Няня на месяц, или я - студентка меда! (СИ) - Рауэр Регина

Они вообще ни на что не возражают, не бурчат и не спрашивают, они сидят в обнимку в гостиной и смотрят «В мире животных».

Про сафари.

И не шумят, когда я переключаю на футбол.

Футбол они тоже согласны смотреть, и магазин на диване, и криминальную хронику, которую я сама поспешно выключаю.

И, не выдержав, я демонстративно заслоняю плазму и упираю руки в боки.

— Что за тихий бунт на корабле, монстры?

— Ничего, — они отвечают хором и вяло.

И желание еще раз проверить температуру у меня возникает само, и вопрос чего болит я задвигаю подальше.

— Тогда что происходит?

Суслики вздыхают и переглядываются, чтобы снова вздохнуть и также хором ответить:

— Ничего.

И их механическое «ничего» меня добивает. Хватит, в душу лезьте и пытаться выяснить я не собираюсь, но и страдать весь день тоже не выход.

Обойдутся.

Я за кипишь и веселье, поэтому плюхаюсь между ними на диван и складываю руки на груди, чтобы мрачно возвестить:

— Отлично, раз у всех сегодня ничего, то поход в Град отменяется. Будем сидеть и страдать. Разрешаю даже рыдать навзрыд, только дайте я спасательный жилет надену и лодку куплю.

Информацию они переваривают с минуту, а потом Ян пихает меня в бок и недоверчиво переспрашивает:

— Ты хотела повести нас в Град?

— Ага, — врать, не краснея, я научилась давно, поэтому на заискрившийся в глазах восторг я отвечаю кристально честным взглядом.

— А Кирилл не будет против? — Яна хмурится, но у нее глаза тоже загораются.

Про ФантазиюГрад они невзначай — чисто случайно по сто раз на дню — жужжали уже дня три.

— Не будет, мы ему напишем, — я фыркаю и достаю телефон, — и позовем с собой Эля.

Я им подмигиваю, а суслики переглядываются и улыбаются.

Предвкушающе-довольно.

Эль, как оказалось, из всех моих им понравился больше всех. И, узнав это, я долго смеялась, а потом под протестующие матерные вопли самого Эля, вспомнив «Усатого няня», переименовывала его в Кешу.

Сейчас новоявленный Кеша отвечает сонным голосом, посылает далеко и надолго, но в Град соглашается и через час там быть обещает.

ФантазияГрад, пожалуй, предел мечтаний всех спиногрызов с трех и до четырнадцати. Там есть все, на любой вкус, цвет и желание. Горки, батуты, скалодромы, всевозможные лабиринты, комнаты ужаса, смеха, кривизны, салон красоты (здравствуй, аквагрим!), дом мод, канатная дорога, тысяча и один модулятор, кафешки и… я закончила перечислять первый из четырех листов брошюры.

Признаю, мечтают там побывать не только дети.

Я, например, тоже.

Эль, судя по минимум мата в его обычно богатой нецензурной речи, тоже не прочь. И он даже улыбается при виде нас, излучает благодушие и дурачится с сусликами, которые бегут к нему навстречу.

— Даха, я согласился на эти муки только из любви к тебе, — пафосно и нарочито громко объявляет Эль, подходя с сусликами ко мне, и довольно лыбится, ибо многочисленные посетители в очереди начинают на нас смотреть.

— А о любви ко мне ты вспомнил, когда я вспомнила, что ты должен мне желание? — я его любовью не проникаюсь и бесчувственно хмыкаю, протягивая купленные билеты охраннику.

- Да я и без этого согласился бы, да, Янка? — Эль хулигански подмигивает ей и лихо под восторженный визг усаживает себе на шею. — Цени, единственная женщина, которой я дал сесть себе на шею.

Яна соглашается ценить, а Ян презрительно фыркает и сразу тянет меня в лабиринт страха, уверяя, что бояться не будет и что со мной его точно пустят, но, если спросят про возраст, лучше говорить семь.

Или восемь.

Лаврову после длительных уговоров я таки скидываю фотки, ибо суслики хотят похвастаться аквагримом, костюмами средневековых рыцаря и принцессы, хвостом русалки, гримасами из дома вверх дном, тюремными робами из квеста, обнимашками с неопознанным нами чудовищем, топором в голове Яна, перемазанными в шоколаде рожицами, поверженным Элем в роле дракона, батутным трехэтажным лабиринтом с горками и шарами, из которых мы два часа не могли выловить монстров.

