Добронега - Владимир Романовский

Торг одним махом превратился в расширенное вече. Новости обсуждались горячо, предложения выдвигались непрерывно. Стоит ли верить князю? Да. Соединил князь с нами свою судьбу. Что же теперь будет? Не будем платить Киеву. Это хорошо. Не платить всегда лучше, чем платить. Но Владимир может придти с ратью. Да. И что тогда? Будем драться, где живем. Он нас всех в землю вобьет. Не вобьет — мы ему нужны живыми и платящими. В крайнем случае, если не выстоим, будем платить, как раньше.

К Хелье подходили, как к человеку, державшему острие сверда в непосредственной близости от ярославовой шеи. Ему задавали вопросы. Его благодарили. Его хвалили.

К пристани подошла ладья, за ней вторая. Очень соблазнительно выглядели несерьезные швартовы. В оружейной лавке напротив поблескивали клинки. Схватить сверд, перерубить швартовы, и отчалить! По течению! Но всего в пятидесяти шагах грозно покачивались на свинцовой пологой волне Волхова княжеские драккары. Несколько взмахов весел, один крепкий порыв ветра в парус, и киль драккара протаранивает насквозь жалкую купеческую скорлупку.

Захочет ли князь выяснить, кто Хелье на самом деле? Хорошо бы, если так. Тогда бояться нечего. А вдруг не поверит? А вдруг решит, что я и вправду подослан? Что я спьен, либо убийца? А если уже решил?

Ну, если уже решил, то после того, как подосланный падает за борт, в спину ему с драккара летит легкое но прочное копье дружинника.

Глупое какое положение, хорла.

Часа три провел Хелье на торге, слоняясь между лавками и следя, чтобы вокруг было людно. Но солнце клонилось к закату, и постепенно торг начал пустеть. Сперва пекари, а за ними торговцы квасом и пивом, погрузили пустую тару на повозки. Затем торговцы сукном, все еще обсуждая княжеское решение, разошлись по домам, заперев лавки. Тут уж и все остальные начали складывать и прятать утварь.

Хелье шагнул к оружейной лавке.

— Не одолжишь ли сверд до завтра, добрый человек? — спросил он хозяина.

— Я бы и рад, парень, — ответил хозяин, — но у меня очень строгий учет и плохая память. Ежели чего не учту — забуду, и тогда все пойдет прахом. Прости уж.

Хелье повернулся и пошел по протоптанному вдоль реки тракту по направлению к Евлампиеву Крогу. Ждать пришлось недолго. За первым же поворотом ему навстречу вышли четверо ратников.

— Сам пойдешь, — спросил один из них, — или тебя волочь?

Будь теперь июль, Хелье бы попытался — пробежать десять шагов до воды, прыгнуть, и проплыть под водой столько, сколько смог бы, а там — пусть стреляют. Но был март, и был вечер, и было холодно, и помнилась Балтика. Ратники глядели на него, держа в руках ховреги.

— Сам пойду, — с тоской отозвался Хелье.

Кружным путем они привели его в детинец, втолкнули в какую-то пристройку, сарай, возле терема, захлопнули и заперли дверь.

В углу, успел заметить Хелье, было сено. Ощупью он добрался до сена и сел.

Прошел час, затем второй. Взошла луна, лунный свет влился сквозь щели в наружной стене. Хелье нехотя поднялся и без особого энтузиазма исследовал стены, пол, потолок, и дверь. Как он и ожидал, вариантов побега было немного, и все они предполагали наличие у пытающегося бежать какого-нибудь орудия — клина, сверда, ножа, топора. Люди, способные не выпускать тебя из виду в течении целого дня уж позаботятся, чтобы место, где они тебя до поры до времени оставили, было надежным.

Хелье снова сел и стал ждать. Прошел еще час. Наконец дверь отворили.

Вошли двое, один из которых внес зажженный ховрег и тут же воткнул его в стенное крепление. Был он доброго роста и крепкого телосложения мужчина с длинными, вроде бы каштановыми, волосами и мрачным взглядом. Тонкие губы сжались, глаза оставались спокойными.

Второй визитер оказался самим Ярислифом.

— Поговорим? — предложил Ярислиф, останавливаясь посреди помещения.

— Надо бы, — согласился Хелье, вставая.

— Как тебя на самом деле зовут и зачем пожаловал ты в Новгород? — спросил конунг.

— Зовут меня Хелье, конунг. А приехал я по поручению конунга шведского Олофа. Мне нужно говорить с тобою наедине.

Ярислиф склонил голову вправо.

— Плохо, — заметил он. — Лучше сразу скажи всю правду.

— Я говорю правду.

— Нет. Правда то, что ты приехал по поручению, а также, возможно, что тебе нужно видеть меня наедине, и желательно, чтобы в этот момент у меня не было сверда, а у тебя был бы. Поручение дал тебе вовсе не Олоф Шведский, который прислал бы обыкновенного посла с охраной, и зовут тебя вовсе не Хелье, хотя по-шведски ты говоришь чисто.

