Горы Маджипура - Роберт Силверберг

Я в этом уверен.

Очертания Коринаама слегка расплылись по краям.

— Мне нужен точный перевод, — настаивал Харпириас. — А иначе… — И он быстро чиркнул себя пальцем по адамову яблоку.

— На самом деле король удивляется, — ответил метаморф, закатывая глаза, — что за народ эти маджипурцы, если ими правит такой женственный король.

— Что?!

— Вы просили точный перевод, принц.

— Да. Знаю. Но что означает — «женственный»? Он ведь имеет в виду меня, а не настоящего лорда Амбинола, правда? Какие у него могут быть причины полагать…

— Думаю, — осторожно пояснил метаморф, — что он имеет в виду ваш отказ от его дочери в ночь после пира.

— А-а! Конечно. Скажи ему… сперва скажи ему, что я не король Маджипура, а только посол короля. Затем поблагодари его за то, что он был настолько добр и прислал свою красавицу-дочь навестить меня в ту ночь. А потом объясни ему, что я ни в коем случае не женственный, как он сможет убедиться, если возьмет меня с собой на охоту в королевский заповедник. И скажи ему также о данном мною обете воздержания, который ради блага моей души на время лишает меня женских объятий.

Коринаам коротко сказал что-то королю — слишком коротко, подумал Харпириас, учитывая все, что он поручил ему передать. Тойкелла снова рассмеялся, еще громче, чем прежде, и произнес в ответ быструю и категорично звучащую фразу.

— Ну? — спросил Харпириас.

— Король говорит, что, как он считает, хорошо бы вам освободиться от такого глупого и наносящего вам вред обета.

— Могу понять, почему он так думает. Но в настоящее время я намереваюсь продолжать вести жизнь в чистоте телесной. Скажи ему об этом.

Коринаам снова заговорил.

Ответная тирада короля звучала довольно долго.

— Он восхищен вашей решимостью, принц, — перевел Коринаам, — но говорит, что клятва воздержания кажется ему такой же странной, как снег, который падает вверх. Он сам имеет одиннадцать жен и занимается любовью по крайней мере с тремя из них каждую ночь. Более сотни жителей деревни — его дети.

— Мои поздравления по поводу его энергии и также его плодовитости. — Харпириас прищурился. — А как он отреагировал, когда ты сказал ему, что я не корональ?

Снова Коринаам расплылся по краям.

— Этого я ему не сказал, принц.

— Не забывай, что под страхом смерти я приказал тебе точно переводить каждое мое слово, Коринаам.

— Да, я помню об этом, принц. Но как мне заставить вас понять, что я не могу словно между прочим сообщить подобную новость во время беседы о других вещах? Король ожидал личного приезда короналя. Он считает, что вы и есть он. Сказать ему сейчас обратное — значит, погубить все дело до того, как оно началось.

— Коринаам!..

Метаморф поднял руку.

— Еще раз умоляю вас, принц, позвольте мне выбрать подходящее время, чтобы уладить этот вопрос, и не требуйте от меня невозможного…

И перестаньте угрожать, — прибавил Коринаам после короткой паузы.

Харпириас на секунду прикрыл глаза. Важно было как-то взять эти препирательства под свой контроль, или он пропал.

— Скажи королю, — сурово произнес Харпириас, хотя король в этот момент снова начал что-то говорить, — что я сейчас хотел бы обсудить с ним вопрос о заложниках. В частности, я прошу у него разрешения навестить их без дальнейшего отлагательства, чтобы я мог удостовериться в их добром здравии.

— Мой добрый принц…

— Скажи ему.

— Я вас умоляю…

Харпириас снова повторил угрожающий жест — пальцем по горлу.

Коринаам с упреком взглянул на него. Затем повернулся к королю Тойкелле и снова заговорил.

8

Этот спор продолжался довольно долго.

Харпириас напряженно прислушивался, изо всех сил пытаясь запомнить какие-то ключевые слова, чтобы потом узнать их перевод. Метаморф был слишком уж скользким; следует самому хоть немного выучить язык отиноров.

В споре то и дело мелькало новое слово, на слух нечто вроде «гожмар».

Харпириас снова и снова улавливал его. Он надеялся, что по-отинорски это означает «пленники», что в кои-то веки Коринаам выполнил его указание относительно предмета обсуждения. «Гожмар, гожмар, гожмар» — казалось, они целый час перебрасываются этим словом, словно мячом. Наконец метаморф повернулся к Харпириасу и сказал:

— Это было нелегко. Как я вам и говорил, он терпеть не может, когда его торопят. Но он согласился позволить вам их посетить сегодня же после полудня, когда его люди, как обычно, понесут им обед.

— Прекрасно. Где они?

— В ледяной пещере на склоне горы, высоко над северным концом долины.

Он говорит, что подъем туда чрезвычайно труден и требует больших усилий.

— Особенно для такого женоподобного придворного, как я, полагаю.

Сообщи ему, что я с радостью и нетерпением жду возможности немного поразмяться.

— Я уже сообщил, принц.

— Неужели? Как это предусмотрительно с твоей стороны, Коринаам.

Как оказалось, «большие усилия» было слишком слабым выражением для описания подъема на эту гору. Хотя Харпириас был молод и силен, он чувствовал, что готов рухнуть от изнеможения. Неровная тропа пролегала по сумасшедшему серпантину узкого, как лезвие, карниза, медленно и неуклонно вилась вверх по стене ущелья. Угрожающие зазубренные скалы, наполовину скрытые снегом, торчали из тропы через каждые несколько ярдов, грозя неосторожному альпинисту перспективой споткнуться, поскользнуться и рухнуть в бездонную пропасть, которая разверзлась у левого локтя без всякого ограждения. По мере того как они поднимались, воздух становился все холоднее, и мощные порывы ледяного ветра безжалостно хлестали их по лицу. Уродливые птицы с огромными клювами, поднятые из своих гнезд среди скал, вопили прямо над головами непрошеных гостей и хлопали своими широкими, могучими крыльями, пытаясь сбросить пришельцев вниз.

Харпириас не привык терпеть лишения.

Мышцы его ног быстро начали протестовать.

Грудь и живот опоясывала боль. Глаза ломило, ноздри жгло. Но он поставил своей целью скрыть малейшие признаки того, с каким трудом дается ему подъем. Это было испытание, на котором он сам настаивал, и он знал, что должен его выдержать.

Он взял с собой не только Коринаама, но и скандара Эскенацо Марабауда, размеры и сила которого придавали ему уверенности. Их сопровождали пятеро отиноров: верховный жрец и четверо из касты воинов.

Король остался внизу и в свое оправдание спокойно привел такой полный невероятной любви к самому себе довод, что Харпириас невольно восхитился наглостью этого человека.

— Я бы отправился с вами тотчас же, — объяснил Тойкелла. — Но моему народу необходимо, чтобы я всегда был рядом с ним. Мне ни в коем случае нельзя пренебрегать их желаниями.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});