Приговорённый умирает в пять - Станислас-Андре Стееман

— После чего вы снова с ней переспали?

— Нет, даю слово! Она этого не хотела…

— Тогда как вы, конечно, к этому стремились?

— О Господи, мэтр. Да тут как ни ответь — вы все равно обидитесь.

— И вы продолжали за ней ухаживать?

— Я… я продолжал питать к ней глубокую привязанность.

— Более глубокую, чем к своей жене?

— Ну, это было не одно и то же…

— Вы, разумеется, раньше меня узнали, что она спит с Лазарем?

— Д-да.

— И возненавидели ее?

— Н-нет, я… я пытался воззвать к ее благоразумию, всячески убеждал в том, что этот тип недостоин ее, но…

— Но?..

— Он словно околдовал ее.

— Дото знает, что вы с Дианой..?

— Боже мой, конечно нет! — Билли посмотрел на адвоката так пристально, словно обнаружил перед собой совершенно незнакомое лицо. — Надеюсь, вы не скажете ей? Она способна на все…

— Нет, — заверил его Лежанвье. — Молите Бога, чтобы она не подслушивала под дверью.

«Как всё сразу становится ясно, когда узнаёшь, что ты рогоносец… Все недомолвки, намеки, недоразумения… И тебе уже недостаточно задаваться вопросом, сколько раз это было, ты начинаешь подозревать своих лучших друзей… Может, и Меран тоже, кто знает? И Арну, и Соваж? Стоит только подумать об этом, как все мужчины, которые вращаются в сфере притяжения одной и той же красивой женщины, образуют большую семью, подобно тем крохотным птичкам, которые пьют нектар из одного и того же цветка…

Но сегодня все это уже не имеет никакого значения. Главное — не дать отвлечь себя от цели».

— Вы знали, что в день убийства Лазарь с Дианой должны были встретиться?

— Нет. Откуда, по-вашему…

— Давайте вспомним показания Лазаря на процессе. У них было назначено свидание в загородном ресторане неподалеку от «Вязов», в «Ивняке». Лазарь напрасно прождал там Диану до вечера.

— Это он так говорит!

— Нет, — заявил Лежанвье, сжигая свои корабли. — Я собственными глазами видел записку, бесспорно написанную рукой Дианы, где она назначала время: четыре часа. Записку, которую я уничтожил, как…

— Как что? — живо заинтересовался Билли.

— Как уничтожил или сфальсифицировал другие улики, — безмятежно закончил Лежанвье. — Говорящие в пользу Лазаря.

Билли утер ладонью взмокший лоб. Быть может, правильнее было бы все отрицать, до конца стоять на том, что между ним и Дианой никогда не было никаких иных отношений, кроме дружеских? Нет, раз уж Лежанвье их заподозрил, то он докопается до истины в течение двадцати четырех часов… Но накануне казни и двадцать четыре часа идут в счет!

— Как бы там ни было, а правила игры Лазарю известны! — настаивал Лежанвье. — Если бы он был убийцей, то в первую очередь позаботился бы о том, чтобы обеспечить себе алиби, каким бы шатким оно ни выглядело… Удивительно, что защита не сосредоточила на этом внимание, но, в конце концов, Маршан еще сосунок.

— Лазарь не мог предвидеть, что он поссорится с Дианой, что все примет такой плохой оборот! — с горячностью возразил Билли. — Он же не сверхчеловек!

Лежанвье уставился в пол. Не дать отвлечь себя от цели…

— Если Диана не пошла в «Ивняк», как намеревалась, о чем свидетельствует собственноручно написанная ею записка, то, значит, ее задержало в «Вязах» нечто непредвиденное… а в тот день с ней там были только вы! Предположим, вы в очередной раз попытались «воззвать к ее благоразумию» — я пользуюсь вашим собственным выражением. Предположим, для этого вы прибегли к аргументам… силового характера. Предположим, это вам она угрожала своим «Лилипутом» — не для того, чтобы защитить свою честь, а чтобы сохранить за собой свободу вести себя так, как ей нравится. Предположим, вы выстрелили в нее раньше, чем на месте оказался я и Лазарь… Предположим, вы отправились по грибы уже после убийства…

Билли, ставший мертвенно-бледным, осушил свой стакан и снова его наполнил.

— Вы забываете одну маленькую деталь, мэтр! Когда раздались эти три выстрела, я находился примерно в полутораста метрах от домика…

— Ничего я не забываю, — ответил Лежанвье. — Дело в том, что эти выстрелы — два, а не три — произвел я…

— Чтобы свершилось правосудие?

— Именно, — отрезал Лежанвье. Он направился к двери, но на пороге обернулся. — И вот что, господин Билли! Зарубите себе на носу: или я сам сдохну послезавтра в пять утра, или правосудие наконец свершится.