И еще тем, и еще другим.

Фоток на моем айфоне за день набирается больше четырехсот, и все четыреста отправлять Лаврову я отказываюсь наотрез.

Сходимся мы на пятидесяти, самых крутых.

И отправляя только самые-самые, я тоскливо думаю какую самую-самую характеристику даст мне Кирилл Александрович, когда такое количество счастья свалится ему во время конференции.

Он, определенно, будет рад.

И я готова дописать, что это не я, меня заставили, когда на экране всплывает имя Лёньки, которого с утра на волне раздражения я мстительно переименовала в клеврета Фрекен Бок.

Отвечать или не отвечать я раздумываю с минуту, но под вопросительным взглядом Эля и удивленным сусликов, которые перестают спорить дом мод или кёрлинг дальше, отвечаю и отхожу в сторону.

Узнаю, что ночевать сегодня Лёнька домой не приедет, ибо на фирме аврал, в три ночи прилетают сербы и они сразу хотят ехать на завод в область, в общем мотаться домой нет смысла. А мне волноваться, поелику Зинаида Андреевна приготовила чистый костюм и с водителем отправила, не забыв положить и обед, а мне эта замечательная женщина сейчас готовит ужин, заботливо написав инструкцию как что разогревать.

И еще Фрекен Бок приносит извинения за джинсы — она хотела как лучше — выражает надежду, что мы все же подружимся, и даже, чтобы не мешать мне, уходит сегодня домой.

Хотя обычно — на неделе — ночевать она остаётся у Лёньки, и комната своя у нее есть. Об этом мне сообщили во вторник утром, когда стакан с соком выпал у меня из рук от ее арктического «доброе утро» за спиной.

Наверное, следовало почаще ночевать у Лёни на рабочей неделе, а то я жила с уверенностью, что Фрекен Бок явление приходящее и редкое, а дальняя комната, как и другие две, гостевые.

Ошиблась.

— Данька, — Лёня вздыхает под конец разговора, — ты б как-то помягче, что ли. Зинаида Андреевна же заботится о тебе, всегда все для тебя, старается, а ты…

А я — бессовестная дрянь.

И истеричка.

— Ладно, — согласиться я себе заставлю сквозь душевный скрежет, ибо ругаться не хочется, да и бесполезно, в домработнице Лёнька души не чает, — постараюсь.

— Спасибо, я знал, что ты поймешь.

Лёня выдыхает, отключается, а я оборачиваюсь на возглас Эля и вижу, что он стремительно идет ко мне с перекошенным лицом.

И без монстров.

— Где суслики? Эль? — рука с телефоном опускается сама, и я шагаю к нему.

— Не знаю, — Эль заковыристо матерится и оглядывается, — мы на льва смотрели, у них там шоу на минус первом уровне. Циркачи выступают. Даха, я даже не понял, когда они и как…

— Надо Лаврову звонить, и по связи объявлять. Я звоню, а ты к охране, — я тоже оглядываюсь.

И теряюсь.

Четыре этажа, запредельная площадь и тысяча посетителей.

Где они могут быть?!

И… это похоже на детство, когда ты потерялся в магазине, а вокруг толпы людей и совсем чужой и огромный мир. И чувство собственной беспомощности, ничтожества накатывает враз…

— Эль… — я растерянно смотрю на него.

Я никогда не теряла детей.

Никого никогда не теряла.

— Даха, без паники, — не церемонясь, он встряхивает меня за плечи, — мой кореш — хладнокровная сучка, а не дура истеричная, помнишь?

— Угу.

Как меня обозвали на практике летом, я прекрасно помню.

Напоминать излишне, но Элю плевать, и он снова встряхивает и жестко отчитывает:

— Ну а если помнишь, то шары на место вернула, и пошли искать. И Красавчику нашему звонить не смей, иначе он нас обоих укокошит. Сначала сами, я к охране и на минус первый, а ты на третий. Въезжаешь?

Пощечина получается обидной, но… необходимой.

И я киваю, потирая щеку.

И следующие сорок минут худшие в моей жизни, я пристаю к прохожим, ругаюсь со смотрителями аттракционов, которые уверяют, что взрослым на батуты не положено и детей там без билетов быть не может.