Стратегия исхода - Дуглас Рашкофф

— Где вы живете, батюшка?

— Лыжная база «Сосновый гребень». Три километра отсюда.

— Кто-нибудь еще там есть?

— Только я. Накануне днем… до событий… я умудрился сломать ногу. Так неудачно упал, что получил открытый перелом лодыжки. Сам виноват, форму потерял, давно в отпуске не был. Когда отключилась энергия, перестал работать фуникулер, люди начали волноваться…

— Дайте угадаю, — перебил Демьянов. — Они забрали с собой всю еду и ушли?

— Я им предлагал остаться, говорил, что так безопаснее. Не послушались. Больше я их не видел. Надеюсь, им тоже повезло. Я пытался связаться с большой землей, но телефоны так и не заработали. А потом у меня подскочила температура. Две недели я вылеживался, потом сделал себе шину и спустился вниз по самому пологому склону. Спускался долго. Несколько раз падал. Внизу у самого подножья я наткнулся на вертолет. Он протаранил опору ЛЭП, но, по-моему, упал он от взрыва. Какие-то важные шишки… Все были мертвы, включая пилотов, хотя машина и не загорелась. Там я нашел оружие. Отправьте туда своих людей, может, найдете что-то полезное. Я взял только один рюкзак.

Демьянов к этому моменту разглядел, что за ружье у священника — это была итальянская винтовка с оптическим прицелом, которая хорошо смотрелась бы на сафари.

— Потом ко мне пришла собака, — продолжал отец Михаил. — Обожженная, худая. Хотел было пристрелить, но больно глаза умные. Наверно, тоже потеряла всех. Вместе мы сумели выжить. Вот и вся история.

— Понятно. Где был ваш приход?

— В Омске.

— У вас была семья?.. — начал было Демьянов, но осекся. — Ах да, помню. Белому духовенству по статусу положено. Соболезную.

— И я вам, товарищ майор.

— Давно хотел спросить кого-то из вашей конторы, да все не попадались. Скажите, батюшка, может быть вера после всего, что произошло?

— Не просто может. Должна

— Другого ответа и не ждал, — кивнул Демьянов. — Вот и я так же думаю. Вас нам словно ваш начальник послал. У нас много инженеров, но не пока было инженера человеческих душ.

— А вы сами верите в Отца небесного?

— Не очень, — честно признался майор.

— Это плохо. Значит, религия вам нужна как этакая идеология для неграмотных?

— Называйте как хотите. Я готов ухватиться за все, что поможет сплотить людей. Иначе сдохнем.

— Хоть за культ Вуду? — усмехнулся в бороду священник.

— А где вы видите жреца-вудуиста? Что имеем, то используем. Один вопрос у меня, отче. Уже как от человека, а не начальника, — поднял на него глаза Демьянов. — Если Он такой добрый, то как это допустил? Только не надо про свободу воли. Это все равно, что ребенку вручить пистолет и смотреть, что он с ним сделает.

— Вопрос банальный, Сергей Борисович. Отвечу на него так. Вы, атеисты воспринимаете смерть тела как конец всему, как абсолютное зло. А для верующего это переход в иное состояние, причем высшее. Как лед становится водой, а вода паром.

— Так что, мы зря барахтаемся? Надо сразу застрелиться?

— Вовсе нет. Наоборот, жизнь это великий дар, потому что именно здесь на Земле мы сдаем экзамен на аттестат зрелости, так сказать. Знаете, два американских протестантских проповедника написали книжку про то, как всех праведников забрали на небеса, а неправедных оставили на Земле. Тираж был огромный, реклама шумная. Книжка, конечно, так себе, но идея ее верна.

— Я читал, — кивнул Демьянов, окончательно срывая маску тупого солдафона.

— Тогда поймете, о чем я говорю. Судьба тех, кто погиб, уже решена. Мы можем молиться за их души, но они уже не сделают ничего. Господь милосерден, но справедлив. Я не думаю, что найдется место у его престола педофилу или чиновнику-вору, ограбившему сирот и вдов, даже если он сгорел в ядерном огне. А наша судьба еще определяется. Нами. Она зависит от того, как мы пройдем через это великое испытание. В нашей власти стать чище, чем мы были. Или, наоборот.

— Хорошо знаю, что за «наоборот» вы имеете в виду, — кивнул майор, вспомнивший людоедов, бандитов и мародеров. — Ладно, отче, я принимаю вашу аргументацию, хотя взглядов и не разделяю. Добро пожаловать на борт. Вы нам очень понадобитесь.

«В крайнем случае, у нас будет лишний охотник», — цинично подумал Демьянов.

Чем выше они поднимались, тем труднее становилось дышать.

«Каким же разреженным тут должен быть воздух?» — подумал Демьянов, видя перед глазами черных мушек.

