Колыма - Том Смит

— Вполне возможно, что все, кто был причастен к аресту этого человека, теперь подвергаются опасности. Два человека уже убиты. Если мы правы, та же участь может ожидать и патриарха.

Но его слова не произвели на охранников никакого впечатления.

— Мы передадим ему ваше сообщение.

— Нам нужно самим поговорить с ним.

— Из милиции вы или нет, но патриарх запретил нам впускать внутрь кого-либо без его разрешения.

И вдруг наверху поднялась суматоха и раздался чей-то крик. В мгновение ока невозмутимость охранников сменилась паникой. Они бросили свой пост и помчались по ступенькам наверх. Тимур и Лев последовали за ними, вбежав в большой зал, полный детей. Сотрудники столпились у двери, пытаясь открыть ее, но та не поддавалась. Охранники присоединились к общим усилиям, дергая за ручку и выслушивая сбивчивые объяснения:

— Он вошел туда помолиться.

— С новеньким мальчиком.

— Красиков не отвечает.

— Там что-то разбилось.

Лев вмешался в дискуссию:

— Выбивайте дверь.

Все присутствующие повернулись к нему, растерянно переглядываясь.

— И побыстрее!

Самый рослый и мускулистый из охранников отошел на несколько шагов, разогнался и с размаху врезался в дверь плечом. Раздался треск, но та устояла. Он повторил попытку, и на сей раз дверь распахнулась.

Нетерпеливо отшвыривая в стороны острые куски торчащего дерева, Лев и Тимур ворвались в комнату. Их встретил молодой голос, сильный и властный:

— Не двигайтесь!

Охранники замерли на месте — крепкие и разъяренные мужчины, пораженные открывшейся их взорам сценой.

Патриарх стоял на коленях, лицом к ним — побагровевший, с приоткрытым ртом, из которого непристойно вывалился язык. Шею его перехватывала тонкая проволока, конец которой сжимал в руке молодой человек. Кисти его были обмотаны тряпками, чтобы не порезаться. Словно суровый хозяин, держащий непослушную собаку на поводке, он сохранял абсолютное спокойствие и полностью владел ситуацией: стоит ему лишь потянуть сильнее, и проволока либо задушит патриарха, либо перережет ему шею.

Подросток осторожно попятился к окну за спиной, следя, чтобы проволока оставалась туго натянутой и не провисала. Лев растолкал охранников, которые застыли на месте, парализованные осознанием того, что не смогли уберечь патриарха, и выступил вперед. Его и Красикова разделяли метров десять, не больше. Но даже если ему удастся добежать до патриарха, подсунуть пальцы под проволоку он все равно не успеет. Мальчик, очевидно, догадался, о чем он думает, потому что обратился к нему:

— Еще один шаг, и он умрет.

Парень открыл небольшое окно и взобрался на подоконник. Они находились на втором этаже, и прыгать вниз было опасно. Лев спросил:

— Что тебе нужно?

— Чтобы этот человек извинился за то, что предал священников, веривших ему, которых он поклялся защищать.

Юноша говорил так, словно повторял вслух зазубренные наизусть чужие слова. Лев взглянул на патриарха. Наверняка угроза смерти заставит его подчиниться. Мальчик получил приказ вырвать у него извинения. Если это было действительно так, то юноша должен выполнить его, и это давало Льву тень шанса.

— Он извинится. Ослабь проволоку. Дай ему возможность заговорить. Ты ведь пришел сюда за этим.

Патриарх кивнул, показывая, что готов повиноваться. После недолгого раздумья мальчик медленно ослабил проволоку. Красиков с хрипом сделал первый вдох.

В глазах старика блеснуло упрямство, и Лев понял, что совершил ошибку. Собрав остатки сил и брызжа слюной при каждом вздохе, патриарх прохрипел:

— Скажи тем, кто послал тебя… я предам их снова!

Глаза всех, кто находился в комнате, за исключением Красикова, обратились к юноше. Но тот уже исчез, спрыгнув с подоконника.

Под весом тела мальчика проволока натянулась, вздернув патриарха с такой силой, что он буквально взмыл с колен, словно марионетка, которую потянули за веревочку, а потом рухнул навзничь, скользнул по полу и головой разбил маленькое окно. Тело его застряло в оконной раме. Лев прыгнул вперед, хватаясь за проволоку, обмотанную вокруг шеи патриарха, в надежде ослабить натяжение. Но стальная нить глубоко впилась в кожу, перерезав мышцы. Лев ничего не мог сделать.

Выглянув в окно, он увидел мальчишку уже внизу, на улице. Не говоря ни слова, Лев с Тимуром выбежали из комнаты, оставив позади растерянных и беспомощных охранников, промчались по главному залу сквозь толпу детей и бросились вниз. Юноша был ловок и проворен, но еще молод, так что убежать от них ему вряд ли удастся.