IV

— Вам назначено? — осведомилась секретарша, миловидная блондинка, щедро демонстрируя свои чересчур мускулистые ноги.

— Нет.

— В таком случае я сомневаюсь, что мэтр Маршан сможет вас принять.

— Дело не терпит отлагательства. Я все утро безуспешно пытался связаться с ним по телефону.

— Мэтр был в отъезде. Кто вам ответил?

— Какая разница? Некая госпожа Марси или Мерсье…

— Моя коллега. — Блондинка посмотрела внушительный ежедневник, перебрала несколько лежавших на столе листков. — Я не нахожу никаких следов этих переговоров… Как, вы сказали, вас зовут?

— Лежанвье, — ответил Лежанвье, который уже начинал терять терпение. Он чуть было не добавил: «Великий Лежанвье», но ограничился тем, что пожал плечами. — Присмотритесь ко мне получше, юное создание. Неужели вы меня раньше не видели? Ну что, узнаёте?

— Ну как же… — пробормотала блондинка, явно опасаясь допустить промах. — Войдите, пожалуйста, сюда, в эту маленькую гостиную. Присаживайтесь и подождите немного. Я схожу узнаю, сможет ли мэтр Маршан уделить вам несколько минут.

«Всего год!» — с горечью подумал Лежанвье, оставшись в одиночестве. Хватило года добровольной отставки, чтобы его перестали помнить, чтобы он стал рядовым посетителем, которого просят присесть и подождать. Придвигая к себе стул и грузно на него опускаясь, он вдруг испытал пронзительное ощущение, будто его вычеркнули из списка живых одновременно с Лазарем, приговор которому означал приговор и ему самому.

Дверь в гостиную отворилась.

— Мэтр Маршан примет вас в четыре часа, мэтр Лежанвье… А до тех пор, если у вас есть другие дела…

«Другие дела»!

Стул отлетел в сторону, и адвокат, огромный и бледный, похожий на робота, устрашающе выпрямился.

— Посторонитесь, девушка! Дорогу я знаю.

— Но… но это невозможно! Его ждут еще во многих местах!

— Невозможно, говорите?

— Что такое? — возмутился мэтр Маршан, когда тяжелая дверь распахнулась, пропуская в его кабинет Лежанвье. — Что еще за новости?

Дама зрелого возраста, которой пришлось прервать сетования, из-под поднятой на брови вуалетки уставилась на пришельца с тем же негодованием, но оказалось, что инцидент далеко не исчерпан.

Лежанвье направился прямиком к даме и кратко, но повелительно указал ей на дверь:

— Оставьте нас, мадам, прошу вас. Придете в другой день. Завтра или послезавтра. Для вас время не имеет такой цены. Благодарю вас.

— Это… это неслыханно! — закудахтала дама. — Кто вы такой? Что вам угодно? По какому праву вы осмеливаетесь врываться к нам и… и…

Но Лежанвье не слушал ее, перенеся все внимание на Маршана.

— Я считаю, что Лазарь невиновен. Нам остается всего лишь несколько часов, чтобы добиться отсрочки казни, которая, как вам известно лучше меня, назначена на завтра, на пять утра… В высших интересах вашего клиента соблаговолите отправить эту даму и отложить все ближайшие встречи.

Мэтр Маршан, высокий, худой, с хмурым, недоверчивым выражением лица, по-совиному заморгал глазами под стеклами очков с двойными линзами.

— Послушайте, мэтр!.. Несмотря на все уважение, что я питаю к вам как к старшему…

— Оставьте свое уважение, Маршан, и отпустите своих клиентов. Дорога каждая минута.

Лежанвье, в эту исключительную минуту вновь ставший Великим Лежанвье, изъяснялся с такой властностью, что зрелая дама, оторопев, шмыгнула в дверь, прикрывая лицо сумочкой, как щитом.

— Поторопитесь распорядиться! — не отставал Лежанвье, видя, что Маршан еще колеблется. — Дорога каждая минута.

— Ш-м! — с сомнением хмыкнул адвокат защиты после того, как Лежанвье закончил свое ошеломляющее признание. — Короче говоря, вы признаете себя виновным в лжесвидетельстве, на основании которого мой клиент был приговорен к смертной казни?

— Совершенно верно. Я знал — или, во всяком случае, полагал, — что Лазарь виновен в одном убийстве, в котором его благодаря мне оправдали. Из элементарного стремления к справедливости я решил, что он должен заплатить за другое, в котором он, кстати, пытался обвинить меня самого. Мысль о том, что совершить это убийство мог кто-то третий — и ускользнуть от правосудия, — пришла мне в голову гораздо позже. Быть может, слишком поздно…

Мэтр Маршан машинально пододвинул своему посетителю коробку гаванских сигар.