Ничего, организм адаптируется, уверял он себя. А через поколение всем вообще будет незаметно. Человек не животное, привыкнет.

В окулярах бинокля проплывавшие мимо вершины казались Гималаями, хотя Демьянов знал, что тут поблизости нет даже тысячников.

— Однозначно, наши потомки сложат об этом легенды, — произнес Демьянов, глядя в бинокль на раскинувшийся в долине город.

— И шли они многие дни, и преодолели многие тяготы, и узрели град, и имя тому граду было Подгорный, — произнес Богданов.

— Аминь. А знаешь, нам пора…

Демьянов вдруг замер на полуслове и дернулся, словно его кольнули иглой.

— Сергей Борисович, что с вами?

— Ничего, я в норме, — голос его вдруг стал слабым и ломким, — Не надо…

Что «не надо» он уже не договорил, лицо его стало похожим на восковую маску.

А потом он вдруг начал заваливаться на бок и упал бы, если бы Богданов не подставил плечо. Владимир сразу понял, что с майором творится что-то неладное.

Лицо Демьянова стремительно делалось мертвенно-серым.

— Маша! — крикнул Владимир, осторожно опуская майора на сидение. — Скорее сюда! Командиру плохо.

Через полчаса Чернышева вышла из палатки, на ходу снимая стетоскоп.

— Как он? — сразу накинулся на нее Богданов. Рядом толпились остальные, кто были оповещены о случившемся. Их было всего шестеро.

— Вроде нормально. Дала валокордин и нитроглицерин. И давление сбила — адельфаном. Порывался встать — я говорю, нельзя. Сейчас поспит. После него хорошо спят. Придумайте повод постоять здесь еще часов восемь. Лучше его не телепать.

— Мне он ничего не рассказывал, что у него проблемы с сердцем, — удивленно произнес Колесников.

— Он никому не рассказывал.

***

Они прибыли. С первого взгляда было ясно, что городок необитаем. Только несколько ворон встречали скитальцев надсадным хриплым карканьем. Да и те скрылись в небе при их приближении.

— Ну, как вам? — вопрос Богданова был адресован всем.

— Клево, — первой ответила Чернышева, выражая общее мнение — Домики уютненькие. Вы как хотите, но я отсюда ни ногой.

Действительно, место было живописным, а сам поселок — ухоженным и благоустроенным. После городских развалин и серых железобетонных коробок, аккуратные двухэтажные домики радовали глаз, выкрашенные в приятные пастельные тона. Казалось, хозяева должны были быть где-то рядом.

Конечно, при ближайшем осмотре обнаружилось, что стекол в окнах нет, и кое-где с крыш совран шифер, но в целом городок выглядел так, словно жители покинули его вчера. А вот людей на первый взгляд не было — ни живых, ни мертвых.

Чернышева быстро пожалела, что напросилась в отряд. Ей казалось, это будет интересно, ей надоело сидеть в душной кабине, к тому же хотелось быть рядом с ним. Но такого она не ожидала.

Они стояли перед двухэтажным коттеджем на окраине городка. Джип на подъездной дорожке, летняя беседка во дворе, гараж на две машины. Жить бы и жить…

— Они там. В подвале, — лицо лейтенанта Павла Ефремова, привыкшего к трупам и смерти, ничего не выражало. — Что это было, я не знаю. Маша, иди сюда, это по твоей части.

— А что сразу Маша? — запротестовала девушка. — Я, блин, не судмедэксперт и не патологоанатом.

— Все тела без видимых повреждений, — поисковик был непреклонен. — А вдруг какая-то инфекция? Биооружие? Черт его знает. Володя, ты согласен?

Богданов кивнул, предложив, правда, вызвать в помощь другого врача.

Чернышева многое бы отдала, чтоб оказаться подальше отсюда, но выглядеть трусихой перед новым парнем не хотелось. Скрепя сердце и собрав нервы в кулак, она спустилась в подвал коттеджа, не забыв надеть маску.

В первые минуты, пока она рассматривала покойников, подсвечивая себе лучом светодиодного фонарика, Маша не могла взять в толк, что тут произошло. Однако, приглядевшись, девушка заметила характерные признаки отравления мышьяком. Кожа на губах и у мужчины, и у женщины, и у двоих детей была угольно-черной и отслаивалась, и глотка тоже почернела настолько, что это было видно снаружи по темному горлу, — они умерли, приняв крысиный яд.

Наверно, они ждали помощи и надеялись на прекращение холодов до последнего, а потом решили закончить с этим затянувшимся кошмаром сами.

Больше она в дома не заходила. Но видела, как ее товарищи выносили из подъездов и частных домов худые, будто высушенные тела людей, похожих на узников Майданека. Здесь ее помощь не требовалась — и так было видно, что они умерли от истощения и голода.