Четыре сестры-королевы - Шерри Джонс

– Я хочу дождаться его решения. На весах честь моей дочери и честь этой новой нареченной невесты.

– Я достаточно долго ждал женитьбы! – Генрих стучит кулаком по столу. – Пока он решит, могут пройти годы.

Король обращает дикий взгляд на Элеонору.

Со своего места поднимается дядя.

– Ваша Милость, у меня есть сведения, которые помогут в этом вопросе. Если вы примете меня наедине.

– Не вижу, какую пользу может принести вмешательство других сторон, – протестует граф.

– Тихо! – орет Генрих. – Я никому из вас не давал слова.

Трясущейся рукой он хватает блюдо перед собой. Элеонора зачарованно смотрит. В кого швырнет – в графа или в дядю? Откинувшись на сиденье, дядя одними губами велит ей: сделай что-нибудь.

Жанна улыбается Генриху, стремясь завлечь его своей статной полногрудой фигурой. Элеонора прикладывает руку к своей, еще плоской груди. Должна ли она вмешаться или это только еще больше взвинтит Генриха? Его глаза задерживаются на Жанне де Понтьё, запретном плоде. Он облизывается. Элеонора наклоняется к нему.

– Мой господин, – шепчет она.

Он отводит глаза от ее соперницы. Элеонора кладет свою руку на его, завладевая вниманием короля.

– Как вы заметили, нашу трапезу прервали. Можем мы поужинать, а потом обсудить этот вопрос?

– Конечно, – соглашается Генрих. Его улыбка подобна выглянувшему из-за туч солнцу. – Принесите столы для графа и его свиты, – велит король. – Мы побеседуем в моих покоях после ужина.

– И мой дядя тоже? – шепчет Элеонора. – Во время своего визита в Париж он встречался с Белой Королевой и провел с ней много времени.

– Мы желаем присутствия архиепископа Валенса, – говорит Генрих. – Нам не терпится услышать ваши новости, сэр.

Элеонора посылает дяде торжествующий взгляд, а он в ответ удовлетворенно ухмыляется, словно только что набил себе брюхо.

Элеонора

Взъерошенные перья

Вестминстер, 1236 год

Перед коронацией она сидит в своих покоях, перелистывая книгу Lancelot du Lac[26], подаренную ей Генрихом накануне, и сочиняя письмо Маргарите о своей поездке в Гластонбери. «Они были в самом деле! Артур, великий король, прогнавший саксонцев и принесший в Англию мир; Круглый Стол и его рыцари; Леди Озера; волшебный меч; мудрый Мерлин; благородная и благочестивая Гиневра – все они были в самом деле, как я и полагала. Монахи говорили о свинцовом кресте с их именами и о костях, похороненных под деревом».

Элеонора не может сдержать возбуждения: наконец это доказано! Но сама она этих артефактов не видела. Монахи перезахоронили их и бдительно стерегут день и ночь от разбойников.

«Генрих обещал сделать в их церкви раку, если мне позволят перенести мощи по особой церемонии, – пишет она. – Он очень щедрый человек, я не могла такого представить. Возможно, со временем я не буду содрогаться от его ласк».

Эту последнюю строчку она вычеркивает. Что знает Маргарита о мужских ласках? Король Людовик молод и красив, не то что Генрих, но мать Людовика не подпускает его к ней. После двух лет брака они так и не вступили в супружеские отношения, шепнула сестра Элеоноре в Париже в прошлом месяце. У Генриха же в постели никаких трудностей. Проблемы только у Элеоноры.

Невыносимо смотреть на него, на его отвисшее веко, на мохнатую грудь, волосатую спину, шею, ноги. Он похож на обезьяну даже в темноте, или особенно в темноте, когда она не видит его нежного взгляда, а только ощущает его волосы, царапающие ее гладкое тело. Когда он целует, колючая борода наполняет ее отвращением. Она понимает, что количество волос не имеет отношения к возрасту, но ничего не может с собой поделать – он для нее старик.