— Как это — не Хелье?

— Так. Хелье с такой мордой не бывают.

— Что такого в моей морде! — возмутился Хелье.

— Ничего особенного. Не обижайся. Но не шведская у тебя морда. Смоленская. Поэтому думается мне, что послал тебя не Олоф, а кто-то другой. Возможно, женщина. Возможно, очень молодая. Возможно, родовитая.

Хелье был возмущен до глубины души. Он хотел этого разговора, он не собирался врать или скрывать что-либо, он прибыл в Хольмгард, чтобы поговорить с Ярислифом о дочери конунга! Почему ему не верят? При чем тут смоленская морда?

— Как видно, ты не собираешься мне ничего рассказывать, — предположил конунг.

— Собираюсь. Хорошо, не хочешь наедине — не надо. У Олофа есть дочь, зовут ее Ингегерд, ей пятнадцать лет, и Олоф хочет, чтобы ты взял ее в жены.

Ярослав усмехнулся.

— И он послал именно тебя именно об этом мне сообщить?

— Да! Он предпочитает тебя Олафу Норвежскому, который хочет на ней жениться.

— Предпочитает?

— Он предлагает ее тебе.

— Точно мне? Не Папе Римскому?

— Не веришь — не надо! — огрызнулся Хелье, отворачиваясь.

Эка нескладно врет, подумал Ярослав. Молодой какой, совсем мальчик. Ну и стерва сестренка моя. Никого ей не жалко.

— Житник, — обратился он к подручному. — Поговори с человеком наедине. Узнай у него, чего именно добивается сокровище наше Марьюшка. А я покамест пойду полякам грамоту напишу.

Житник кивнул. Ярослав вышел.

— Ну, как дела? — спросил Житник, помолчав.

— Кто такая Марьюшка? — спросил Хелье.

Житник покивал с таким видом, будто ждал именно этого вопроса, и был уверен, что это не вопрос вовсе, а обходной маневр, что Хелье прекрасно известно, кто такая Марьюшка.

— Мы тебя целую неделю ждали, — сообщил он. — Припозднился ты. Планы поменялись. Что с тобой теперь делать — ума не приложу. Взял бы я тебя к себе в службу, но ты так глупо попался, что хуже некуда. И возраст тут твой не при чем, малоумие твое — врожденное.

— Не знаю я никакой Марьюшки, — сказал Хелье, глянув на дверной проем. Между ним и открытой дверью был только Житник. Рискнуть?

Он недооценил Житника. Обманное движение не произвело на последнего никакого впечатления. Уже вдыхая вольный воздух, в двух шагах от проема, Хелье ощутил резкую боль возле плеча. Он вскрикнул. У Житника была стальная хватка. Фаворит Ярослава вернул Хелье на место — перед собой — подержал, посмотрел пойманному в глаза, и нехотя ударил его в скулу.

Хелье упал навзничь. Его подняли, хлестнули по щеке, чтобы в голове было не так мутно, а потом ткнули в живот, и он сразу сел на корточки, ловя воздух широко открытым ртом.

— Куда это ты собрался, не спросясь? — осведомился Житник, возвышаясь над Хелье. — Дурак.

Взяв Хелье за волосы, он поднял его на ноги. Снова боль в верхней части левого бицепса. Житник повел качающегося Хелье вон из пристройки, пересек с ним детинец, подождал, пока дежурный ратник отопрет ворота, и вывел пленника на улицу. Ворота за ними закрылись. Житник, волоча Хелье, проследовал дальше, вниз, к Волхову. Не доходя до вечевой площади, они остановились возле какого-то дома с запертыми ставнями. Луна освещала покосившееся крыльцо.

— Следовало бы тебя утопить в речке, — сообщил Житник, ослабляя хватку. — Но зачем делать одолжение врагам? Они и сами с тобой прекрасно управятся. Далеко ты не уйдешь. Наверняка они где-то здесь, твои люди. Ждут. Эржбета тоже.

Он покачал головой, усмехаясь, повернулся к Хелье спиной, и проследовал обратно к детинцу.

Хелье не знал, что и думать, но был рад неожиданному освобождению. Что теперь? Добраться до Евлампиева Крога, помыться, поесть, и поспать. Кто это меня ждет? Где?

Стараясь держаться в тени стен, Хелье направился к Волхову. Хотелось побежать, но он сдерживался. Хоть бы облако закрыло луну, что ли. На улице было слишком светло, и белая купеческая рубаха выделялась на темно-сером фоне ночных теней.

Услышав топот копыт сзади, Хелье все-таки побежал, но бежать пришлось недолго. Вскоре его обогнали двое всадников с ховрегами и загородили проход, а третий всадник остановился у него за спиной. Двое спешились и, держа коней под узцы, приблизились вплотную, а третий вынул из ножен сверд.