Когда они оказались на улице, мальчишки уже нигде не было видно. В обе стороны тянулась прямая дорога, без переулков и поворотов, и покрыть это расстояние за то короткое время, которое им понадобилось для того, чтобы сбежать вниз, парень просто не мог. Лев поспешил к окну, откуда все еще свисала проволока. Обнаружив в снегу следы подростка, он пошел по ним и вскоре наткнулся на люк. Снег с него был сметен. Тимур поднял крышку, и под ней обнаружилась стальная лестница, исчезающая в глубине канализационного коллектора. Мальчишка уже почти добрался до самого дна, ловко перебирая по стальным прутьям обмотанными тряпками руками. Завидев над собой свет, он поднял голову, открывая лицо. Глядя на Льва, он разжал руки, пролетел последний отрезок пути и растворился в темноте.

Лев повернулся к Тимуру:

— Принеси фонарики из машины.

Не дожидаясь возвращения напарника, Лев начал спускаться по лестнице. Поперечины были холодными, как лед, и без перчаток его руки прилипали к металлу. Каждый раз, хватаясь за новую перекладину, он оставлял на прежней клочья кожи. Его перчатки остались в машине, но он не желал прерывать погоню. Система канализации представляла собой лабиринт туннелей, и мальчишка мог скрыться в любом из них: один незамеченный вовремя поворот — и все, его уже не догнать. Стиснув зубы, чтобы не закричать от жгучей боли, он продолжал перехватывать перекладины окровавленными ладонями. Глаза у него слезились, когда он посмотрел вниз, оценивая оставшееся расстояние. Прыгать было еще слишком высоко. Придется спуститься еще на несколько ступенек, прикасаясь к промерзшей стали ободранными до мяса ладонями. Наконец, выпустив из рук очередную перекладину, он с криком полетел в темноту.

Неловко приземлившись на узкий каменный бордюр, скользкий от наледи, Лев едва не свалился в глубокий поток грязной и дурно пахнущей воды. Удержав равновесие, он огляделся — широкий каменный туннель, размерами не уступающий тому, по которому ходят поезда метро. Столб света сверху, из открытого люка, позволял разглядеть лишь землю под ногами и почти ничего больше. Впереди смыкалась густая темнота, в которой на расстоянии метров пятидесяти трепетал блуждающий огонек, похожий на светлячка, — это убегал мальчишка. В руках у него был фонарик; значит, он заранее готовился уходить этим путем.

Пятнышко света исчезло. Парнишка или выключил фонарик, или свернул в другой туннель. Лев не мог последовать за ним в полной темноте, он даже не видел края бордюра, на котором стоял, и потому запрокинул голову к открытому люку, ожидая возвращения Тимура, — и каждая секунда была на вес золота.

— Ну, где ты там?

Вверху, в проеме люка, появилось лицо товарища. Лев крикнул ему:

— Бросай!

Если он не сумеет поймать фонарик, тот ударится о бетонный пол и разобьется, и тогда ему придется ждать, пока вниз не спустится Тимур. А к этому моменту мальчишка наверняка затеряется в лабиринте туннелей. Тимур наверху шагнул в сторону, чтобы не загораживать свет. Он взял фонарик в руку и вытянул ее над люком, расположив его прямо по центру дыры, а затем разжал пальцы.

Лев неотрывно следил взглядом за его падением. Вот фонарик развернулся в воздухе, ударился о стену, перевернулся, зацепил другую, и его движение стало совершенно непредсказуемым. Лев шагнул вперед, поднял руки над головой и схватился за рукоятку ободранными до мяса ладонями. От боли ему захотелось закричать, но он сдержался. Подавляя инстинктивное желание отбросить фонарик в сторону, он щелкнул кнопкой, и лампочка зажглась. Направив луч в ту сторону, где скрылся мальчишка, он высветил бетонный бордюр, протянувшийся вдоль медленно текущего потока нечистот, и двинулся по нему в погоню. В тяжелых ботинках ему было неудобно идти по льду и плесени. Холод приглушил вонь фекалий, но Лев все равно старался дышать открытым ртом, делая частые и неглубокие вдохи.

Там, где исчез мальчишка, бордюр обрывался. Здесь в главный туннель на уровне плеча выходило боковое ответвление — узкое, не шире метра в диаметре, — которое под наклоном опускалось к потоку внизу. Стена была перепачкана экскрементами. Мальчишка, очевидно, вскарабкался в него. Другого выхода не было, и Льву тоже предстояло протиснуться в узкий туннель.

Сначала он положил на край фонарик, потом подпрыгнул и ухватился за скользкие стенки, застонав от боли, когда ободранные в кровь ладони погрузились в грязь и фекалии. Он попытался подтянуться, отчетливо сознавая, что если сорвется, то рухнет в поток внизу. Однако ухватиться в этом новом туннеле было не за что — он вытянул руку, и ладонь его бессильно скользнула по гладкой влажной поверхности. Но тут носок ботинка уперся в какую-то выемку в стене, он подался вверх и втиснулся в узкий лаз, перевернувшись на спину, чтобы стереть с ладоней грязь и нечистоты. В замкнутом пространстве вонь была одуряющей. Льва едва не стошнило. Сдержав приступ рвоты, он включил фонарик и направил его луч в глубь туннеля, а потом пополз вперед на животе, опираясь на локти.