– Госпожа, к вам Его Милость, – говорит Маргарет.

Элеонора переворачивает письмо чистой стороной наверх и встает, чтобы поздороваться с мужем, милым Генрихом, смущенно улыбающимся после проведенной вместе ночи. У него для нее подарок, говорит он и обнимает ее одной рукой.

– Снова подарок? Генрих, это слишком!

За шесть дней после свадьбы он подарил ей пояс с ножнами, усыпанными бриллиантами, и соответствующим кинжалом, отрезы тафты, бархата и тончайший шелк с золотыми нитями, кольцо в форме льва – символ Плантагенетов – с изумрудными глазами, ожерелья, браслеты, чаши и, важнее всего, – книги: свою копию «Великой книги рыцарских романов», псалтирь, часослов, бестиарий, сборник песен из Прованса, золоченый и иллюстрированный яркими красками, не считая прочего серебра и золота.

– Моей королеве – только самое лучшее, – говорит Генрих, когда они входят в зал и она видит верховую лошадь – прекрасную кобылу в серых яблоках, с желтой гривой, под седлом с золотыми стременами. – Сегодня на верховой прогулке королева будет выглядеть великолепно, – говорит он.

Она хлопает кобылу по морде и шепчет ей: «Милая моя». Ах, если бы у Генриха были такие мягкие волосы – или у нее такое мягкое сердце. Он снисходительно улыбается:

– Надеюсь, это слезы радости?

Она кивает и, часто моргая, отворачивается. Ей противна ложь.

Он пытается купить ее расположение. Об украшениях и увеселениях на их брачной церемонии люди в Кентербери будут говорить еще много лет. Ее коронация будет, несомненно, такой же пышной. Она уже видела львов в клетках, танцовщиц в экзотических нарядах и торт, огромный, как дом, и в нем наверняка спрятано что-нибудь невообразимое.

– Моя душа трепещет от желания сделать тебя счастливой, – говорит Генрих, привлекая ее к себе, чтобы поцеловать, и она должна вернуть поцелуй, и со страстью.

– Я счастлива, – отвечает Элеонора, смеясь, и поскорее вытирает губы рукавом. – Так что можете больше не опустошать государственную казну, если это делается только ради моего счастья.

– Ради этого – но есть и другие причины сегодня продолжить представление.

Он помогает ей сесть на лошадь, и она проезжает немного на четвероногой красавице. Граф де Понтьё, говорит король, получил согласие на аудиенцию у папы. Он будет утверждать, что их брак незаконен, и потому Элеонора не является настоящей королевой Англии.

– Понтьё? Я думала, он признал свое поражение. – Она слезает с лошади. – А что Белая Королева? Она не строила козни против него?

– Бланка тоже думала, что он сдался. Но не зря он пользуется репутацией упрямца. – Когда-нибудь им могут понадобиться бароны, пусть подтвердят свое почтение к Элеоноре как королеве. – Я устрою незабываемое зрелище.

* * *

Как будто весь Лондон вышел посмотреть на торжественную процессию. Все нарядились в лучшие одежды с самыми дорогими украшениями. Тысячи людей выстроились на улицах, чтобы поглазеть на триста шестьдесят рыцарей и вельмож на роскошно убранных лошадях, каждый с золотым или серебряным кубком для пира. И на своего короля в пурпурных, зеленых и красных шелках и роскошных мехах, а главное – на Элеонору, которая сидит, выпрямившись, на своей лошади в бледно-розовом платье, в мантии с золотом и горностаями и в сверкающем рубинами ожерелье – еще один подарок Генриха. Она старается не ежиться на январском холоде, хотя никогда еще ей не было так зябко. Уже прошел слух, будто бы граф Норфолк пожаловался, что король сделал их королевой «иностранку». Всего через час после получения короны она забудет про англичан, и вообще она, как (якобы) сказал Норфолк, «почти француженка». Все в этот день должно быть безукоризненно: ведь англичанам, столь часто в прошлом попадавшим под иноземное владычество, претит сама мысль о иностранцах у власти.