь, старик, что они говорят? – тихо сказала она, хотя подслушивать было некому, так как батрак с батрачкой в тот воскресный вечер куда-то запропастились.

– Кто они? – спросил Юрка.

– Повитуха, фельдшер и доктор.

– Что тебя к ним занесло?

– Все из-за ребят.

– Из-за каких ребят?

– Будто ты впервой слышишь, что у наших парней рога на голове. Все говорят, что это, мол, у нас в роду изъян такой.

– Какой изъян, о чем ты?

– Господи боже! Да о рогах! Рога у мальчишек – дошло, наконец?

– Ну, дошло, а при чем тут изъян, ежели…

– Ежели у детей человеческих рога на голове, да?

– А если дети не от человека?

– Ягнят я, что ли, произвела на свет? Да и ты никакой не рогатый.

– Рогатый.

– Мастер ты околесицу нести, вот что! – напустилась Юла и локтем хватила Юрку меж ребер.

– Почему же околесицу?

– Да что у тебя: рога на голове?

– А ты поищи-ка в волосах.

Юла встала и принялась искать рога. К своему изумлению она обнаружила у Юрки на голове бугорки, чуть побольше, чем у ребят.

– Но ведь ты говорил, что они с той поры, как тебя чем-то по голове ударили.

– Не я говорил, а другие.

– Какие еще другие?

– Знатоки.

– Выходит, никто тебя по голове и не бил?

– В жизни того не бывало.

– Стало быть, это и впрямь рога?

– Рога.

– Не болтай! Ты что – Нечистый, чтобы с рогами ходить?